Последний снимок друзей Высоцкого на его даче. Слева направо: стоят: Артур Макаров, Игорь Годяев, Владимир Шехтман, Эдуард Володарский, Константин Мустафиди, Всеволод Абдулов; сидят: Валерий Янклович, Жанна Прохоренко, Фарида Володарская и Вадим Туманов
Я помню, была в то время драка в Ялте, когда мы с Левой Кочаряном канителились с 4 бугаями. Жанна Прохоренко (жена А.С. Макарова. — В.П.) увидела, что нам приходится несладко, побежала в гостиницу, в которой жила съемочная группа: «Ребята, там наши дерутся!». И вот как сейчас помню, Хари Швейц несется по набережной в красном тренировочном костюме. Бежит, швыряя шлепанцы вперед, потом их снова надевая. Я ему говорю: «Хари, зачем ты это делал, ведь все равно босиком бежал?» — «Артур Сергеевич, как можно… Наверняка бы украли…» Он был латыш, степенный такой и аккуратный. Это Хари научил всю нашу компанию есть хорошее сало, запивая его сухим вином. Он говорил: «Конечно, лучше с шампанским, но на него нет денег».
А ему присылали из Латвии сало, и он нас им угощал. И все тогда было вкусно. Да, Хари Швейц — лапушка Хари… Он потом бывал в компании на Большом Каретном.
— Большой Каретный… А бывали у вас «старшие товарищи»?
— Ну, например, отец Толи Утевского, очень крупный юрист. И он заходил к нам, сидел за нашим столом и с интересом слушал наши разговоры.
Заходил и Семен Владимирович, тоже сидел за нашим столом, и было совершенно нормально, когда он как все ходил за водкой.
В нашу компанию приходил реальный космонавт, правда из резерва. Потом его отчислили из отряда космонавтов, но все равно он жил в Звездном городке. И однажды мы идем по улице — Рэвик Бабаджанян, Володя, я и этот парень, — точно помню, что мы проходили площадь Моссовета, шли в кафе «Отдых», которое было тогда прямо за Долгоруким. И вдруг навстречу идут два летуна, этот парень к ним кинулся: знакомьтесь, этот скоро в космос полетит. Потом мы узнали, что это был Андриан Николаев.
— А сколько лет просуществовала компания?
— Вот, говорят, что компания на Большом Каретном просуществовала короткий срок — всего десять лет! Но разве это короткий срок?
— А кто такой Миша-Вася, который часто выручал вас с едой?
— Не только с едой… Миша-Вася — это очень серьезная личность, вот только ни отчества, ни фамилии его я не знаю. Миша-Вася, Аркан Вайнер, Батон, Леха по новой фене, знаменитый Миша Ястреб… Это были очень серьезные ребята. Миша-Вася с Арканом Вайнером — двоюродным братом знаменитых Вайнеров — «держали» мебельный магазин в Кунцево — огромный деревянный магазин, известный всей Москве. Держали вместе некоторое время, а потом разделились. Аркан — Аркадий Маркович — остался в магазине, пока его не арестовали по делу сети магазинов «Океан». А Миша-Вася стал директором гастронома «Правда», потом долгое время был директором знаменитого гастронома на Арбате. Сейчас он уже, наверное, на пенсии. Так что в нашей компании бывали самые разные люди.
Борис Диодоров
С Володей Высоцким мы познакомились так. Я ехал на машине по нашей улице Телевидения. Вижу: стоит парень с гитарой. Предлагаю: «Вас подвезти?» А в машине выясняется, что мы живем рядом — наши дома напротив.
Было время, когда мы общались практически каждый день, и тогда я, конечно, хорошо знал Володю. Он бывал очень разным. Мог быть нежнейшим человеком, а через некоторое время вдруг становился жестоким, а бывал трогательно-заботливым — ну просто до слез.
Физически Володя был невероятно здоров! Он действительно мог не спать ночами. Я уставал, мог задремать, уснуть, он — работал. От него никогда не приходилось слышать: «Я устал». Никогда!
Рядом с нашими домами, через детский сад, жил Гена Шпаликов, с которым чуть позже мы начали общаться. У Высоцкого и Шпаликова, кажется, отдельных дружеских отношений не было, но они часто совпадали в общем кругу.
Вспоминаю, что, когда приехал Хилькевич, это был период «Опасных гастролей», была большая совместная компания. Одно время Гена рисовал — помню, он сделал портрет Людмилы Абрамовой.
Она Володю обожала, формировала его: разыскивала какие-то серьезные книги… А у Володи уже началась неупорядоченная кино-гастрольная жизнь. И рядом с Володей Люся мне представляется глубоко трагическим человеком — во всяком случае, тогда я так считал.
Какое это уже далекое время! Но все было в первый раз — и все было интересно. Тогда Володя просто обожал приходить к друзьям и петь новые песни. Я довольно часто оказывался свидетелем того, как он вечерами сидит в маленькой кухоньке, что-то пишет, а в руках — гитара. Тут же показывал какие-то новые куски, пробовал варианты…
Потом у меня появился магнитофон «Грюндиг», очень хороший по тем временам. Володя часто его брал, записывал свои песни. Это был примерно 1967–1969 год, достаточно ранние записи. Они сохранились.
Детали? Ну, например, я спрашивал про «желтое в тарелке». Володя сказал, что это — консервированные апельсины: на этикетке дольки лежали на тарелке. За чем тогда гонялись приезжие? — За апельсинами.
Володя уже работал в Театре на Таганке, тогда он энергично тащил меня туда — делать декорации. Одно время сам хотел рисовать, но — мне так тогда казалось — это не было серьезным проектом.
С актерами Таганки я общался мало, но знаю, что Валера Золотухин всегда был искренним по отношению к Володе, всегда переживал за него. И, как мне представляется, Валера — человек совестливый. Может быть, он сделал неверный шаг — и вот теперь мучается.
Как-то Володя пришел из театра немного обиженный:
— Ну почему они так? Мне сегодня Алла Демидова говорила, что я своими песнями добиваюсь дешевого успеха, да еще деньги получаю за это.
Помню ругательную статью в «Советской России». Володя ее носил — всем показывал, возмущался!..
И это было время, когда он очень хотел добиться хоть какого-то признания… У меня был старинный пистолет — настоящий «Лепаж». Володя уговорил подарить его одному известному кинорежиссеру-коллекционеру. В очень слабой надежде, что его будут снимать. И хоть бы кто помог ему! Все обещали, но никто ничего не делал.
Вот что еще вспоминается. Володя написал детскую поэму. И мы носили ее в издательство «Детская литература», где я тогда работал художником. Володя показал свою поэму редактору Светлане Николаевне Боярской. Читал он очень здорово! И у всех осталось очень хорошее впечатление. Но дня через три Светлана Николаевна, немного смущаясь, сказала мне, что она прочитала текст — и когда это напечатано, то ей показалось, что поэма гораздо слабее…
…Однажды Володя приходит ко мне очень веселенький.
— Я «развязал»!
— А что ты такой радостный?
— Ты же не знаешь, какой я хороший, когда «развяжу».
Тогда я только слышал от Люси, как тяжело это у него бывало. Мы поехали по друзьям — и началось… Целая неделя! Я старался потихоньку его «выводить»: пивной бар, потом баня. Бесполезно. Через неделю Володя, наконец, говорит:
— Все, завязываю. Вот три бутылки коньяка — по одной в день — и все!
Я поверил. Вечером прихожу к нему — все три бутылки пусты, а Володя в тяжелейшем состоянии. Все это кончилось больницей…
Повторяю, что одно время у нас были достаточно близкие отношения. И вот однажды Володя говорит:
— Как ты посмотришь, если я женюсь на Марине Влади?
Откровенно говоря, я был ошарашен! Ведь для меня (да и для всех) Марина Влади была звезда, «Колдунья»! И я вообще ничего не знал про их отношения.
В общем, Марина появилась. Володя в тот вечер, конечно, пел. Марина его воспринимала совершенно восторженно. Как-то очень по-женски она впитывала каждое слово… И на меня его песни всегда очень действовали. Когда Володя пел, то возникало такое мощное энергетическое воздействие! Честное слово, его хотелось обнимать, целовать и благодарить, благодарить…
Марина им восхищалась тогда. Она все время видела в Володе своего отца, говорила, как Володя похож на него. У отца тоже был трудный путь к успеху. Она вспоминала его слова:
— После «Колдуньи» могу спокойно умереть…
Потом Володя и Марина поженились. Мы вместе ездили искать квартиру. Сразу после свадьбы они снимали квартиру у Капитолины Лазаренко — в Каретном Ряду на третьем этаже. Потом вместе с Мариной мы покупали «кухню». Ездили в деревню Григорчиково, на Пахре: они хотели там приобрести домик. Матвеевское… Я помню, что у них было очень красиво. Марина привезла из Парижа какие-то необыкновенные светильники, шторы. Наверное, это был первый уют в Володиной жизни. Первый домашний уют, но в чужом доме…
Я развелся со своей первой женой — у меня образовалась пропасть времени. Этот отрезок был очень сумбурным, даже иногда дурацким, но очень интересным. Помню несколько вечеров.
Очень симпатичный был вечер, когда Володя и Марина пригласили Тарковского. Они тогда жили на улице Телевидения. Конечно, Володе очень хотелось показать Марине великого режиссера… И были очень хорошие посиделки.
Еще один вечер — в редакции журнала «Советский Союз». Володю пригласил попеть Юрий Королев — фотокорреспондент этого журнала. Был такой маленький концерт в небольшой компании. Володя пришел с Мариной. А потом в столовой был очень яркий момент: Володя ставил бутылку на край стола и говорил:
— Вот смотрите — бутылка сейчас упадет, ударится об пол и сама откроется.
Действительно, так происходило — просто как в цирке. А Юра с Володей позже встречались самостоятельно и, как мне кажется, подружились.
Владимир Высоцкий и Марина Влади в Париже. 1977 год
Мы с Володей не работали вместе. Если бы работали — наверное, многое бы можно было вспомнить. Вспомнить важное для людей. А у нас с ним ничего не было, кроме жизни. Той самой жизни, которая состоит из мелочей.
Например, у Володи появилась новая машина, «Рено- 16». И мы осваивали «Рено-16», а «освоили» двенадцатый таксопарк… Я привез его туда, Володя дал концерт — его вынесли на руках! И на руках же хотели нести на банкет, я еле-еле «отбил». Потом нас там очень хорошо обслуживали.