В январе 1905 г. от имени военного генерал-губернатора Приамурской области было опубликовано официальное распоряжение об охране почтовых голубей военного ведомства: «Для военных потребностей в г. Никольске-Уссурийском открыта военно-голубиная станция, и на этой станции содержатся казенные голуби. Для избежания случаев убивания казенных почтовых голубей безусловно воспрещается в Приморской области охота на каких бы то ни было голубей всеми способами, а также строжайше воспрещается поимка и задержка голубей всех пород, среди которых легко могут попадаться и казенные почтовые голуби.
Виновные в нарушении сего распоряжения будут привлекаться к самой строгой ответственности по законам военного времени. Всякий житель, которому по случаю придётся задержать военно-почтового голубя, имеющего отличительный знак из надетого на одну из ножек алюминиевого или резинового кольца, обязан непременно сохранить такового голубя и доставить в сохранности на голубиные станции в города Никольск-Уссурийский или Владивосток. Наблюдение за точным исполнением сего распоряжения возлагается на чинов земской и городской полиций, крестьянских начальников, должностных лиц, волостных и сельских общественных управлений».
До настоящего времени один из районов Владивостока носит неофициальное название Голубиная падь.
Во Владивостоке в военное время размещалось большое количество медицинских учреждений.
Морской госпиталь Владивостока, по свидетельству многих специалистов и очевидцев, был лучшим из всех стационарных и временных лечебных учреждений города. Профессор Е.В. Павлов, инспектировавший госпиталь в мае 1905 г., свидетельствовал: «Очень хорош во Владивостоке морской госпиталь, помещающийся в собственных каменных зданиях. При нужде в этом госпитале можно было поместить более 400 человек. 3 мая в нем находился 241 больной. Все помещения и обстановка очень чисты… Морской госпиталь имеет различные отделения, и притом не только для мужчин, но и для женщин… есть своя канализация. Здания отапливаются системой паропроводов… Внешняя сторона госпиталя также обставлена хорошо. Перед главным зданием разбит прекрасный цветник».
О начале работы госпиталя в военных условиях В. Лемкуль писал: «Около 3 часов дня 3 августа 1904 года по беспроволочному телеграфу было получено известие, что к Владивостоку подходят крейсера «Громобой» и «Россия», имеющие на борту много раненых. Позже стало известно, что всех раненых было 358.
После Цусимского сражения прорвавшиеся крейсер «Алмаз» и эсминцы «Грозный» и «Бравый» 16–17 мая 1905 года доставили в госпиталь 150 раненых моряков. Медицинский персонал госпиталя сумел принять и оказать квалифицированную помощь всем раненым».
Из-за опасности вражеских артиллерийских обстрелов руководство госпиталя приняло дополнительные меры защиты госпиталя. По настоянию главного врача А.Д. Рончевского был сооружён подземный госпиталь, прочно защищённый сверху каменной кладкой и землей.
О подземном госпитале Владивостока свидетельствовали в печатных изданиях многие. А.Н. Белоголовов писал: «…построенный подземный госпиталь во Владивостоке является первым в мире сооружением медицинского назначения, специально возведённым в твёрдом грунте. Строительство подземного госпиталя явилось большой победой творческой мысли русских инженеров и врачей».
Морской госпиталь Владивостока в годы Русско-японской войны, по отзывам отечественных и зарубежных специалистов, был хорошо оборудован и отлично справлялся с поставленными трудными задачами, являясь к тому же и центром медицинской мысли на Тихоокеанском побережье.
Американский морской врач Реймон Стер в своем докладе главному доктору флота США упоминал: «Из всех госпиталей Маньчжурии и Сибири лучшим оказался Морской госпиталь во Владивостоке. В этом госпитале хирургическая часть поставлена блестяще».
В период Русско-японской войны в стенах госпиталя лечились сотни раненых и больных, в том числе и герой обороны Порт-Артура генерал-майор В.Ф. Белый, а также раненые моряки-японцы.
Газета «Дальний Восток» 19 июня 1904 г. сообщила: «Из числа доставленных во Владивосток и находящихся на излечении в Морском госпитале раненых моряков-японцев большинство находится на пути к выздоровлению; уход за ними как со стороны больничной администрации, так и сестёр милосердия и сиделок вызывает в среде страждущих от ран воинов-японцев признательность, выражаемую в подарках, преподносимых ими на память в виде остатков из своей амуниции».
Некоторые из тяжелораненых японских моряков, несмотря на усилия медиков, не смогли выздороветь. Они были похоронены во Владивостоке.
Матрос японского флота Дяго May скончался в Морском госпитале 17 июня 1904 г. На следующий день «прах покойного воина, сопровождаемый взводом флотского экипажа и военным оркестром и встречаемый прохожими почтительным снятием шляп, при торжественно-печальной церемонии, под звуки похоронного марша, перевезен на катафалке из госпиталя на военное кладбище, где и предан земле с воинскими почестями». На гроб покойного был возложен роскошный венок от Сибирского флотского экипажа; могилу русские матросы осыпали живыми цветами. В похоронной церемонии принимал участие коммерческий агент США.
21 июня 1904 г. был похоронен умерший от ран матрос-японец Сака Фукумацу, спасенный из воды во время потопления транспорта «Идзумимару». Похоронную процессию на кладбище сопровождали: воинский наряд, музыкальный оркестр, американский консул г-н Гринер. Супруга командира Владивостокского порта возложила на гроб покойного красивый венок, русские матросы убрали гроб живыми цветами. Наблюдавшие такое внимание со стороны русских к своему скончавшемуся товарищу раненые японцы были очень растроганы. Гроб Сака Фукумацу, покрытый национальным японским военным флагом, был предан земле с воинскими почестями.
Русско-японская война, принёсшая неисчислимые беды народам России и Японии, в то же время выявила не только замечательных героев и патриотов, но и показала примеры гуманизма и уважения к воинской доблести с обеих воинствующих сторон.
Очевидец тех событий Н.П. Матвеев писал: «В общих чертах самые тяжелые для Владивостока годы, 1904 и 1905-й, представляли такую картину. 1904 год был одним из тяжелых годов за все существование города. Он весь был наполнен войной и ее последствиями. Тотчас же по получении известия о нападении японцев на Порт-Артур и о гибели «Варяга» с «Корейцем» было объявлено военное положение.
Вместе с тем большинству учреждений было предложено эвакуироваться, а желающим выезжать жителям, семьям служащих и чиновников были выданы пособия. Начался выезд. Учреждения, в которых не было неизбежной надобности, переселялись в Хабаровск и Никольск-Уссурийский. Дома многих оставались брошенными и сданными остающимся за ничтожную плату или только за то, чтобы их охраняли. На батареях и судах закипела большая работа».
Общее настроение в городе было оптимистически-боевое, жители готовились в случае необходимости защитить свой город. Особый патриотический подъем охватил городское население после обстрела Владивостока японской эскадрой в феврале 1904 г.
Тогда было опубликовано обращение государя императора к владивостокцам с выражением уверенности, что они мужественно и стойко защитят свой город. Вслед последовало воззвание коменданта крепости, в котором он благодарил всех жителей города за «душевную твердость и спокойствие», проявленные во время обстрела крепости 22 февраля (6 марта по новому стилю). Слова благодарности и признательности в первую очередь были адресованы лицам, которые за свое героическое поведение впоследствии были отмечены наградами. Среди них – рядовой 30-го Восточносибирского стрелкового полка Евграф Шилов и ефрейтор этого же полка Сергей Детиненко. Они стали первыми владивостокскими кавалерами солдатского Георгиевского креста.
К сожалению, не была отмечена наградой жена командира 30-го Восточносибирского стрелкового полка Мария Константиновна Жукова, но она совершила такой отважный поступок, что его оценили даже во Франции. Это случилось во время обстрела Владивостока японской эскадрой. Один из снарядов попал в дом командира полка полковника П.А. Жукова. Пробив две стены дома, снаряд разорвался вблизи денежного ящика. Стрелок Евграф Шилов, стоя часовым у дома командира, был контужен взрывной волной, осыпан осколками кирпича, стекла и землей, но не дрогнул и поста своего не оставил, как и требовалось по уставу. Он позвал разводящего. Находившаяся рядом жена командира полка и посыльный ефрейтор Сергей Детиненко, несмотря на опасность, бросились в кабинет и вынесли полковое знамя. Этот эпизод был впоследствии воспроизведен на французской почтовой карточке с надписью: «Жукова спасает полковое знамя».
Надпись на карточке в переводе с французского гласит: «Бомбардировка Владивостока японцами 6 марта. Бомбардировка нанесла только небольшой ущерб, и, кроме пяти раненых солдат других жертв не было.
Артиллерийский снаряд, взорвавшись в доме полковника Жукова, ранил осколками часового, который крикнул, чтобы помогли жене полковника, спасавшей знамя полка». Этот эпизод достаточно подробно описан в романе В.С. Пикуля «Крейсера»:
«Оборона города не была оформлена до конца: форты Линевича и Суворова огрызнулись от соперника лишь редкими выстрелами из пушек и пулеметов. К полудню четко выявился враждебный кильватер, во главе которого – под флагом Камимуры – двигался «Идзумо», за флагманом равнялись шесть крейсеров: «Адзумо», «Иорино», «Асамо», «Иватэ», «Касаги», «Якумо». Огонь был открыт с двух бортов – японцы холостыми залпами сначала прогрели свои орудия…
…Камимура явился с эскадрой ради устрашения Владивостока, но горожане на все перелеты и недолеты отвечали смехом и шутками, тут же раскупая у мальчишек еще не остывшие осколки – в качестве сувениров. («Так же, как всегда, ходили пешеходы по улицам, ездили извозчики».) Только два японских снаряда оказались роковыми. При обстреле Гнилого Угла одна граната врезалась в здание Морского госпиталя, перебив пять больных матросов на кроватях. Другой снаряд с «Идзумо» рассек пополам беременную женщину Арину Кондакову. Всего же японцами было выпущено по Владивостоку двести снарядов».