Владимир Высоцкий в Одессе — страница 18 из 37

«М. Ц. — Как Вы познакомились с Высоцким?

С. Г. — Познакомились в Одессе. Слава Говорухин снимал свой фильм, а я — свой. Говорухин нас с Высоцким и представил друг другу»[124].

Как оказалось, дату знакомства С. Гаспарова с Высоцким можно определить довольно точно. 4 июля Высоцкий, собираясь в Венгрию на съёмки «Бегства мистера Мак-Кинли», писал в Одессу С. Говорухину: «Из Венгрии вернусь 25-го, если не будет путча. А если будет, то 30-го. А там и к тебе»[125].

Итак, 25-го июля 1974 г. Высоцкий вернулся в Москву, а в середине августа улетел в Ужгород на съёмки «Единственной дороги». Таким образом, мы устанавливаем промежуток времени, в который состоялась его поездка в Одессу.

Начинающий режиссёр предложил Высоцкому дать в картину песню. О том, что такое предложение было, хорошо известно. Во всех собраниях сочинений Высоцкого указывается, что песня «Я вышел ростом и лицом…» предлагалась в фильм «Рейс первый, рейс последний», но не вошла. Более никакие детали до сих пор известны не были. Почему же песня не попала в картину?

«С. Г. — Павлёнок был против. Борис Владимирович Павлёнок был заместителем председателя Госкино, и он был категорически против. Мы долго с ним боролись, но ничего не вышло. Я был молодым режиссёром и фактически не имел права голоса.

М. Ц. — А как Вы хотели использовать эту песню в картине? Она должна была ложиться на титры или с ней был связан какой-то эпизод в фильме?

С. Г. — Да нет, какие там титры! В самом фильме, конечно. Там есть эпизод на перевале, где встречаются дальнобойщики, их играли Закариадзе и Плотников. Они разговаривают о том, что у одного из них жена больна раком, и он хочет последние её годы провести рядом с ней. Грузины там у костра поют грузинскую песню, молодые пьют-гуляют, а старики разговаривают о жизни. Потом они прощаются, машина уходит в рейс. За рулём Плотников, рядом с ним сидит стажёр, и вот в это время должна была звучать песня Высоцкого»[126].

Деталь небольшая, но весьма важная для исследователей. Песня хорошо ложилась на канву повествования, но, увы, не режиссёр решал, каким быть его фильму…

«Княжна Мери» (1975 год)

Информация о пробах Высоцкого на роль драгунского капитана в фильме К. Муратовой «Княжна Мери» исходит от одесского киноведа Галины Лазаревой, автора книги «Княжна Мери. Творческий выкидыш» (Ростов-на-Дону, 2010). Как писала газета «Вечерняя Одесса» в номере от 9 ноября 2010 года (Арсеньева Т., «Обыкновенная история, повсеместная и надолго», «Режиссерский сценарий фильма «Княжна Мери» был принят (то есть — одобрен) Главной сценарной редакционной коллегией по художественным фильмам Госкино СССР 14 мая 1975 года. Сроки режиссерской разработки были либерально продлены по 22 мая 1975 года приказом директора Одесской киностудии Геннадия Збандута (а подобные «продления» дорогого стоили во всех смыслах). Фильм был запущен в производство приказом по Одесской киностудии 20 мая 1975 года («приступить к работам подготовительного периода по полнометражному, цветному, широкоэкранному»…), начало работ было намечено на 6 августа. И… этот фильм был закрыт, снят с производства приказом Госкино УССР от 20 августа 1975 года, за подписью и. о. председателя Госкино УССР Д. С. Сиволапа».

…Столько протоколов всевозможных заседаний и обсуждений, отмечает Галина Лазарева, не оставил по себе ни один кинофильм в истории Одесской киностудии. Что же случилось?

«Никто не хотел закрывать картину, — утверждает Галина Яковлевна. — Это была травма для всех. И для Одесской киностудии. И для Киева. И для Москвы. Сергей Герасимов очень поддерживал свою ученицу Киру Муратову». И, тем не менее…

«Нельзя, — настаивает Галина Лазарева, — однозначно относиться к событиям, не учитывая ни среду, ни экономическую и законодательную составляющие. Киностудия находилась на хозрасчете: государство выделяло деньги на определенный фильм, а не на содержание киностудии. В случае провала фильма в прокате, а тем более в случае его непринятия на уровне Госкино либо закрытия в рабочий период, убытки ложились на все съемочные группы и на весь штат киностудии». Но благодаря этому жесткому закону, подчеркивает Г. Я. Лазарева, от кино в СССР получали «сумасшедшие» доходы.

Именно вышеописанного экономического риска убоялись, считает Галина Лазарева, «высокие инстанции». Потому что камнем преткновения режиссерская трактовка «Княжны Мери» сделалась на уровне подбора актеров. Результаты кинопроб дали, судя по отзывам, значительное смещение акцентов режиссерского замысла, некоторые же намеченные на роль исполнители вызвали резкое неприятие сценарно-редакционных коллегий всех уровней.

Впрочем, Высоцкого всё происходящее уже не касалось, поскольку на роль драгунского капитана был утверждён не он, а его друг кинорежиссёр С. Говорухин. Высоцкий часто гостил на его даче в Каролине-Бугаз. Однажды — именно в период подготовки к съёмкам фильма Муратова его встретил в тех местах известный одесский тележурналист Ким Каневский. С ним побеседовала почитательница Высоцкого из Киева Эмма Самойлова, которая передала мне текст этой беседы. В числе прочего там идёт речь и о несостоявщемся фильме, и о предполагаемой роли Высоцкого в нём.

Ким, расскажите, пожалуйста, как Вы «пересеклись» с Владимиром Высоцким и Станиславом Говорухиным?

В те годы я заправлял Клубом Мастеров на чекистском стадионе «Динамо». И сочинял песни для друзей-киношников. Сам немного снимался. Киностудия — в квартале от нас. Директор тогда боролся с «употреблением» — киношники приходили ко мне, в клубе у рояля собиралась яркая компания известных спортсменов, олимпийцев, тренеров, режиссёров, операторов, артистов.

Говорухин тогда ещё не был широко известен — за ним был лишь «День ангела» (любимейший мой фильм, так и не оценённый по достоинству).

В Одессе же, на Одесской киностудии, он познакомился с девушкой, которая стала спутницей его жизни (Галя с 17 лет работала в монтажном цехе).

А дачи моей и говорухинских тёщ на Бугазе были рядом. Но на первую я не был вхож — приезжал, разбивал на берегу палатку, и мне с этой дачи приводили маленького сына. На свидание…

Рядом на подстилке сидели Слава с женой, Владимир Семёнович и Пьер — сын Влади…

А Вы сразу поняли, с кем Вас случайно свела судьба? Каким показался Вам Высоцкий при первой встрече?

…Честно говоря, я далеко не сразу сообразил, что сижу рядом с Владимиром Высоцким. Уж очень он оказался непохожим на привычный по экрану образ. Во всяком случае, в моём представлении это был очень крупный и сильный мужчина, плечистый, с мощной шеей и торсом; балагур, гитарист и… кулачный боец. Ну, такой, каких даже зэки опасаются…

…Я разбивал палатку прямо напротив тёщиной дачи. И сидевшие рядом на подстилке Говорухин с Галей и ещё два незнакомых человека мне немного помогли в этом.

…Мать моего четырёхлетнего сына привела его ко мне «на свидание». Я заметил, что соседи наблюдают за мной и Игорьком, оживлённо беседуя. Видимо, одного из незнакомцев заинтересовала эта ситуация, и Слава, который был в курсе моих дел, комментировал её (слух у меня тогда был поострее). Сына увели обедать, и Говорухин пригласил меня пересесть к ним… Мы начали азартно играть в «дурачка»…

Говорят, первое впечатление — самое верное и неизгладимое… Чем запомнились Вам «незнакомцы»?

Незнакомцы были не по-одесски белокожими. Один — совсем юный, лет шестнадцати, высокий, заметно грассировал и говорил по-русски с акцентом. Другой — невысокого роста (что стало заметно, когда мы все поднялись), с выразительной, выпуклой мускулатурой, худой (рёбра — наружу, как на пособии по анатомии), с длинными — чуть ли не до плеч, волосами. Хмурый и молчаливый. Представился Володей, юношу называл Петькой.

Что-то в голосе его было неуловимо знакомое, хрипловато-баритонистое. Но только оставшись пару раз «в дурачках», я вдруг понял, что это — Высоцкий. А Петька — Пьер, сын Марины. В это лето он поступил в Парижскую консерваторию по классу гитары.

Вскоре стало ясно, что им больше на открытом солнце находиться нельзя. Палатка моя (обычная туристская, брезентовая) перекалилась, и меня тоже увлекли на дачу говорухинской тёщи. Там было относительно прохладно.

На каждом ящике и дверке шкафа, помнится, были наклеены какие-то бумажки с надписями от руки. Видимо — что где лежит. В бутылях и бутылках было много белого, красного и розового сухого вина. Но Высоцкий не пил ни капли. Он вообще, молчал, только несколько вопросов задал мне о сыне и моих встречах с ним — ситуация его немного заинтересовала…

Его тогда просили спеть, но он вежливо твёрдо отказывался…

Не припомните что-нибудь неожиданно весёлое во время этой встречи?

Была одна курьёзная, на мой взгляд, история. Высоцкий с Пьером основательно подгорели на лютом бугазском солнце и к вечеру были марганцевыми. Несказанно страдали. Тогда меня «осеменило» — совершить налёт на кухню тёщиной дачи. Зная, что там все по-деревенски рано ложатся спать, и что на кухне в холодильнике у них завсегда — банка сметаны, я повёл их туда часов в двенадцать ночи.

Они стояли «на шухере», а я свистнул эту банку. Вышли на лиман и вымазали друг друга спасительной сметаной (я тоже «подгорел», но, конечно, не так, как господа москвичи и парижане). Высоцкий уверял — чувствует то же, что и при первом любовном акте (он выразился проще, конечно). Пьер был тоже счастлив. Оба обещали мне этого никогда не забыть и даже не заметили, что стали соучастниками вульгарнейшей «кражи».

Было много всего — интересного, весёлого, неожиданного…

А что всё-таки рассказывали Высоцкий и Говорухин о «Княжне Мери»?

Среди прочего, состоялся и разговор о предстоящем запуске муратовской «Мери». Может быть, я что-то и путаю, но почему-то помнится — Высоцкий говорил о роли Вернера, а Слава — о драгунском капитане. Говорухин считал вопрос решённым и готовился к роли. Высоцкий пробовался тогда на «Арапа Петра Великого»— что-то там не получалось у него с Вернером…