Что мы, покорные казенной воле.
Играем непокорных злой судьбе?
За что нам платят деньги? Не за то ли.
Что мы так смело выступаем в роли
Бессребреников, гибнущих в борьбе?
За что ж нам платят все же? Не за то, что
Мы делаем старательно и точно
Все, что не можем, да и не хотим?
Итак, за что нам платят? От ответа
Зависит жизнь. Но коль плевать на это.
То, значит, мы не даром хлеб едим!
К вопросу о чести
Как быть нам с честью? Несомненно, часть
Невольно растеряли по пути мы:
Когда не хочешь вообще пропасть.
Потери частные неотвратимы.
Часть чести — эка важность! — только часть,
Зато покой сумели обрести мы.
Но коль великих классиков прочесть.
Не проходя высокомерно мимо, —
Узнаем: честь на части неделима…
Так как же — есть в нас честь иль нет ее?
Бог весть!
А если мы не знаем, нет иль есть
В душе у нас неведомая честь,
И продолжаем жить вполне терпимо.
То так ли для души необходима
Честь вообще? Вот что прошу учесть.
* * *
Не знаю, что тому причиной:
Мне кажется, всю жизнь свою
Стою я в очереди длинной,
Зачем, не знаю, но стою.
Ах, до прилавка путь неближний,
А очередь длинна, длинна…
Она почти что неподвижна.
И все же движется она.
У нас в руках авоськи, сумки,
Я здесь давно не новичок.
Передо мною дама в шубке.
За мной — в футболке старичок.
А на футболке у него
Значки Осоавиахима
И МОПРа, и ПВХО,
И Красного Креста, и КИМа.
Привык я в очереди к ссорам.
Я, как и все здесь, увлечен
Неистощимым разговором.
Где что давали и почем.
Здесь свой, особый быт налажен,
И мне привычен этот быт.
Мне, в общем, безразлично даже.
За чем та очередь стоит
Какие нам нужны покупки?.
К чему на этом сквозняке
Стоит, к примеру, дама в шубке
С заморской сумкою в руке?
Что нужно старичку, который
Значками щедро награжден?
О чем ведем мы разговоры?
Что там дают? Чего мы ждем?
Нет, я, пожалуй, понимаю.
Что очередь идет туда.
Где не дают, а отнимают
Не возвращая никогда…
Стихи о погасшем вулкане
Разве сосчитает кто-нибудь.
Сколько я прожил на белом свете.
Сколько мне еще тысячелетий
До конца осталось дотянуть?
Где теперь моя былая слава?
Где землетрясения, когда
Разливал я огненные лавы.
Пеплом засыпая города?
Кем теперь я стал? Никем. Горою.
А бывало, только захочу —
Половину неба в дым укрою,
Пол-Земли огнем позолочу!
Сколько было взрывов и безумий —
Сам хозяин, сам себе закон!
А известный до сих пор Везувий
Был тогда моим учеником…
Жил я, великан средь великанов.
Той незабываемой порой.
Думал ли я, будучи вулканом.
Что придется стать простой горой?
Мирным и спокойным стал характер.
Нет во мне ни ярости, ни сил.
Ни огня… И мой заглохший кратер
Так давно в последний раз дымил.
Зря меня еще боятся люди:
«Мало ли чего ждать от него…»
Я-то знаю: ничего не будет.
Ни огня, ни лавы — ничего!
И века проходят за туманом,
И тысячелетий череда…
Да и был ли прежде я вулканом?
Может, я им не был никогда?
Признание(акростих)
А я люблю шутливые стихи.
Казалось бы, ну что же в них такого?
Резвясь, пишу иной раз пустяки.
Однако вдруг меняет облик слово.
Серьезным вдруг становится оно.
Тоска проглядывает в нем порою.
И если вам, читатель мой, смешно —
Характер странный мой тому виною.
* * *
Еще живой, в глухую тьму
Все удаляюсь, удаляюсь,
Не удивляясь и тому.
Что ничему не удивляюсь.
* * *
Если вы свернете вправо.
А потом свернете налево,
И опять повернете налево.
То потом, через полчаса
Вы увидите бесконечность,
Бесконечную бесконечность.
За которой бескрайняя вечность
И бездонные Небеса.
УМНИКИ
Иногда, говоря «нет», ты утверждаешь гораздо больше, чем если бы ты сказал «да».
Не всем дано, но у всех отнято.
Для того чтобы называться Иваном Грозным, не обязательно быть Иваном. Но будь Грозным, и тебя назовут, как ты захочешь.
Как хорошо, что римляне не знали, что их светлым будущим станет мрачное средневековье.
Татарское иго было и до татар.
Каждое настоящее имеет прошлое. Но не каждое прошлое — настоящее.
У одних истина рождается в споре, а у других истина рождает спор.
Глупость умнее разума хотя бы потому, что она не надеется восторжествовать, а торжествует без надежды.
Бессилие сильнее силы хотя бы потому, что силу можно измерить, а бессилие — нет.
Как грустно! Ему было шестьдесят лет, и всю свою долгую жизнь он прожил в средневековье.
Дикарь не может быть образованным человеком, но образованный человек может быть дикарем.
Мы живем в страхе перед завтрашним днем не по тому, что боимся будущего, а потому, что помним прошлое.
Горожане издали смотрели на пламя первых костров инквизиции и думали, что это и есть светлое будущее.
Биясь головой о стену, ты должен точно знать, чего ты хочешь: пробить стену или расшибить голову. Если ты хочешь пробить стену — ты романтик, если собираешься расшибить голову — ты реалист. Если же ты надеешься довести до благополучного конца оба дела, ты — просто глуп.
Будьте милосердны, и наказание никогда не падет на вашу голову.
Если бы никто не сражался с ветряными мельницами — разве изобрели бы мельницы электрические?
Всякое начало имеет конец. Всякий конец имеет начало. Но если конец опережает начало — начало становится концом, а конец, наоборот, началом. И ничего не меняется.
Как странно! Я знал многих людей, продавших здоровье за деньги. Но кому они его продавали, если, как известно. здоровья за деньги не купишь?
Ум отличается от глупости не количественно, а качественно. Иначе большая глупость могла бы считаться небольшим умом.
Глупость не беспредельна. Но никто не знает, где она кончается.
1. На мелководье тонут даже самые глубокие мысли.
2. Никому не может служить утешением то, что он утонул не в пруду, а в океане.
3. А, с другой стороны, уж если суждено утонуть, то лучше в океане, чем в луже.
4. Утонувший в океане не боится болота.
Почему-то все двуликие Янусы — на одно лицо.
Если у твоего соседа табун коней, а у тебя всего один ишак — погляди на пешехода.
Если Вселенная не имеет ни начала, ни конца, то где же она, в сущности, размещается? Ведь где-то же должна она находиться, раз мы здесь?