— А какие слова, случаи, события, знакомые вам, вы встречали потом в песнях Высоцкого?
— Все, что он видел, все, что он слышал, все, что он узнавал, — все это есть в его песнях. Многие вещи мы еще не уловили, не выловили — они пока существуют между строк. Например, «Песня про конькобежца…» В первом варианте было так: «пробежал всего полкруга и упал…» — звучит хорошо. Но когда Володя узнал, что самая короткая дистанция — 500 метров — это больше круга, то переделал: «пробежал всего два круга и упал…» Он очень внимательно следил за достоверностью всех деталей, которые попадали в песни.
Повторяю, что он впитывал буквально все. Обычно люди интересуются чем-то одним, а Высоцкий — буквально всем… Наша студенческая группа увлеклась подводным плаванием. И все наши разговоры об аквалангах, о погружениях, об экспедициях Володя слышал. Потом мы организовали клуб подводного плавания «Сарган» и попросили Володю написать песню. Он очень быстро написал — «Нас тянет на дно, как балласты», но песня не получилась. Там все правильно — все термины, все словосочетания, все ситуации — все безукоризненно. Но чего-то человеческого не хватило, и песня практически не исполнялась. Лет через пять Володя написал новый вариант, и, в конце концов, из всего этого получилось «Упрямо я стремлюсь ко дну» — трогает людей гораздо сильнее.
С Людмилой Абрамовой в день свадьбы. 25 июля 1965 года
Повторяю, все, что есть в песнях Высоцкого — было им увидено или услышано, пропущено через себя. Если мы не нашли пока источника, то или мы плохо знаем его песни, или плохо знаем его жизнь. Помните — «Борис Буткеев — Краснодар…», а дальше — «он сибиряк, настырные они…» Почему сибиряк, если из Краснодара? А в первом варианте песни «Сентиментальный боксер» было так: «противник мой — какой кошмар! — проводит апперкот…» — и все было прекрасно. Но потом, на каком-то очередном таганском капустнике, Володя вставил Бориса Буткеева. Буткеев был тогда рабочим сцены, а потом стал актером театра на Таганке, так он действительно из Краснодара. И эта строчка, взятая прямо из жизни, так и осталась в песне.
— Часто ли Высоцкий пел просто так — в доме, в вашей студенческой компании?
— Тогда он практически никогда не отказывался петь — пел и по просьбам, и по заказам, пел в самых разных ситуациях… Мне тогда очень нравилась песня «Вот так оно и есть, словно встарь, словно встарь…» Вот нравилась она мне — и все тут. Помню, я болел, а болею я очень редко, мы жили тогда на Гоголевском бульваре, и Володя пришел меня навестить. Я попросил, и он с удовольствием спел эту песню… А если отказывался, то или горло болело, или уж очень был занят. А так пел всегда.
— А часто болело горло?
— Тогда — нет. Горло было, как говорится, луженое. И запас жизненных сил был еще громадным…
— А как у Людмилы складывалась профессиональная карьера?
— Вопрос этот достаточно сложный. Она — невероятно талантливый человек, от природы ей очень много дано. Людмила прекрасно пишет стихи, Володя не отрицал, что в первых вещах есть ее влияние. Он с ней советовался, они вместе шлифовали какие-то куски. Во ВГИК она поступила легко, хотя конкурс, как всегда, был громадный. Не могу сказать, чтобы она училась без усилий, — Мастер всегда найдет ступеньку, на которую тебе нужно подняться. Тем более что группа Михаила Ромма была очень сильной.
Но актерская карьера у Людмилы не сложилась. Она снялась в «713…», в фильме «Восточный коридор» Минской студии. Потом было несколько телевизионных фильмов: «Не жить мне без тебя, Юсте» и «Комната», где они снова снялись вместе с Володей. Конечно, двое детей… это не способствовало актерской карьере. Кроме того, жизнь с таким мощным лидером всегда сложна…
А потом, ведь их семейная жизнь тогда не сложилась… Людмила очень переживала, когда они разошлись.
— А материальное положение — тут были сложности?
— Нужно учитывать вот что… Актер, если он снимается в кино, то получает деньги раза два в год. Зарабатывает деньги, которые инженеру и не снились… Но бывает так, что недели через две их уже нет. Поэтому актерская жизнь, с этой точки зрения, довольно сложна.
Я не могу сказать, что денег у них вообще не было. Родители, и те и другие, были, в общем, обеспечены и помогали в таком размере, что особых проблем не было. И в первую очередь, чтобы не было проблем у детей, чтобы у детей было все необходимое… Так что нельзя сказать, чтобы они бедствовали.
И то, что Марина Влади подчеркивает в каждом интервью — «подошел плохо одетый молодой человек» — это полуправда. В 60-е годы многие имели по одному костюму — и все считали это нормальным.
А с середины 60-х годов, когда Володя стал регулярно сниматься, стал чаще давать концерты, их материальное положение резко улучшилось, они отремонтировали квартиру, на заказ сделали мебель, она цела и сейчас.
— Среди коллекционеров получил распространение текст, который называется «Кольцо». Он действительно записан со слов Людмилы Абрамовой?
Автор несколько раз встречался с Людмилой в 1981 году. И какие-то ее слова переданы совершенно точно, но очень много придумано, искажены некоторые факты. А главная беда заключается в том, что этот текст распространялся без согласия Людмилы и без согласия автора.
Москва, 1987 год
Артур Макаров
Начнем с этой знаменитой песни «Я взял да и уехал в Магадан, к другу!» — потому что она очень странно появилась… Ведь настал момент, когда Кохановского вообще отлучили от нашей компании (дружеская компания на Большом Каретном. — В.П.). С ним никто не встречался, его вообще не пускали на Большой Каретный. У нас даже термин такой был «Этот человек подослан от Кохановского».
Так что значительное время — целую осень — мы с Ко- хановским не встречались. Он уехал в Магадан нарабатывать себе биографию, и там он издал свою первую книжку стихов. И вдруг Володя — по пьяни — улетел в Магадан. Как-то так получилось, что в это время никого из нас не было в Москве, и Володе совершенно некуда было деваться… Вот он и рванул в Магадан к Кохановскому. Все это было как гром средь ясного неба для всех нас. А Вовчик привез оттуда эту песню. Я говорю: «Вовчик, что же это такое?» — «Да ты знаешь, Арчик, так бывает… Он все-таки друг мой…»
Кохановский вначале жил в районе Бульваров, а потом переехал на улицу Горького. И вот там, на улице Горького, мы всей компанией несколько раз очень сильно гудели.
— А когда вы познакомились с Кохановским?
— Это когда Володя позвонил Кохановскому и сказал: «Игорь, приезжай, привези выпить-закусить и рубашку Артуру».
Я свою порвал в очень сильной драке. А утром я лежал и говорил: «Не встану, пока мне не привезут рубашку…».
И Кохановский приехал с бутылкой водки, с банкой варенья из крыжовника и с рубашкой. Я до сих пор помню эту рубашку — зеленого цвета.
Вот тогда я и познакомился с Кохановским.
— Насколько я знаю, песня Кохановского «Бабье лето» пользовалась популярностью в вашей компании?
— Да, конечно. И впервые я ее услышал не на Большом Каретном, а у Володи Акимова. Мне страшно понравилась эта песня, и я сказал: «Давай по новой». Песня действительно была очень хорошей, хорошей в его исполнении и с его мелодией. А вот когда ее пела какая-то певица с эстрады, с другой мелодией, это было омерзительно, на мой взгляд. Кстати, у Акимова тогда бывала и марокканка, которой эта песня и посвящена.
— И эта песня была некоторое время как бы гимном вашей компании? Кстати, многие люди считают эту песню народной.
— Нет-нет… Это как считают народной песню «Когда с тобой мы встретились, черемуха цвела». А ее написал Андрей Тарковский.
— А вы знали двоюродного брата Высоцкого — Николая, который вернулся из сталинских лагерей?
— Я его видел, по-моему, всего один раз. Так что ничего определенного сказать не могу… А вот двоюродного брата Акимова — Лешку — я знал хорошо. Как я вам уже рассказывал, у нас была первая сборная, вторая сборная, а была еще группа «автоматчиков», которую и возглавлял этот Лешка — здоровый такой парень. Лешка этот был славен тем, что не дал положить себя Кочаряну — не дал побороть себя. Их было трое, они только что вернулись из армии, поэтому их и звали «автоматчиками».
— А «вторая сборная»? Ее состав?
— Высоцкий, Акимов, Свидерский, Кохановский… Всех их я узнал через Володю. Акимов — Акимыч, Высоцкий — Вовчик, Свидерский — Свидерок. Свидерский был очень хороший парень, пока не скурвился. Это же я его вытащил сниматься в картине «Один шанс из тысячи». И вот после съемок мы застряли в Симферополе и плотно загудели в гостинице аэропорта. А Свидерский тогда подружился с Сашей Фадеевым. Этот Саша — гниль, а не человек… И вдруг Свидерский в гостинице мне говорит:
— А сколько ты за сценарий получил?
— Ну сколько получил, столько и получил — все мои. Известно же, сколько за сценарий платят…
— А я знаешь, сколько получаю?! Это вы — элита! У вас с Тарковским здесь зарплата по 250, а у меня 150.
— Аркаша, побойся Бога! Что ты говоришь, ты же сам согласился… Да, ты — уважаемый врач, работаешь в хорошем месте. Но ты же сам захотел в кино. А в кино бабки — маленькие.
— Ну все равно несправедливо.
— Ах, ты так! Ну тогда пойдем, поговорим.
— Ну пойдем.
Когда мы выходили, Халимонов мне говорит:
— Арчик, не надо! Свой же парень.
А я говорю:
— Какой же он свой?!
— Да у тебя же рука одна в гипсе!
А на одной руке у меня был перелом, и Халимон вышел и стоял за углом. А Аркаша ведь здоровый был амбал, играл в регби. Ну мы и разобрались, точнее, я ему наподдавал.
— А вот Хари Швейц — для меня личность загадочная — он ведь тоже снимался в этом фильме?
— Хари Швейц! — лапушка Хари. Я вам могу сказать, как он появился в нашей картине. Когда мы начали снимать «Один шанс из тысячи», в тот день, когда Тарковский сказал всей группе: «Что же это вы ходите как обормоты. Друзья мои, это не годится.» Так вот, в этот день в массовке мы заметили парня — здоровый такой лоб. Хари был дважды мастер спорта — по штанге и по метанию то ли ядра, то ли молота. Тогда он был такой подтянутый, это сейчас Хари — пивная бочка. Последнее время он работал грузчиком в мебельном магазине. И вот Андрей увидел этого колоритного малого и взял его на роль. Ну а потом мы все с ним подружились.