Ранние пародии
От автора
В 1944 году при издательстве «Молодая гвардия» открылось литературное объединение. Теперь кажется странным, что в то время, как шла война, молодые поэты собирались в небольшой комнатушке и, нещадно дымя махоркой, — папиросы тогда для нас были слишком дороги, — читали стихи и страстно спорили об эпитетах, ассонансах и поэтических образах. Когда кончались занятия, мы еще долго не расходились, а потом до самого комендантского часа бродили по затемненным улицам, продолжая читать друг другу свои самые сокровенные строки. Мы знали стихи своих товарищей наизусть, и нам казалось, что поэзией, как хлебом насущным, интересуются все без исключения, потому что сами мы жили тогда стихами и могли говорить о них круглые сутки.
Вначале объединение занимало одну комнату. Затем нас перевели в вестибюль. Но вскоре оказалось, что и там не могут разместиться все желающие. И тогда нам выделили одно из подвальных помещений в Политехническом музее. Теперь уже объединение насчитывало человек 150, и руководили им такие поэты, как Илья Сельвинский, Дмитрий Кедрин, да и другие.
Если бы я задумал перечислить тогдашних членов объединения «Молодая гвардия», мне пришлось бы назвать почти всех тех московских поэтов, которым сейчас за пятьдесят.
Там я впервые услышал неистовую поэму А. Межирова Вес верст», тихие и раздумчивые стихи Мих. Львова и запомнившиеся мне с первого раза несколько странные стихи Мих. Луконина. Там я познакомился: совсем молодым и уже разобранным на цитаты Семеном Гудзенко и еще многими, многими интересными поэтами и людьми.
А пародии на своих товарищей я писал просто т шутки ради, никогда не думая их печатать. Я читал на объединении, и пародируемые мною поэты, как мне казалось, не обижались. Надеюсь, они не обидятся и се дня…
Семен Гудзенко
Бесконечная баллада
Я всю Европу пересек.
Идя в огне атак,
Два раза вдоль, три — поперек.
Четыре — просто так.
За это время я везде
И всюду побывал:
На Висле был, по Рейну плыл
И в Одер поплевал.
А как жилось мне, Боже мой.
Не жизнь, а парад.
Два студебекера за мной
Возили шоколад.
На ста перинах спал, ей-ей! —
Вот так я, братцы, жил!
Поил духами лошадей.
Пирожными кормил!
Уже немало тысяч строк
Написано мной, как
Я всю Европу пересек
Два раза вдоль, три — поперек.
Четыре — просто так.
За это время я везде
И всюду побывал.
На Висле был. по Рейну плыл…
И так далее…
После атаки
Когда на смерть идут — поют.
А перед этим можно плакать!..
Разрыв. — и умирает друг…
Разрыв, и лейтенант хрипит!
Бога ради. Бога ради.
Не рассказывайте мне.
Как вы в городе Араде
Позабыли о войне.
Когда за стол сажусь — боюсь.
А перед этим можно плакать,
Я десять раз бывал в бою,
Я двадцать раз бывал в атаках.
Но самый страшный в жизни час —
Час непонятного рожденья,
О, кто не знал его из вас.
Рождения стихотворенья!
Минуты рвутся в тишине,
В огне махорочного дыма.
Стихи! Но только о войне,
И, значит, вновь проходят мимо
Другие темы, о другом.
Лишь ты, военная поэма.
Мне кажется, на мне одном.
Вот здесь, на шее. эта тема.
Читаю я. Сидят вокруг
Товарищи былых сражений.
Разрыв! И засыпает друг
От грохота стихотворений.
Разрыв! И лейтенант храпит.
Забыв походы и печали.
Как засыпали после битв
Ровесники, однополчане!
Я твердо обещаю впредь
Писать по-новому в тетрадях.
Не нужно так меня жалеть.
О, ради Бога, Бога ради!
Наум Мандель(будущий Н. Коржавин)
Вдосталь поблуждав на белом свете.
Испытав мороз, жару и зной.
Я люблю в стихах увидеть ветер —
Настоящий, грубый и земной.
Я рожден от киевского ветра…
Верьте, а хотите и не верьте.
Утверждаю, сам не зная как.
Я рожден от киевского ветра.
Кто не верит, значит, тот дурак.
Мой отец — вот этот самый ветер,
А интеллигенция мне мать.
Потому-то лучше всех на свете
Я стихи умею понимать.
Я могу, взлетев, усесться в лужу
И опять подняться в небеса.
Потому что не всегда как нужно
Ветер славы дует в паруса.
Столько есть ветров, что нам ужасно.
Ветер в каждой есть моей строке.
А поэзия — прекрасный насморк.
Схваченный на этом сквозняке.
Я вполне запутанный, но все же
Не смотрите косо на меня,
Я хороший, я такой хороший.
Что наверно — самый лучший я.
Те ж, что говорят, что Мандель плохо
Пишет гениальные стихи.
Те враги России и эпохи.
Самые опасные враги.
За свои стихи я не в ответе.
По секрету сообщу молве,
Потому что их навеял ветер.
Бесконечный ветер в голове.
Лучше не хвалите, не жалейте,
Я покамест дым лишь без огня.
Вынесите вы меня на ветер.
Чтоб сильней проветрило меня!
Александр МежировКак делили сухарь
Мы
стоим
на немыслимом
рубеже.
Мы в болоте, в кювете, в колодце
живем!
Тридцать третью ночь мы не спим,
И уже
Тридцать третий день не едим и не
пьем!
Разрываются мины в моем блиндаже
И в стотысячный раз разрывают меня.
Мы стоим,
повторяю,
на рубеже,
И как сказано выше, тридцать три дня!
Отсюда не выйдешь! Здесь огненный
шквал!
Здесь ни книг, ни кино, ни театров нет!!!
Наш кювет в окруженье глухое попал,
И обложен блокадою наш кювет.
И вдруг старшина, таежный глухарь,
Танком раздавленный, встал с земли.
Вынул из-под танкетки сухарь
И приказал:
— Дели!
Мы грызли зубами, кололи штыком.
Прикладами брали его на прицел.
Рубили лопатами и топором.
Я даже попробовал
сапогом.
Но сухарь оставался цел!
Его мы — под танки и под обстрел.
Прошел ноябрь,
декабрь,
январь,
Но бродяга-сухарь оставался цел.
Оставался цел
матерый сухарь.
А ночью под пулеметным огнем
Пробежала мышь по лесам, по полям.
Взмахнула хвостищем, и этим хвостом
Разрубила матерый сухарь пополам.
Мы стояли вокруг, зубами скрипя.
Мы точили о зубы стальные штыки!
Вот постойте, немного приду в себя
И опять
напишу
про сухарь
сти —
хи!
Виктор УринУриниоза викторическая
И ты над лужей сделался валетом.
И дождь козырной бьет тебя десяткой,
Злое терпенье зрячих минут…
На морозе немыслимоградусном…
В девятьсот сорок славном году…
Счастьеград…
Солнцеворотка…
Было, Лидка, было,
А теперь — нема!
Было, Лидка, было,
А теперь — нема-с!
Была Литкобыла,
А теперь — Пегас.
Блещет он подковами.
Ну-ка, тронь!
Сельвинским подкованный
Добрый конь.
Чествуя победу
В сорок славный год,
Я на нем поеду
Задом наперед.
Все старо в природе.
Все пора на слом —
Пусть мой конь походит
Уперед хвостом.
Хоть вода не водка,
А водка не вода.
Но солнцеворотка —
Это — да!
Новые формы
Новых слов!
Содержаньем кормят
Прос
та
ков!
Чествуя победу
Очень неспроста.
Я на нем поеду
У Поэтостан!
Во!
Юлия ДрунинаЭх, раз, еще раз!
Идут по войне девчата.
Похожие на парней…
Стихов написав с десяток.
Известных по всей стране,
О том, как идут девчата.
Похожие на парней.
Припомню военные даты,
И вновь оживут во мне
Шагающие девчата.
Похожие на парней.
Во мне талант угадали.
Меня почитают везде.
Шагающие и так далее.
Похожие на… и т. д.
Михаил ИсаковскийКокетливая(песенка)
Не гляди ты, любовь затая.
Не ходи в новых брюках и в кителе.
Ты писатель какой-то, а я
На троллейбусе главным водителем.
Ты уже не любимый теперь.
Ты теперь только факт исторический.
В сердце, как и в троллейбусе, дверь
Закрывается автоматически.
Мне пришелся другой по душе,
Я мечтаю с ним встретиться вечером.
Потому что у нас в гараже
Он работает старшим диспетчером.
Так что голову мне не морочь.
Не загадывай разные ребусы.
По добру, по-хорошему — прочь!
А не то перееду троллейбусом.
Впрочем, хочешь — с передней пущу.
Деньги зря на билет не выкидывай.
Я бесплатно тебя прокачу,
А на большее ты не рассчитывай.
Лев ОзеровДождики и ливни
Она вызревала, эта решимость,
В противоборстве страстей подспудных.
И цвета: голубой, закипающий в синем.
Темно-синий, слабеющий в голубом.
И многоигольчатым витамином.
Пузырясь, в меня озорство вошло.
Шел я сквозным сине-розовым сквером.
Где подсознательно пел соловей.
И окружила меня атмосфера
Многозначительностью своей.
Вечер был, и сверкали звезды,
И на дворе мороз не трещал.
Вдыхая прекрасно задуманный воздух,
Я образно думал о разных вещах.
Я думал и о прошлогодней пороше.
Я думал про будущие цветы,
Я думал о том, какой я хороший,
Я думал, какая хорошая ты.
Затем я подумал чуть-чуть о природе,
К которой симпатий своих не таю.
О том, что при этой природе я вроде
Фотографа штатного состою.
И вдруг меня дернуло, ошеломило,
И вдруг неосознанное вполне
Многоигольчатым витамином
Чтой-то такое взыграло во мне.
Ветер завыл и взъярился зигзагом.
Молния тучи прошила насквозь.
Мощно повеяло Пастернаком,
И… полилось, полилось, полилось.
Гром загремел, на меня ополчились
Силы встревоженных мною стихий,
Ливни клубились, дожди проносились,
И в результате всего получились
Вышеприведенные стихи.
О том, как я шел сине-розовым сквером,
И как подсознательно пел соловей,
И как окружила меня атмосфера…
Чу! Кажется, это опять начинается ливень.
Анатолий СофроновКовыли-ковылики
Зацветает травами чудесными
Степь донская из конца в конец.
Ой да, с Дона да в Москву за песнями
Поскакал я, славный удалец.
Ты, дорожка, казака маститого
Не укачивай и не тряси.
Ты подай мне Каца — композитора.
Распеваемого на Руси.
Ой да, мы еще посмотрим, кто — кого.
Ой да, кто ж кого перепоет.
То ли мы Михайлу Исаковского.
То ли, может быть, наоборот.
То ж не гром гремит, грозою радуя.
То ж не пушки бахают сейчас.
То меня передают по радио.
Каждый день по 20 с лишним раз.
Разливайся, песня молодецкая,
Я ли, что ли, в песнях не силен?
Ой ты, моя мама — степь донецкая.
Ой да ты мой папа — Тихий Дон!
Степан ЩипачевКоротко и ясно
В вечернем небе очень много звезд —
Как хорошо, что столько есть созвездий!
А лошади — они едят овес.
Как хорошо, что им овес полезен!
Вот так и ты придешь ко мне одна.
Вот так и я скажу тебе: «Присядь-ка!»
Как хорошо, что в огороде бузина,
А в Киеве далеком — дядька!
Александр ПрокофьевАй, люлюшеньки-люли
В небе звезды засветили,
Я весельем обуян.
Дайте мне гармошку или
В крайнем случае — баян.
Гей ты, дважды два — четыре,
Я, воззрившись на луну.
Растяну гармонь пошире,
Строчек на сто растяну.
Ты играй, гармонь-гармошка.
Про различные дела.
Под окошком свет-картошка
Расцвела белым-бела.
Не сдержать мне ахи-охи.
Ой ты, батюшки, восторг:
Словно при царе Горохе
Птичка села на кусток.
На лугу стоит кобыла.
Бело-белая притом.
Все так мило, все как было
При прадедушке моем.
Выйду в рощу, выйду в поле —
Всюду тишь да благодать.
Ой ты, краля, ой ты, дроля.
Ой ты, милка, так сказать.
А на дроле белы кофты,
Я те кофты обниму.
Эх ты! Ух ты! Ах ты! Ох ты!
И подобное тому.
Константин Симонов
Я в Сталинграде жил да был.
Воюя и любя.
Я под Берлином был и пил,
Подлюга, за тебя.
И где я только не бывал.
Тоскуя и любя,
Я всюду строго выпивал
Опять же за тебя.
Лишь о тебе мои мечты.
Куда б ни ездил я.
Такая-растакая ты,
Любимая моя!
По мере сил я тосковал
В сраженьях и борьбе,
И разных женщин обнимал
С мечтою о тебе.
А ты стыдилась, может быть,
Хотя бы раз в два дня
Благословить, перекрестить
И выпить за меня.
Но это я перенесу,
Простив твои грехи.
Тебе к постели принесу
Постельные стихи.
И в новых циклах воспою.
Волнуясь и любя,
Рубашку нижнюю твою —
С тобой и без тебя.
Алексей Фатьянов и др
Написал поэт известный
Про гармонь-трехрядку,
И пошли писаться песни
Массовым порядком.
То, что было у поэта
Хорошо и ново.
То другими перепето
От слова до слова.
Ой вы, песни, ой вы, ночки.
Бродят — мир им тесен —
Гармонисты-одиночки
Из различных песен.
Ходят, грустные, страдают
Тихо и приятно,
И лады перебирают
Очень аккуратно.
Гармонистов любят, кстати,
Любят изначально.
Но приходится страдать им
Профессионально.
Небо в звездах, небо чисто,
А в полях далеко
Батальоны гармонистов
Бродят одиноко.
Ехал парень через речку,
А под парнем ехал конь.
Ой, уздечка ты, уздечка.
Эх, супонь моя, супонь.
Перед ним вполне открыто
Путь-дороженька легла.
Ой, копыто ты, копыто.
Удила вы, удила.
Слева — поле, справа — нива,
А за нивою — село.
Ой ты, грива, моя грива.
Эх, седло мое, седло.
Вдруг навстречу незнакомка —
Безлошадный пешеход.
Ой, котомка ты, котомка.
Перемет мой, перемет.
Говорит ей парень слово,
А она ему в ответ!
Ой, подкова ты, подкова…
Вот об этом песней новой
Нас обрадовал поэт.