Размахивая хоботом.
И не боялся никого.
Лишь тронь его — а ну-ка!
И вдруг узнал он, что его
Первооснова —
Муха!
И это потрясло слона
Сильней землетрясения,
И он воскликнул: — Вот те на!
Вот так происхождение!
Ах, это все кошмарный сон!
Ведь если верите слухам,
То я, выходит, мухослон,
Вернее, слономуха!
Я. может, даже сломунох
Иль вовсе муслоноха?
— Ах! — слон сказал.
Сказал он: — Ох!
Мне очень, очень плохо!
И он ужасно захандрил
И пал, несчастный, духом.
Не ел, не пил. лишился сил
И слабым стал, как муха…
Я умоляю вновь и вновь
Ученых благородных:
Не делайте из мух слонов.
Не делайте из мух слонов,
Не мучайте животных!
Сказка о горе,которая родила мышь
Там, где горы смыкаются в тесный союз.
Где снега на вершинах да тишь.
С одною горою случился конфуз:
Гора родила мышь.
Попробуй такое событие скрой,
Ведь этим весь мир удивишь,
И стала прославленною горой
Гора, родившая мышь.
И гиды ведут экскурсантов с утра.
И зрители ахают: — Ишь!
Такая обычная с виду гора
И вот вам, пожалуйста, — мышь!
Серьезное дело, как ни суди.
Горой поражаясь, ученые
Строят догадки и пишут статьи.
Известной горе посвященные.
А в них отмечается прежде всего
Простая, но дерзкая мысль:
Мол, если гора ни с того ни с сего
Родить в состоянии мышь,
То коль подойти по-научному к ней.
Гора, возвышаясь над бездною.
Способна рожать и телят, и свиней.
И прочую живность полезную.
А если от каждой скалы — по свинье.
От каждой горы — по корове.
Какими бы темпами в целой стране
Росло бы сейчас поголовье!
А ежели горы два раза бы в год
Допустим, телиться могли бы.
Так это ж какой грандиозный доход.
Какая огромная прибыль!
И есть уже фонды, и сметы, и штат.
И есть основанья надеяться —
Отдельные горы почти уж мычат.
Но, правда.
Пока что
Не телятся…
Сказка о мыши,которая родила гору
Король в восхищенье: — Ну и дела!
Воскликнул король: — Вот так штука!
Я ж вам говорил, что вовсю расцвела
В моем королевстве наука!
Мой верный ученый, — промолвил король.
Погладив округлый живот свой, —
Вы лично сыграли огромную роль
В развитии животноводства!
И громко победные трубы звучат,
И чудо научное деется,
И кажется, горы вот-вот замычат.
Вот-вот замычат и отелятся.
Ученый почетом уже окружен.
Кто станет с ним спорить
И лезть на рожон?
Великий, не терпит он споров.
Ведь стал неприступной вершиною он.
Так мышь родила гору.
Сказка о короле Генрихе Шестнадцатом,который был Карлом ШесТЫМ
Там, где море раскинулось синее.
Находилась страна Приблизиния.
В Приблизунии — удивительно! —
Знали все обо всем приблизительно.
Приблизония эта прекрасная
Каждый день изменяла названия.
Приблизительно и по-разному
Называлась страна Приблизания.
Королем там был Генрих Шестнадцатый…
Впрочем, может, он был не шестнадцатым,
А пятнадцатым или семнадцатым.
А скорей всего двадцать вторым…
Был он светловолосым и рослым.
А быть может, и черноволосым,
А скорее всего рыжеволосым…
Впрочем, лысым он был вообще.
Он врагов своих брал в окружение
И выигрывал смело сражения.
Впрочем, можно сказать, не выигрывал,
А скорее терпел поражения.
В Приблизунии все приблизительно.
Что приятно весьма относительно.
Трон шатается: ножки лаковые
Приблизительно одинаковые.
Королевский дворец поразительный
Тоже строили так — приблизительно —
И не знали, стоять ли останется
Или рухнет совсем это зданьице?
Смерть нашла короля в битве дальней.
Впрочем, может, не в битве, а в спальне.
Или вовсе не в спальне, а в море…
Ничего мы не знаем — вот горе!
Да, о прошлом бедны наши знания.
И была ли на свете действительно
Эта самая Приблизания —
Нам известно
Весьма приблизительно.
Сказка О Короле, Шуте и Палаче
У Короля дурное настроение
(Не ладится, пардон, пищеварение),
И он велит позвать к себе Шута.
— А ну-ка. Шут, развесели нас малость.
Печалит нас деяний маета…
И Шут в ответ: — Ах, ах, какая жалость.
Касторки у меня в запасе не осталось!
— Что, что? — Король переспросил Шута.
— Ваш ужин, мой Король, был столь обилен.
Что юмор без касторки тут бессилен,
Касторка ж и без юмора вполне
Утешит вас, Король, поверьте мне…
Но был Король упрям и без извилин:
— Ты хочешь, чтоб позвал я Палача?
— При чем же здесь Палач? Виновен пекарь.
Вчера умяли вы четыре калача.
Палач вам не поможет. Нужен лекарь.
Не действуйте, Король мой, сгоряча.
— Нет, нет, я от касторки чуть не умер! —
Сказал Король. — Мне нужен тонкий юмор.
— Ну что ж, тогда зовите Палача. —
Промолвил Шут. И вот Палач явился.
Неся с собою плаху и топор.
Шут сам придумал странный приговор:
— Так как Палач ни в чем не провинился.
То дать ему касторки ложек пять!
Нельзя сказать, чтоб был Палач в восторге.
Зато Король стал громко хохотать
И повторять: — Дать Палачу касторки!
И, глядя на беднягу Палача.
Он громко хохотал. От сотрясенья
Вдруг заработало пищеваренье,
и трон Король покинул хохоча.
Так Шут сумел, без всякого сомненья.
Использовать искусно Палача,
Что потруднее, чем рубить сплеча,
О чем и говорит стихотворенье.
Сказка о Шуте и Палаче
Сказал Палач: —Топор остер.
Как для себя точил топор.
Все быстро будет.
Ты, Шут, давай-ка, помолись,
И поскорее соберись.
Ведь ждут же люди!
Ответил Шут: — Пусть подождут.
Заполонил всю площадь люд —
Не ждал аншлага…
А у тебя. Палач, так стар
Извечный твой репертуар:
Топор да плаха!
И снова плаха и топор…
— Да, у тебя язык остер,
И все ж, по чести,
Коль расстаешься с головой,
Пред смертью черный юмор твой
Ох, неуместен!
— Я плаху не боюсь твою.
Всю жизнь ходил по острию.
Дружил с сатирой…
А хочешь сделать мне добро.
Ты лучше-ка топор свой про
дезинфицируй!
Боюсь микробы занести
С собою в рай я.
— Не бойся, в рай не попадешь.
На плаху голову положь!
— И умирая.
Микробы в ад тащить с собой?!
И смех стоял в толпе людской —
Не казнь, а праздник! —
Вовеки не было такой
Веселой казни.
БОГИ ЖАЖДУТ1984
Давняя история
Увы, в наказаниях боги щедры.
Хоть быть подобрее могли бы.
Наказан Сизиф: на вершину горы
Он тащит тяжелые глыбы.
Устал он от жажды, устал от жары.
Туг лечь и не двигаться впору.
Но только дойдет до вершины горы —
Срывается глыба —
И в тартарары,
И вновь поднимай ее в гору.
И сто лет пройдет, и тыща пройдет.
Бессмысленно длится работа:
Сизиф свою ношу несет и несет,
И так без конца и без счета.
И сто лет пройдет, и тыща пройдет,
И так без конца и без счета…
Но Зевс вдруг припомнил:
— А как там идет
У нашего друга работа?
Забыли о нем мы. Ну что ж, не беда.
Пора поглядеть, что да как там:
А ну-ка пошлем двух циклопов туда.
Я верю не слухам, а фактам!
Ведь кто-то за грешником должен следить;
Он сам предоставлен себе там
И может бессовестно байдыки бить
Всем клятвам назло и обетам!
Я принял решение: пусть с этих пор
По названной мною причине
Один у подножья стоит контролер.
Другой контролер — на вершине.
А чтоб не дремали лентяи в тени
И дело свое не прохлопали.
Еще двух циклопов пошлем, чтоб они
Следили за теми циклопами.
— А ежли и эти циклопы все враз
Доверия не оправдают?
— Да мало ли. что ли. холопов у нас?!
Пошлем, и пускай наблюдают.
Тропинки свободной теперь не найти.
Циклопы на каждой тропинке…
Сизиф надрывается: —Дайте пройти,
Я ж камни тащу — не пылинки.
— Мы заняты делом, — циклоп говорит, —
А ты все туда да сюда, вишь!
Кончай свои глыбы таскать, паразит,
Не дай бог, циклопа задавишь!
И старший циклоп, весь Олимп поразив.
В своем сообщении кратком
Донес, что, внося беспорядок, Сизиф
Мешает следить за порядком.
И хоть в наказаниях боги щедры.
Но тут порешили все скопом
Убрать для порядка Сизифа с горы.
Дабы не мешал он циклопам.
Теперь на горе благоденствие, тишь…
Вот дикие козы протопали,
И вновь тишина наступила. И лишь
Циклопы следят за циклопами.
Боги жаждут
— На Олимпе что-то скучно стало, —
Зевс сказал. И боги подтвердили:
— Ах, как веселились мы, бывало.
Как прекрасно время проводили!
— Вспомнить, как Тантала наказали, —
Бог сказал, — вот выдумщики были!
— Это верно, — вечные сказали.
— Это точно, — боги подтвердили.
— А как Прометея приковали.
Где снега и горные отроги?
— Приковали, — боги закивали.
— Где отроги, — подтвердили боги.
— Как с Мидасом шутку пошутили,
И ни с чем остался он поныне!
— До чего же весело мы жили! —
Загрустили боги и богини.
Зевс сказал: — Да, что-то скучно стало.
Впрочем, есть хорошая идея:
А не отпустить ли нам Тантала?
А не пощадить ли Прометея?
Мы их уж довольно наказали.
Так не будем с ними слишком строги…
— Это можно, — вечные сказали.
— Это верно, — согласились боги.
…Пьет Тантал из родников заветных.
Рвет плоды, которые послаще.
Прометей развел костер из веток.
Наломав их в близлежащей чаще.
И Мидас так весело хохочет.
Как смеялся прежде он не часто.
И глядеть на золото не хочет:
Перевоспитался царь Мидас-то!
Над Сизифом тени ткет олива.
Отдыхает он от глыб и пыли…
Всех простили жители Олимпа,
Никого, пожалуй, не забыли.
На Олимпе боги веселятся.
Закатили пир в честь всепрощенья…
— А творить добро, я вижу, братцы.
Тоже неплохое развлеченье! —
Зевс сказал: — Всем хорошо в итоге.
А придумал это кто — не я ли?
— Ты придумал! — подтвердили боги.
— Это точно! — вечные сказали.
— В этом деле ты мастак, ты гений! —
Зашумели боги — знает каждый.
Так придумай, что посовременней.
Чтоб не повторяться в шутках дважды.
Боги жаждут новых развлечений.
Берегитесь, люди: боги жаждут!
Паденье Рима
Паденье Рима. Грохот, гром и звон…
Да нет, совсем не так все это было.
Все очень медленно происходило,
И дня паденья не заметил он.
Рим падал долго, долго… Шли века,
А он все продолжал незримое паденье,
И разговоры шли средь населенья:
— Ну как там Рим?
— Да падает пока…
А горожане сладко ели, крепко спали.
За торжеством шумело торжество.
— Что в Риме нового, случайно не слыхали?
— Да вроде падает…
— Ну это ничего…
Патриций изгнан был из Рима навсегда.
Он посетил иные города.
— Ну как там Рим? — спросили у вельможи.
— Рим падает, но не волнуйтесь, господа.
Когда я уезжал, Рим падал, и когда
Вернусь назад, он будет падать тоже.
— Рим падает? Ну что ж, давно пора б! —
Рабы паденье Рима обсуждали…
— О, горе мне! — воскликнул старый раб. —
Коль Рим и вправду немощен и слаб,
Зачем купил я новые сандали?!
А Рим пирами пышными блистал,
Паденье шло привычно и надежно.
Когда бы вдруг он падать перестал,
Все поразились бы: да как же это можно?
За поколением сменялось поколенье.
Уж написал поэт стихотворенье:
«В паденье мы пришли, в паденье мы уйдем.
Нет ничего незыблемей паденья».
И все-таки Рим пал…
Мечта раба
Я раб раба. Да, господин мой — раб
Вельможи знатного Домициана.
А мой хозяин туп, он крив и косолап,
И все ж он господин мой, как ни странно.
Он жалкою гордыней обуян.
Я раб раба. Мне снится постоянно.
Что выкупил меня Домициан,
И я отныне раб Домициана.
Считать умею я и в грамоте не слаб,
Ложусь я поздно, и встаю я рано.
И все-таки я раб, и мой хозяин — раб
Вельможи знатного Домициана.
Смеются надо мной и боги, и судьба,
И сам до слез нередко хохочу я:
Как унизительно мне быть рабом раба.
Как полноправным стать рабом хочу я!
Когда-нибудь и я б купил раба,
И он за мной ходил бы постоянно…
О боги, смилуйтесь, о смилуйся, судьба,
Я стать хочу рабом Домициана!
Калигула
В свой звездный час я ввел в Сенат коня!
Потомки, да запомните меня.
Средь всех моих деяний, злодеяний
И полустершихся в веках воспоминаний
Есть незабытое: я ввел в Сенат коня!
Превозносимый лестью всенародной,
Я б мог ввести туда кого угодно,
Ведь у меня немалая родня.
Но, понапрасну времени не тратя,
Я ввел в Сенат не тестя и не зятя —
Что проку в них! — Я ввел в Сенат коня!
Впервые важной чести удостоен.
Конь был встревожен, я — вполне спокоен.
Сенат глаза безмолвно отводил.
Нет, не тогда, когда на трон всесильный
Я сел, и Рим гремел любвеобильный,
Я в этот час в Историю входил.
О, моему последуют примеру
Цари, и президенты, и премьеры.
Вводя кого хотят, куда хотят —
В парламенты, на троны и на ложе.
Но первым был, не забывайте все же,
Калигула,
Что ввел коня в Сенат!