Владислав Реймонт и его романы «Комедиантка» и «Брожение» — страница 2 из 3

народный рынок купли и продажи.

Но наиболее широкие проблемы не только нравственно-психологического и бытового, но и социально-политического характера писатель ставит в романе «Земля обетованная».

Реймонт одним из первых в польской литературе трезво взглянул на столпов буржуазной цивилизации — дельцов-предпринимателей, королей промышленности, финансистов, спекулянтов, продажных политиков. И если предшествующие писатели и варшавские позитивисты стремились изобразить их добродетельными, гуманными, носителями великих идеалов свободы, равенства, братства, гармонии классов, то Реймонт показал их такими, какими они были в действительности, с их нечистоплотной практикой конкуренции, философией наживы, цинизмом и алчностью.

Перед нами промышленный центр страны — Лодзь, где «в душной, тяжелой атмосфере, среди ядовитых испарений и зловония, из усилий и пота рабочих, доведенных до состояния автоматов, рождалось золото для тех, кто присваивал их труд, мускулы и мозг».

Шумные улицы Лодзи, заводы, фабрики, парки, кабаре, кафе, рестораны, отели — повсюду в этой «земле обетованной» кипит жизнь, полная борьбы, грязных сделок, предательств, убийств. Вместо желанного золотого века здесь восторжествовало царство мошенничества, эксплуатации и разврата. И Реймонт приходит к выводу: современная буржуазная цивилизация не облагораживает, а принижает человека — опустошает его духовно, калечит нравственно и физически, лишая высоких целей и радостей жизни.

Так же разоблачительно пишет Реймонт и о жизни современной ему деревни.

Серыми, мрачными тонами окрашены его новеллы «Смерть» (1891), «Сука» (1892), «Томек Баран» (1894), «На вырубке» (1895), «Справедливо» (1900). Нищета, убожество и разруха деревенской жизни вызывает ропот не только самих героев, но и природы, которая окружает их, как бы принимая участие в переживаниях крестьян. Плохо живется бедным батракам Томеку и Ягустынке («Томек Баран»), пастушку Витеку («Сука»), Ясеку, жизнь которого загублена управляющим («Справедливо»), крестьянину Вавжону и вознице Рафалу («На вырубке»).

Сочувствуя беднейшим слоям крестьянства и батракам, Реймонт одновременно разоблачает паразитические круги общества, кормящиеся за счет крестьян, — правительственных чиновников, торгашей, нищих, урядников, судей, заседателей, писарей, стражников. Как порождение капиталистической системы, они составляют тот мрачный фон, на котором автор показывает систему всеобщего грабежа крестьянства.

Однако все ранние рассказы о жизни деревни явились лишь подготовкой к роману «Мужики», после выхода которого в свет Реймонт был признан классиком польской литературы. В 1924 году Реймонту была присуждена за этот роман Нобелевская премия.

Роман делится на четыре части — «Осень», «Зима», «Весна», «Лето», представляющие собой четыре книги, в каждой из которых рисуется жизнь и труд крестьян в эти времена года.

Автор уделяет значительное внимание не только описанию общественно-политических событий (классовое расслоение крестьянства, борьба крестьян за лес и пастбища, изгнание немецких колонистов, поджог помещичьей усадьбы, борьба за польскую школу), но и показу бытовых явлений крестьянской жизни со всеми ее национальными особенностями.

Разгром революции 1905 года в России вызвал к жизни столыпинскую реакцию. Усилился идейный разброд не только среди русской, но и польской интеллигенции. Реймонт не избежал судьбы многих других писателей. Его творчество постепенно стало утрачивать присущую ему социальную остроту.

Если роман «Мечтатель» (1909–1910) и историческая трилогия «1794 год» (1911–1918) еще имеют познавательную и художественную ценность, то последующие произведения 1918–1924 годов («Осужденная», «За фронтом», «Княжна», «Бунт» и другие) уже откровенно реакционны.

***

К рассказу о трагических судьбах людей искусства в буржуазном обществе писатель обращался уже в ранних своих новеллах «Актриса» (1892), «Франек» (1892) и «Лили» (1895–1898).

Эти рассказы являются как бы прелюдией к «Комедиантке» и «Брожению», в которых писатель уже дает широкую панораму жизни людей искусства — артистов, режиссеров, драматургов — и развенчивает основы буржуазной морали самодовольного бюргерства.

Дилогия «Комедиантка» и «Брожение» во многом автобиографична. В этом отношении любопытно сопоставить стремления и чувства героини этих двух романов Янки Орловской с настроениями и исканиями юноши Реймонта (о них мы знаем по его письмам к друзьям). Все, о чем вспоминал писатель — о тиранстве отца, о серой, скучной жизни в провинциальном местечке, о страстном желании уехать в Варшаву, в «огромный мир», полный соблазнов и неизвестности, о выступлениях в любительском театре, о скитаниях с театральной труппой, об утраченных иллюзиях, — все это характерно и для Янки — гордой, скрытной и страстной натуры.

Янка приезжает в Варшаву и поступает в театр, который кажется ей «греческим храмом». Она уверена, что встретит здесь людей, способных думать и говорить не «о хозяйстве, домашних хлопотах и погоде», а «о прогрессе человечества, идеалах, искусстве, поэзии», — людей, которые «воплощают в себе все движущие мир идеи». Однако постепенно, присматриваясь к актерам, она начинает испытывать к ним неприязнь.

Вместо «жрецов святого искусства» перед Янкой предстали какие-то нравственные уроды — развратные, завистливые, истеричные, с пошлыми чувствами, с отсутствием каких-либо высших жизненных принципов и интересов. Это было обычное для того времени «театральное болото» с его закулисными дрязгами, интригами, сплетнями и пересудами,

И Янка охладела к театру. Она не завоевала широкой известности, не получила ни одной более или менее серьезной роли. Зато она узнала голод, нужду, унижение. Ее борьба не только за славу, высокие цели, но и за человеческое достоинство завершилась полным крахом. Деньги, которые она привезла с собой, кончились. Одиночество толкнуло ее в объятия распутного Владека. Ее подстерегала голодная смерть. Оставалось выбрать единственный путь — найти богатого любовника. Так поступали все. Но Янка была горда. И она принимает яд. Таков финал «Комедиантки».

В романе примечательны еще два персонажа, в той или иной степени являющиеся рупором авторских мыслей. Это режиссер Топольский и драматург Глоговский.

Стремясь создать театр «нового типа», Топольский излагает свой план действий: «Сманиваю лучшие силы, самое большее — человек тридцать… Выбираю пьесы: несколько бытовых и классических — это фундамент и стены моего здания; затем все самые интересные новинки и народные пьесы. Долой оперетту, долой зубоскальство и цирк, пусть будет место только подлинному искусству… Хочу театр, а не балаган, артистов, а не клоунов! Ничего показного на сцене! Единство замысла — мой идеал! Правда на сцене — моя цель!».

Взгляды на искусство драматурга Глоговского перекликаются со взглядами Топольского: «Хочу писать пьесы для людей», а «не для дикарей». Уже в первой его пьесе «Хамы» «салоном и не пахнет»; в ней «можно почувствовать запах поля, леса… крестьянской избы».

Однако какова судьба этих честных, благородных людей, которые поставили перед собой цель служения подлинному искусству?

Янка Орловская как актриса навсегда сошла со сцены; Топольский не создал настоящего театра, о котором мечтал; Глоговский не добился признания и славы. А ведь все они незаурядные таланты. Почему же писатель обрек их на поражение, на горечь разочарования?

Зритель — самодовольный буржуа, обыватель, филистер — оказался сильнее их. Именно он выступает законодателем общественного вкуса, общественной морали, общественного уклада жизни. Раскрыть подлинное лицо филистера — цель второго романа «Брожение».

***

Действие переносится на железнодорожную станцию Буковец. Местечко небольшое, но бойкое. Здесь господствуют те же законы, понятия, нравы, обычаи, что и в крупных центрах страны.

Социальный состав местного общества весьма пестрый: предприниматели, коммерсанты, купцы, спекулянты, торговцы, ремесленники, рабочие, служащие, помещики, крестьяне, батраки, слуги. Не все они очерчены писателем одинаково ярко. Одни (Орловский, Залеский и его жена, Сверкоский, Бабинский, Осецкая, Ядя Витовская и ее брат, семья Гжесикевича) показаны разносторонне — в быту, труде и семейных взаимоотношениях; другие (Карась, Волинские, Стабровские, Рутовский и многие другие) раскрыты попутно, бегло, в отдельных эпизодах, позволяющих Реймонту создать яркий фон жизни обывательского муравейника — всех этих «кретинов, глупцов, гусынь, пьяниц, сплетниц, домашних наседок», «душ мелких и пустых», «погрязших в болоте растительного прозябания».

Но множество персонажей не сливается в однообразную массу. И главные и второстепенные герои имеют свое лицо, свой характер, свои индивидуальные особенности — отличительный внешний портрет, жест, голос, специфику речи, своеобразные психологические черты.

Особое место занимают в романе персонажи, которые в какой-то степени связаны (в настоящем или прошлом) с деревней: крестьянский вопрос в то время был предметом горячих дискуссий.

В октябре 1886 года в Варшаве начал выходить литературно-художественный и общественно-политический журнал «Голос» под редакцией Яна Потоцкого — одного из будущих лидеров националистической партии эндеков. С первых же номеров журнал развернул широкую кампанию так называемого «хлопоманства» (народолюбия).

Журнал утверждал: «Основа нации — крестьяне». У крестьян своя религия, мораль, наука, культура. Все это, по мнению журнала, должно было привести польский народ к новым формам общественной жизни.

Но для «Голоса» крестьянство — единая, сплоченная масса. Его авторы отказывались понимать, что развитие капиталистических отношений проникало в деревню и привело к расслоению крестьянства.

К началу девяностых годов, когда Реймонт выступил как писатель, идейные позиции «Голоса» не только не изменились, но приобрели отчетливую националистическую окраску. В том же направлении развивались и другие журналы польской буржуазии.