А эту книжечку в мягкой обложке я приобрел в Москве. Называется она «Смерть императора Николая II». Издана во Владивостоке в 1921 г. Её автор – Генерального штаба полковник Н.В. Колесников, действительный член Русского военно-исторического общества и Общества истории, археологии и этнографии при Казанском университете.
Книга снабжена правками по тексту, сделанными красными чернилами, вероятно, еще автором. Особенно поразила меня одна: через всю страницу размашистым твердым почерком начертано: «Постановка мною запрещена» – и зачеркнут целый абзац об условиях постановки пьесы. Есть еще приписка о том, что трагедия переведена на французский, японский и китайский языки.
Я прочитал трагедию от корки до корки. Впечатление конечно же тягостное. Пьеса написана в стихах, в ней 45 действующих лиц и множество статистов. В предисловии автор приводит слова Наполеона «Нельзя создавать республик из старых монархий» и заключает, что это более всего приложимо к России.
Еще одну раритетную книгу, изданную в Санкт-Петербурге в 1800 г., мне посчастливилось выклянчить у одного моего знакомого, который попросил не называть своего имени. Книга посвящена «путешествию в южной половине земного шара и вокруг него английскими королевскими судами «Резолюцией» и «Адвентюром» под командованием капитана Иакова Кука».
Она оказалась дорога вдвойне еще и тем, что принадлежала библиотеке Собрания приказчиков во Владивостоке, то есть Пушкинскому театру. Об этом свидетельствует табличка, приклеенная на обороте обложки. Для достоверности её текст я приведу полностью: «Автор Маков Кук, том 1, отдел – народный, время поступления – 26 мая 1910 г., инвентарный номер 31709/829, цена в переплете 85 руб.» Но самое интересное заключено в примечании: «К читателю! Обращайтесь с книгой бережно. Она служит многим, а не Вам одному. Ничего не пишите на книге и не подчеркивайте слова. Не загибайте углы у страниц. Не перелистывайте страниц грязными и мокрыми руками, так как это негигиенично».
И с этим я согласен полностью.
После короткой командировки в Красноярск, где я выступал с годовым отчетом о деятельности нашего Научно-образовательного центра перед Сибирским отделением Российской академии образования, я разбирал накопившуюся за это время корреспонденцию и обратил внимание на письмо, адресованное мне лично.
Вскрыв конверт без обратного адреса, а только с фамилией и инициалами адресата, я обнаружил в нем два листка из школьной тетради в клеточку, на которых твердым почерком с соблюдением полей, почти печатными буквами было изложено послание.
По всему было видно, что письмо писалось разными ручками и в несколько приемов.
Начиналось оно так: «19 февраля с.г. я по радио услышала лично ваше выступление о судьбе Вологдина. На меня произвел большое впечатление, как, полагаю, и на многих слушателей, ваш исторический рассказ. Находясь под впечатлением услышанного, я думаю (извините за наивность), что история о пишущей машинке, принадлежавшей господину Рудакову, тоже вас заинтересует».
Далее Лариса Петровна, автор письма, сообщала, что у них дома хранится пишущая машинка «Ундервуд», купленная в магазине «Кунст и Альберс» в 1909 г. В письме был указан и номер квартирного телефона.
Конечно, я тут же позвонил Ларисе Петровне, и мы договорились о встрече у нее дома.
В назначенное время я позвонил в квартиру одного из домов на Первой речке, где проживала Лариса Петровна. Меня провели в чистенькую комнату стандартной хрущевки, тесно заставленную мебелью, имеющей, как я понял позже, практическую направленность: Лариса Петровна передвигалась по комнате, используя мебель для опоры. В комнате меня встретил муж Ларисы Петровны, Георгий Алексеевич, немногословный худощавый человек с внимательным взглядом.
Лариса Петровна с легким смешком тут же сообщила, что им по 87 лет и 65 лет они состоят в браке. Собственно, беседу вела хозяйка дома. Несколько раз наш разговор прерывался телефонными звонками, потом принесли пенсию, затем соседка принесла продукты… В перерыве между этими житейскими заботами я узнал, что когда-то семья Ларисы Петровны соседствовала с семьей профессора Аполлинария Васильевича Рудакова, бывшего ректором Восточного института в 1907–1917 гг.
Аполлинарий Васильевич Рудаков был заметной фигурой в ориенталистике.
Пишущая машинка «Ундервуд», принадлежащая профессору А.В. Рудакову, была приобретена Ларисой Петровной у его жены Евгении Степановны в конце сороковых годов, о чем свидетельствовала справка из милиции. Ведь в то время соответствующие органы очень строго следили за множительной техникой, к которой относились и пишущие машинки.
Среди документов находились также «купчая» из магазина «Кунст и Альберс» от 1909 г. и даже байковая салфетка для протирки. «Ей тоже скоро 100 лет исполнится», – заметила хозяйка. Позже Лариса Петровна принесла из другой комнаты и самоучитель.
Пишущая машинка была довольно тяжелой. Вес ее я почувствовал, осторожно водружая машинку на большой круглый стол, стоящий посреди комнаты. Отщелкнув защелки и сняв черный металлический футляр с надписями на английском языке, я подивился сохранности и ухоженности.
Заметив удивление на моем лице, Лариса Петровна улыбнулась: «Хоть сейчас садись и печатай, а?» Я только развел руками.
Проходя по комнате, чтобы в очередной раз ответить на телефонный звонок, Лариса Петровна оперлась на спинку детского стула, дубового, крепко сработанного, и заметила: «А за этим стулом сидел Игореша Бельчук. Кстати, он окончил ваш вуз. А его отец был таким воспитанным, таким интеллигентным…»
«Игорь Бельчук – это тот, кто был вице-губернатором?» – спросил я.
«Ну да. Ну да, – закивала головой Лариса Петровна. – Он еще от еды отказывался, когда был маленьким. А вот сидя на этом стуле – ел».
Я вспомнил крепкую фигуру Игоря Львовича, его круглое розовощекое лицо и улыбнулся про себя.
Кстати, Бельчуки, отец и сын, окончили строительный факультет ДВПИ, стали профессорами, а Игорь Львович и сейчас читает лекции студентам-строителям.
«А вы Татьяну Аполлинарьевну – дочь Рудакова, знаете?» – поинтересовался я. «Ой, что вы, – всплеснула руками Лариса Павловна, – я ее еще в капоре помню».
Татьяна Аполлинарьевна, врач по профессии, работает в краевой больнице, мы с ней познакомились в канун 100-летия высшего образования на Дальнем Востоке.
Георгий Алексеевич, пока Лариса Петровна отвлекалась на телефонные звонки, рассказал мне о том, что во время Великой Отечественной войны он служил радистом на пароходе «Ванцетти».
Всего на этой машинке «Ундервуд» были напечатаны рукописи четырех книг Георгия Руднева о судьбах моряков торгового флота во время Великой Отечественной войны.
Вспомнился моим собеседникам и 1976 г., когда во Владивосток приезжала известная тележурналистка и телеведущая Валентина Леонтьева.
Передачу, в которой участвовали многие ветераны Дальневосточного морского пароходства, смотрела вся страна. Как автор одной из книг выступал на этой передаче и Георгий Алексеевич, пел капитан дальнего плавания и обладатель красивейшего голоса Соболевский, рассказывала о морских дорогах легендарная женщина-капитан Анна Щетинина.
К этой теме мы возвращались во время беседы несколько раз, как и неоднократно вспоминали и обнаруживали общих знакомых, коих, к удивлению, оказалось очень много.
Когда подошло время прощаться, Лариса Петровна немного всплакнула, расставаясь с дорогой ее сердцу реликвией, и еще раз напомнила о том, что А.В. Рудаков был глубоко верующим человеком. Она добавила также, что собирается после окончания строительства собора в Покровском парке подарить этому собору большой подсвечник в память о выдающемся ученом-ориенталисте Аполлинарии Васильевиче Рудакове.
Женщины крепости Владивосток в Русско-японской войне
Во Владивостоке не было активных военных действий, но весь период Русско-японской войны он жил по законам военного времени. В январе 1904 г. во Владивостоке было объявлено военное положение, а через месяц после обстрела города японской эскадрой – осадное. Трудности военного времени, реальная опасность нападения японцев делали жизнь в городе весьма напряженной. В последних числах января 1904 г., после обнародования специального распоряжения коменданта крепости, из Владивостока начался массовый отъезд жителей и эвакуация учреждений.
Комендант крепости генерал-майор Воронец объявил: «Сим оповещаю всех жителей г. Владивостока и его окрестностей в 25-верстном от него удалении, что вместе с сим крепость Владивосток, согласно высочайшему повелению, объявлена на военном положении…
Все силы и средства не только войск, но и всех жителей будут употреблены прежде всего на выполнение боевых задач крепости. Поэтому никто из жителей не должен рассчитывать на средства крепости для своего личного пропитания, но должен быть готов с объявлением крепости в осадном положении лишиться и собственных запасов, которые могут быть отобраны в случае нужды для крепости…
Нежелающим подвергнуть себя всем тягостям военного и, в особенности, осадного положения крепости предлагаю немедленно выселиться за пределы крепости. Предупреждаю, что оставшиеся в крепости по своему желанию жители при первой к тому необходимости могут быть выведены за пределы крепости без всякого дальнейшего обеспечения их безопасности.
Желающие воспользоваться для выезда из крепости услугами железной дороги должны обращаться к коменданту станции, которому разрешено все свободные места во всех отходящих из Владивостока поездах представлять выселяющимся жителям до станции Кетрицево.
Из собственного имущества каждый может взять с собой в вагон лишь столько, сколько может поднять на себе в один раз. Сверх этого брать с собой воспрещается.
Колесным путем может быть вывезено все имущество за исключением скота и съестных припасов, вывоз коих, безусловно, воспрещается».
Одними из первых покинули Владивосток жившие здесь японцы. Они уезжали в основном морем. Среди них были такие, которые, прожив несколько лет во Владивостоке, с большой неохотой покидали ставший для них родным город; это были прежде всего японцы из смешанных русско-японских семей. Некоторые из них, несмотря на строгое предписание покинуть город, оставались. В феврале 1904 г. среди населения города был распространен приказ владивостокского полицмейстера: «Ввиду того, что между Россией и Японией война уже открылась и во Владивостоке как крепости по закону воспрещается проживать японцам, то японцев постепенно всех отправили на родину. Однако существует слух, что не все японцы покинули Владивосток и переодетые в китайский костюм с поддельными косами тайно скрываются в китайских и корейских домах. Если подобный слух верен, то советую китайцам и корейцам немедленно же сообщить о скрывающихся в ближайшее полицейское управление, которое вышлет полицию для ареста японцев или же представит японцев полиции. И в том и в другом случае открывший японца получит хорошее денежное вознаграждение. В противном случае, если кто-либо скрывает японца и не сообщает и не представляет его полиции, а русские власти сами откроют, то наравне с японцем будет арестован и укрыватель и предан военному суду по всей строгости».