Когда же он сумел предсказать падение акций на нью-йоркской бирже, небывалые морозы в Африке и провал очередного заморского вояжа мистера Роджерса, — слава о Микрофанове перешагнула границы Ведомства. И дело дошло до того, что общественный совет жильцов дома, в котором проживал Микрофанов, поручил ему руководить кружком юных международников. Виктор попытался было не оправдать оказанного ему доверия и отказаться от руководства кружком, но общественники настояли на своим: умеешь предвидеть — умей руководить.
А случались и курьезы.
Однажды Микрофанов не заметил, как то колесико, которым переводят стрелки часов, нечаянно зацепившись за рукав, само начало вращаться, и Виктор, ничего не подозревая, очутился во вчерашнем дне. Он вторично проделал работу, выполненную им вчера, второй раз имел неприятный разговор с шефом за повторно допущенные в этой работе ошибки и подумал, что происходит что-то странное, только тогда, когда вторично отдал долг Борису Фря-вольскому.
Роль информированного человека, человека, который всегда в курсе, была по душе самолюбивому инженеру-экономисту. И он позволял себе даже в рабочее время на минутку забегать в завтра. Там он прочитывал вывешенные на доске объявлений новые приказы и быстренько возвращался в сегодня, чтобы сделать два-три предсказания. А поскольку в бурную эпоху реорганизаций и перестановок всегда имелись поводы для самых сенсационных предсказаний, то вокруг Микрофанова не смолкали ахи и охи потрясенных слушателей.
Но ведь в своем учреждении пророки не очень-то нужны. И поэтому директор учреждения Иван Петрович Сидоров стал не то чтобы косо, но как-то и не слишком влюбленно поглядывать на инженера-экономиста. Правда, будучи справедливым и добрым человеком. Иван Петрович не сделал бы Микрофанову ничего плохого, если бы тот буквально силой не заставил его, Сидорова, причинить ему. Микрофанову, неприятности.
Дело в том, что избалованному славой инженеру-экономисту стало казаться, будто он может не только предсказывать события, но даже как-то влиять на них. И тут он жестоко заблуждался. И в самом скором времени ему пришлось в этом убедиться.
В один прекрасный день он вышел в коридор, привычно перешел из четверга в пятницу и поспешил к доске объявлений. То, что он увидел, его потрясло и возмутило. Новый, еще тепленький приказ директора возвещал о том, что инженер-экономист Микрофанов В. С. за недостойное поведение и появление на работе в нетрезвом виде подлежит немедленному увольнению и дело о нем передается в товарищеский суд.
Микрофанов не поверил своим глазам, однако приказ, под которым стояло обидное слово «верно» и подпись секретарши, висел на доске объявлений и был реальной действительностью.
И самым несправедливым было то, что Микрофанов ни разу не являлся на работу в нетрезвом виде и не позволял себе ничего такого, что можно было бы назвать недостойным поведением. Весь приказ был наглой ложью зарвавшегося самодура.
— Это зависть! — решил возмущенный Микрофанов. — Сидоров завидует моему авторитету и хочет учинить надо мной расправу. Но я не допущу этого. Хорошо, что я заранее узнал о приказе. Теперь я знаю, что мне надо делать!
С этими словами он немедленно вернулся из пятницы в четверг, ворвался к директору и поднял скандал.
Ни о чем не подозревавший Иван Петрович никак не мог понять, чего от него хочет этот инженер-экономист и о каком приказе он так надсадно кричит.
Он пробовал его успокоить, но Микрофанов, обозвав Сидорова притворщиком, интриганом, самодуром и лжецом, стал надрываться с удвоенной силой.
В порыве праведного возмущения Микрофанов упустил из виду, что директор совершенно ничего не знает о своем завтрашнем приказе, и любую попытку директора успокоить его воспринимал как жалкое притворство и распалялся еще сильней.
А столпившиеся перед кабинетом работники учреждения не находили объяснения происходящему и выдвигали всевозможные гипотезы. Выдвигали они их до тех пор, пока главный бухгалтер (который отличался странной памятью, фиксирующей лишь то, что другие хотели бы забыть) не припомнил разговоры о послефутбольных возлияниях Микрофанова.
— Вот она — молодежь! — сказал главный бухгалтер. — И когда только они закусывать научатся как следует!
А конфликт в кабинете приобретал все более острый характер. Микрофанов резко требовал, чтобы Сидоров отменил свой приказ, а Сидоров при всем желании не мог отменить то. чего еще не было… Потеряв терпение. Иван Петрович тоже стал кричать и, убедившись, что Микрофанова все равно не перекричишь, потребовал, чтобы дебошира убрали вон из кабинета.
Однако Микрофанов занял круговую оборону и поклялся сопротивляться до конца.
Тогда Иван Петрович Сидоров сам ушел из кабинета. А на следующий день появился тот самый приказ за № 2508/70, с упоминания о котором мы и начали этот рассказ.
Правда, вскоре коллектив взял Микрофанова на поруки, а часы его испортились и никто не смог их починить. Да этого и следовало ждать, потому что хороших часов за 10 рублей не купишь — чудес на свете не бывает!
ЧУДЕСА В РЕШЕТИЛОВКЕ
Очень странно начинать рассказ с откровенного признания в том, что название рассказа следовало бы изменить. Но в этой необычной истории встретится столько странного, что будет ли здесь одной странностью больше или меньше — никакой роли не играет.
А в названии меня лично смущает слово «чудеса». Во-первых, оно, это слово, открывает лазейку для всякого рода лженаучных измышлений, квазинаучных гипотез и антинаучной мистики. А во-вторых, как мы знаем, никаких чудес не бывает, а бывают загадочные явления, которые рано или поздно получают исчерпывающее научное объяснение. И мы сами потом — через год или через тысячу лет — удивляемся, как можно было такое простое явление принимать за чудо.
Так вот, в Решетиловке произошел необычный, загадочный случай, который другие окрестили бы чудом, а мы попросту назовем феноменальным явлением.
Наивно полагать, будто феноменальные явления случаются только в крупнейших городах мира или столицах союзных и автономных республик. Например, Решетиловка не была даже районным центром. Вернее, во времена одной из административных реконструкций Решетиловка считалась райцентром. Но это продолжалось всего три недели, и едва успели там превратить сельсовет в райсовет и поменять все вывески, как снова слили несколько районов в один. Решетиловка опять стала рядовым селом, и о ее кратковременном возвышении никто не вспоминал.
И вот в этом рядовом селе подряд случилось два феноменальных явления, одно феноменальнее другого.
Первое заключалось в следующем: двадцатипятилетний зоотехник Владимир Вишняков обнаружил у себя странную способность видеть с закрытыми глазами. Заметил он это седьмого мая, как раз в День радио. Накануне ночью разыгралась первая весенняя гроза. Казалось, она собиралась с силами всю зиму… Беспрерывно вспыхивали молнии, и над самой крышей гремел гром. Он взрывался с такой силой, что зоотехник проснулся и, чтобы заглушить раскаты грома, сунул голову под подушку, как привык делать в шумном студенческом общежитии…
И тут произошло первое чу… простите, феноменальное явление. Владимир внезапно обнаружил, что сквозь опущенные веки и толстую пуховую подушку он видит не только яркие мгновенные разветвления молний, но и крестовину окна и стоящие на подоконнике цветы. Вишняков даже не успел удивиться. Он только подумал, что это ему снится. И уснул.
А утром, едва проснувшись, он увидел промытый грозою светлый клочок неба, белые ветки черемухи за окном, воробьев, прыгающих по веткам… И тут же с изумлением убедился, что видит все это сквозь подушку. Зоотехник вскочил с кровати и завязал глаза полотенцем. Результат был тот же: он все видел.
Тогда поверх одного полотенца он намотал второе, да еще приложил к нему подушку. Ничего не помогало! Он видел.
Нет, Володя не испугался. Еще в техникуме ему приходилось читать, как у некоторых людей неожиданно проявлялись какие-то невероятные способности. Одни каким-то Образом начинали перемножать и делить в уме десятизначные числа. Другие в виде наследственности получали от прапрадеда по материнской линии знание никому не известного языка. Третьи, как Роза Кулешова из Свердловска, умели, закрыв глаза и прикасаясь к предмету, определять его цвет.
Так что Володя не столько испугался, сколько поразил ся тому, что подобное феноменальное явление произошло именно с ним. С обычным человеком, у которого самым удивительным событием в жизни был выигрыш по билету денежно-вещевой лотереи швейной машины «Тула». Произведя над собой еще несколько несложных опытов, Вишняков побежал в амбулаторию.
Молодой врач Нина Львовна внимательно выслушала пациента и сказала:
— Володька, кончай этот дурацкий розыгрыш, меня больные ждут.
Но зоотехнику, который вообще-то и вправду имел склонность к розыгрышам, сейчас было не до шуток.
— Какой розыгрыш? — закричал обиженный феномен. — Ты сначала проверь, а потом говори. Ну, проверяй! — И начались знаменитые опыты, которые вечером продолжались в районной больнице, а назавтра были перенесены в облздрав.
Да, Владимир Вишняков, в дальнейшем именуемый пациентом, феноменом и знаменитым Вишняковым, видел с закрытыми, завязанными и забинтованными глазами.
Видел сквозь очки, в которые вместо стекол были вставлены стальные, медные, серебряные или свинцовые пластины.
Видел в освещенном помещении, в затемненном и просто темном.
Видел даже в несгораемом шкафу, куда согласился залезть и где был наглухо закрыт во имя науки.
Специалисты осторожно высказали смелое предположение, что их пациент, подобно Розе Кулешовой, видит кончиками пальцев.
И уже на второй день корреспондент областной газеты написал об этом сенсационную заметку «По почину Розы Кулешовой». Но редактор правильно возразил, что загадочные способности никак не могут являться почином, и. назвав заметку о Вишнякове «Удивительно, но факт», напечатал ее на всякий случай в самом безответственном отделе «В часы досуга».