Янклович: Ну, понимаешь, какая штука. Наверное, он понимал, как сложно их доставать, и поэтому не просил.
Федотов: Там ситуация была такая: я думаю, что психологически Володе уже надоело доставать, просить. Ведь иногда он просто требовал: «Иди и достань» — а тут не настаивал. А не настаивал, потому что перешел на алкоголь. У него был самый настоящий запойный период… Насколько я знаю, после «Гамлета» Володя ушел в такое пике, что ему было не до наркотиков.
Перевозчиков: То есть алкоголь был заменой наркотиков?
Федотов: Да, так бывает у ребят, которые хотят «сойти с этого дела», им надо уйти в запой.
Перевозчиков: Ну а теперь двадцать четвертое июля. Утром кто был в квартире? Насколько я знаю, в этот день в квартире побывало очень много народу.
Янклович: Значит, я там ночевал…
Федотов: Ты остался ночевать, а я, по-моему, уехал…
Янклович: А потом и я поехал на работу. Да, вспомнил — в эти же дни у Володи была Ира из бассейна, которой он дал какие-то деньги. Ира Шугунова.
Перевозчиков: А Туманов, когда он вернулся из Инты?
Федотов: Я только хорошо помню, что он как-то сказал Володе: «Чем такая твоя жизнь, лучше броситься с балкона». Это было двадцать второго или двадцать третьего, еще Сева Абдулов Володе наговорил.
Янклович: Да нет, это было раньше, я точно помню этот случай. Когда мы с Севой пришли и сказали Володе, что ему осталось жить два месяца, это мы узнали у врачей. Вадим тоже был при этом, но я не думаю, чтобы он мог Володе так резко сказать.
Перевозчиков: Но вернемся в двадцать четвертое.
Федотов: Я приехал в шесть часов вечера, а потом уехал на некоторое время. Вернулся ночью, примерно в час приехал. В квартире остались Володя, Ксения и я. А Валерий Павлович уехал.
Янклович: Двадцать четвертое. Дай-ка вспомнить. Значит, утром я поехал на работу. Да, вспомнил, а вечером приехала Нина Максимовна.
Федотов: Да, значит, ты поехал на работу, а вечером еще была Нина Максимовна. Я взялся за пульс у Володи — и говорю ей: «Да, надо ехать в больницу, «лекарство» привезти ему». Я чувствовал, что дело плохо, и даже договорился в одной больнице.
Прощание с Владимиром Высоцким. Рядом с ним Валерий Янклович, Вадим Туманов, Всеволод Абдулов и Игорь Годяев
Янклович: Да он же сказал мне в этот день: «Валера, я сегодня умру!»
Федотов: Да, он и матери сказал: «Мама, я умру сегодня» — вот это я помню.
Янклович: И еще я помню, что Володя все время рвался из комнаты, и я поставил перед дверью кресло, чтобы он не мог выскочить…
Федотов: Да, он рвался к окну, рвался к двери, рвался к Нисанову, и мы боялись за него… Я как сейчас помню — я через какого-то парня дозвонился до Нины Максимовны и говорю: «Нина Максимовна, ну вот такое состояние, надо привезти наркотик…» Я уже чувствовал, что дело очень серьезное. Я говорю: «Я сейчас поеду в реанимацию и привезу ампулу.» А Нина Максимовна говорит: «Нет, Толя, не надо».
Янклович: Конечно, к тому времени она уже все знала про наркотики.
Федотов: Ну, я послушал Нину Максимовну — мать все-таки. Да еще в таком тоне сказала. И я ее послушал. А до сих пор сожалею, надо было сесть в машину и поехать, я ведь даже с одним парнем в реанимации договорился. Потом я уехал, затормозился у одной «кадры» на Ждановской и звоню оттуда. А Валера мне говорит: «Давай назад, где ты там носишься?!». Ну я в тачку — и быстро приехал назад.
Перевозчиков: Валерий Павлович, а вы уехали часов в двенадцать?
Янклович: Наверное, немного позже — только во втором часу.
Федотов: Валера передал мне его с рук на руки.
Перевозчиков: Но сам Высоцкий наркотиков не просил. Сам решил для себя?
Янклович: Ну что мы будем теперь для него решать? Что мы будем теперь за него домысливать. Марине он обещал, но мог ей позвонить и сказать одно. А поворачивался к нам, клал трубку и говорил совершенно противоположное.
Федотов: Да, были у него такие хитрости.
Перевозчиков: А когда двадцать четвертого приехал Абдулов?
Янклович: Да, Абдулов двадцать четвертого был. Я ведь весь день допытывался у Севы и у матери: «Ну что, будем сдавать в больницу?». Сева сидел в углу комнаты, и я к нему: «Сева, ну ты-то что молчишь? Ты что молчишь?!». Но он ведь тогда был после аварии, немного заторможенный…
Федотов: Все-таки мне надо было тогда… Валера, когда ты уехал, Володя все время стонал, маялся… Ну, думаю, ладно, может быть перебесится, переживет эту ночь, не первый же раз. У меня у самого-то ночь была тяжелая. Надо было самому взять и увести его в реанимацию.
Янклович: Ну что, Толя, теперь об этом говорить: увез — не увез. Сейчас нужно просто вспомнить точно, как это было.
Федотов: Володя почти всю ночь не спал. Он еще немного засадил водочки, я, честно говоря, тоже засадил. И я настолько был уставший, что меня просто валило с ног.
Перевозчиков: После дежурства?
Федотов: Да, после дежурства. А тут я еще на эту Ждановскую к подруге заскочил — слабость страшная, чувствую. Значит, приехал я. Час, два, Володя все маялся. И буквально часа в три он затих, уснул. И я уснул, наверное, часа в три. Так что Володя примерно с трех часов до половины пятого умер. Во сне, наверное, инфаркт и случился. Судя по клинике, это был инфаркт. Острая сердечная недостаточность. Мы так и записали в свидетельстве о смерти: «Умер от острой сердечной недостаточности…». А вообще — от хронического алкоголизма, от абстинентного синдрома.
Перевозчиков: Так все и написали?
Федотов: Нет, в справке о смерти мы написали только: «Умер от острой сердечной недостаточности…»
26 октября 1988 года
Интервью и воспоминания
14 сентября 1979 года на Пятигорской краевой студии телевидения мне посчастливилось записать большое интервью с Владимиром Семеновичем Высоцким.
25 июля 1980 года Высоцкого не стало. Началась его посмертная судьба и то, что я называю «всенародным литературоведением». Самые разные люди собирали и перепечатывали стихи и песни Высоцкого, передавали другу первые статьи о нем…
Я с самого начала начал собирать рассказы о В.В. его друзей и товарищей, коллег по театру, родителей и родственников… Сначала записывал их от руки, потом появился диктофон…
И работа продолжается. В этой книге публикуются воспоминания и интервью разных лет — еще один небольшой вклад в большую биографию Владимира Высоцкого.
Валерий Абрамов
— Вы помните тот момент, когда Высоцкий появился в вашей семье?
— Моя сестра Людмила училась тогда во ВГИКе, и вокруг нее была целая стая ребят — веселых и интересных. В этой компании было много немосквичей — так они просто дневали и ночевали на Беговой. И среди этих ребят появился еще один — человек явно старше, самостоятельнее и мощнее других. Тогда Людмила в Ленинграде снималась в фильме «713-й просит посадку», она прилетала и улетала, и Володя заходил за ней. Когда съемки закончились и они вернулись в Москву — Володя уже зачастил к нам. А ранней весной 1962 года они поженились…
Я не могу сказать, что именно с этого момента я помню Высоцкого, такого не было. Но осталось впечатление человеческой мощи, человеческой энергии… И эта энергия всегда его окружала — это абсолютный факт…
— Вы помните свадьбу?
— Со свадьбой тогда было плохо… Володя в это время еще не был разведен с Изой Жуковой, Людмила — с Игорем Дуэлем. Мы просто их поздравили, поздравили по-домашнему. Сохранилась любительская кинопленка 1962 года. Снимали у нас на даче — Володя еще совсем молодой, Людмила ждет первого ребенка… А вот дальше идут уникальные кадры, снятые самим Высоцким, — мы видим мир его глазами. Свадьба же была в 1966 году.
— Своей квартиры у них никогда не было… Можно ли говорить о бесприютности в их жизни?
— Еще с войны у нашего поколения — в современном понимании этого слова — приюта, или уюта, действительно не было. Это с одной стороны. А с другой — он нам был и не нужен. Мы, жившие в коммуналках, знали другое — чувство коллектива… И крик «наших бьют!» объединял нас гораздо прочнее, чем теперешняя жизнь в отдельных квартирах.
Другой момент. У Володи, как он много раз сам говорил, было две мамы… Все-таки Евгения Степановна на самом деле была ему как мать. Так что, по крайней мере, два дома у Высоцкого были. А когда Людмила взяла его за руку, привела к нам и сказала: «Вот мой муж», — у него появился дом на Беговой. Он туда приходил к себе домой, и к нему относились как к члену семьи…
А потом, когда Нина Максимовна и Володя получили двухкомнатную квартиру на улице Шверника, они довольно долго жили там. В одной комнате жила Нина Максимовна, а в другой Володя с Людмилой и детьми. По тем временам эта квартира была неплохая, был даже встроенный кондиционер. Это был экспериментальный дом в Черемушках, во дворе был фонтан… Позже Людмила с Володей жили на Беговой с детьми без родителей, которые переехали в «Химки» и в «Медведки».
— Вы общались с Высоцким, может быть, в самое интересное время — время его становления, время появления первых песен. А сразу ли вы их оценили?
— Тут очень интересная история. Мы первые песни Высоцкого, конечно, знали — тогда они ходили по Москве в очень плохих магнитофонных записях. Но первое время мы их никак не связывали с Володей. Хотя давно уже были знакомы, давно спорили и обсуждали самые разные вещи. А когда мы услышали, что это Володины песни, то даже постеснялись его об этом спросить. И я втихаря спросил Людмилу: «Вот эти песни, неужели это Володя поет?» — «Конечно, а вы что — не знали?!» Вот каким образом мы узнали, что эти песни поет Высоцкий.
Песни начала 60-х годов не были концертными, они были квартирными, камерными песнями. И манера исполнения была другая, тоже более камерная. Но и