Скульптор от гонорара за проект отказался.
«О вкусах не спорят, есть тысяча мнений» — пришлось испытать этот закон Высоцкому на собственном памятнике.
С. В. Высоцкий, любуясь памятником, выражал беспокойство: «Только бы не позеленел!» Рукавишников не стал его расстраивать – он знал, что со временем «самоварность» пропадет и памятник будет тонироваться, станет благороднее.
А. Штурмин: «Если внимательно на него посмотреть, то видишь, что Высоцкий как бы поднимается из-под земли. Разверзлась земля – и он восстал. Саван, ниспадающий с него, как будто его связывает. Он же и был связан всю жизнь! За спиной у Высоцкого гитара. Под определенным углом зрения она превращается в нимб над головой. И если с этого же ракурса смотреть на конские головы, то они смотрятся как ангельские крылья. Есть точка, с которой все это видно».
Понравился памятник и Е. Евтушенко, усмотревшему в нем поэтические аллегории: «Я считаю, что памятник Высоцкому на Ваганьково – прекрасный. Он хороший, доходчивый. Он, может быть, с точки зрения скульптуры не такой эстетский, но зато он обращен к очень широкой аудитории».
Ю. Ким: «Пришел на Ваганьково, смотрю на памятник. Не нравится. Герой на расстреле. Опутан по рукам и ногам, с непреклонным лицом. Что слышится, когда глядишь?
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»…
Но, помилуйте, какой враг? Какой «Варяг»? Какие путы?
Баловень неслыханной прижизненной славы, предмет всеобщего восторга и поклонения, объездил Европу, пел в США и Канаде, был на Гавайях, первый актер знаменитого театра…
Ну, не издавали при жизни – да так ли уж к этому стремился? Да очень ли от этого страдал? А миллионы километров его записей – это ли не тираж? Ну, конечно, мешались чиновники, где с визой, где с концертом, – но ведь не травля же, не облава, даже не драка, чего там. Не был он мучеником, не был страдальцем, а вот балагуром, клоуном, насмешником – был, что довольно трудно предположить, глядя на памятник. И лицо какое-то слепое. И непреклонность картинная…
Но тут я понял: это бронза воплощает героический миф, народное представление. Ведь и сам Высоцкий всегда хотел быть победителем. В песнях слышно, как хочется ему, как нравится быть сильным, жестким, уверенным, твердо знать, чего хочешь, чего не любишь. Преодолеть все и добиться во что бы то ни стало. Эта интонация у него повторяется, варьируется… кажется, что ему необходимо это постоянно доказывать – себе? Или нам? Значит, не так уж и силен, что ли? Не так уж уверен?
И тут вдруг я еще понял: какую строку, какой исступленный стих хотел сказать скульптор:
Рвусь из сил и из всех сухожилий…
А получилось: врагу не сдается…
Потом вспомнил, что собирались метеорит, чтоб выразить необычность… инопланетность? Какая там инопланетность? Тем более иноземность…
Потом пошел к Есенину, там новый памятник, сахарный какой-то. Сначала подумал: «Уж лучше так: простое внешнее сходство». Но все равно чувство некоторой обиды… “Нет, ребята, все не так…”»
М. Козаков: «В памятнике какая-то литературная безвкусица. Его лицо? Совершенно не его. Ощущение, что над верхней губой – усы. Хотя он и носил когда-то усы, но на памятнике они, по-моему, ни к чему. Но главное не это: памятник, безусловно, вызовет «нужную» реакцию. Доказательством тому – фраза космонавта Жоры Гречко: “Я думал, что этот памятник не разрешат. Смотри-ка, стоит. Здорово!”»
М. Шемякин: «Мне памятник нравится. Можно было бы сделать тот «заумный» памятник – камень, осколок метеорита… Но не нужно забывать, что Володя – поэт народный… Этот памятник – как бы произнесенная речь, без которой не обойтись. Я понимаю, что, может быть, это не шедевр и не совсем то, что хотели бы видеть друзья… Но друзья могут нормально прийти и просто помолчать минуту… Пусть он слишком расшифрован, если можно так сказать… Но ведь он был сделан уже давно… Памятник был сделан в нужный момент, там есть эта закованность… Люди ведь идут – туда приходит поклониться вся Русская земля, поэтому нужен такой образ…»
«Вот уж действительно: все относительно, все, все, все…»
В. ДроботУ памятника
Января двадцать пятого
Здесь толпится народ.
Тащат кони распятого,
А распятый поет.
Ни толпа благодарная,
Ни цветы – ни к чему:
Только дека гитарная
Служит нимбом ему.
Так заведено издавна,
И который уж год
Он на лентах, не изданный,
Не сдаваясь, живет.
А на кладбище встретятся
И кликуша, и тать,
Чтоб к певцу присоседиться,
Ведь ему – не прогнать.
Каждый ищет угодного…
Но когда тяжело,
Из плеча несвободного
Прорастает крыло.
Не Хлопуша, не Гамлет здесь,
Кем мы знали его,
А похож он до крайности
На себя самого.
С обнаженными нервами
Он, представший на Суд…
Кони вожжи повырвали
И несут… И несут…
Новость о том, что на могиле Высоцкого установлен памятник, распространялась по стране через приезжающих в Москву посетителей кладбища. Выходившая тогда на нескольких языках газета «Московские новости» раскупалась в основном студентами для параллельного перевода политических текстов. В одном из ноябрьских номеров 85-го в «Moscow news» была опубликована фотография бронзового Высоцкого, над головой которого вздыбились головы двух «коней привередливых». Подписчики этой газеты в Канаде, США, Египте, ФРГ узнали об открытии памятника Высоцкому незамедлительно. Но сами москвичи, читатели «Московских новостей», заметки «В память о Владимире Высоцком» и фотографии памятника не увидели. Не было на газетной полосе и белого пятна. Вместо памятника Высоцкому красовался на постаменте у павильона «Коневодство» на ВДНХ СССР жеребец по имени Квадрат – родоначальник знаменитой орловской породы.
«Настолько велика была слава Квадрата, – сообщала газета советским читателям, – настолько далеко шагнула она, что решено было воздвигнуть ему памятник и поставить на главной площади страны».
Это было настоящее глумление над именем и памятью Высоцкого. Через три года газета «поумнеет», а может, перестанет бояться окрика «сверху».
М. Влади увидела памятник впервые в январе 1986 года, сказала: «Карлик с гитарой над головой», – и расплакалась…
И. Кобзон: «На открытие памятника она не приехала. Сказала, что он ее не интересует. Зато с удовольствием на правах официальной жены приезжала получать огромные валютные гонорары за издание миллионными тиражами книг Высоцкого, аудио-, видеозаписей и прочего. Во всяком случае, повела себя недостойно жены великого Высоцкого. Так я считаю».
Эстетические разногласия по поводу памятника привели к охлаждению, а затем и к разрыву отношений между Влади и родителями Высоцкого.
Вторая часть конфликта – претензии М. Влади на посмертное захоронение рядом с В. Высоцким. В архиве А. Макарова сохранился такой документ: «В случае моей смерти прошу похоронить меня рядом с моим мужем Владимиром Семеновичем Высоцким. Марина Влади де Полякофф». Однако юридическими владельцами участка земли под захоронение были родители, и на основании их протеста в просьбе Влади решением Моссовета было отказано. М. Влади заявила, что ее лишили права быть похороненной рядом с мужем.
В. Янклович: «Ее не лишили этого права открыто. Родители за ее спиной оформили Володину могилу на себя. Поскольку Марина не гражданка России, они получила справку, что эта земля принадлежит им. И никто с ней не посоветовался, ничего ей не сказал. Вот этим она была просто оскорблена. Марина была уверена, что с точки зрения всех правовых норм – российских, союзных, международных – она, как прямая наследница, имеет право на эту землю. А оказалось, что она – никто. Вот это и было главным оскорблением! После этого она собрала все вещи, ушла и больше никогда не возвращалась в свою квартиру на Малой Грузинской».
Официально Признан. 1986–1988 гг.
Вот после временной заминки
Рок процедил через губу:
«Снять со скуластого табу —
За то что он видал в гробу
Все панихиды и поминки».
1986 год оказался переломным в официальном признании Высоцкого как поэта. Рекой, прорвавшей плотину, хлынули его стихи в печать. Кажется, нет уже ни одного издания, которое не внесло бы свою лепту в воздание посмертных почестей поэту и атеру. Самые высокие оценки его творчества стали появляться не только в газете «Советский спорт» или в журнале «Катера и яхты», но и там, где прежде меньше всего можно было их ожидать, – в журналах «Вопросы философии», «Молодой коммунист», «Новое время», «Октябрь» и прочих – неопровержимое подтверждение нового мышления. В обстановке объявленной Горбачевым гласности стало очевидным, что многообразное творческое наследие Высоцкого – это не только поэтическое явление, но и общекультурное, весьма важное для осмысления процессов, происходивших в российской действительности на протяжении второй половины ХХ века.
А ведь всего шесть-семь лет назад вокруг имени Высоцкого было непроницаемое молчание, когда только личная отвага некоторых редакторов позволяла прочесть что-то о его творчестве, когда множились нелепые домыслы вокруг его жизни и смерти. Но начались подвижки в обществе, и можно смело утверждать: поддержка Высоцкого «снизу» намного опередила признание специалистов и профессионалов и вынудила последних заговорить о творчестве Высоцкого. Теперь можно осознать, какой большой путь прошла страна от шепота к полногласию, от унизительной озабоченности последствиями честности к самой честности…
Однако «процесс пошел» в двух направлениях: восторга почти кликушеского, склонности видеть в этой и в самом деле уникальной фигуре чуть ли не нового мессию и понимания истинного значения Высоцкого как большого поэта, гражданина и патриота, сумевшего с проникновенной силой рассказать о своем времени, поставить вопросы нравственные и социальные.