Его преосвященство пригласил посла в свои покои. В гостиной, на светлом сафьяне кожаного дивана, свет из витражного окна так серебрился, словно крупные серебряные монеты сыплются туда или пересыпаются с руки на руку.
Епископ разговорился, как светский человек. Он знал в колонии все. Он многое знал и про европейцев, и про китайцев. Про тайпинов он имел больше сведений, чем кто-либо другой. Он ждет на днях миссионера из столицы повстанцев.
Его церковь не знает исповеди, как у католиков. Но епископ всегда наблюдатель. Для наблюдательного человека не нужны исповеди прихожан. Епископ оказался наилучшим справочником для посла королевы. Души и настроения многих людей всех цветов кожи ему известны так же хорошо, как торговые и денежные обороты в колонии, как подноготная магнатов коммерции и чиновников, как намерения китайских тузов и междоусобные распри кантонских мандаринов, их разногласия во всем множестве оттенков, как и оценка и значение наемного труда китайских кули во всем мире, которые становятся ходовым товаром, средством небывалого обогащения предпринимателей во многих странах.
После ужина с изысканными винами сэр Джеймс в сопровождении офицеров, прибывших за ним к назначенному часу, простился с епископом у каменной лестницы, ведущей со скал, на которых разбит был парк и стоял стрельчатой башней гонконгский Вестминстер. Элгин очутился на Куин Роуд, а потом на набережной, где его ждала шлюпка с экипажем.
Гребцы налегли на весла, и посол помчался в свою плавучую резиденцию. Корабли, мимо которых он проходил, приветствовали посла гудками и восторженными дружными криками команд.
Элгин почувствовал себя как на параде, экипажи кораблей были выстроены у бортов, неслись крики «Хура!» «синих жакетов» и офицеров. Многие были недавними товарищами и спутниками сэра Джеймса в индийском походе.
Джеймс время от времени вспоминал странный, чуть испуганный взгляд, брошенный на него на песчаной аллее у епископского дворца дочерью губернатора. Она человек будущего. Она независима и преисполнена деятельности. Все это так, но она взглянула с таким пылким испугом, что Джеймс задет, тронут. В нем пробуждался инстинкт преследования.
Глава 4. Тайфун
Like a beautiful woman with bad temper Hong- Kong claimed our admirations while it repelled our advances.
В Гонконге непривычная тишина. Истомляющая жара. Каждый здесь знает, что означает этот мертвый штиль и зловещая тишина, которая давит и приглушает все живое и даже легкую работу делает изнуряющей. Барометр падал. Иногда рябилась вода в проливе. К вечеру стал набегать жаркий ветер, посвистывая в снастях. Нашла тьма, быстро, как всегда в тропиках, как в театре при окончании представления, когда гасятся газовые рожки.
Пароход посла стоял в двух милях от Виктории у северо-восточного входа в пролив, служившего бухтой. Капитан Пиль ходил с бамбуковой палкой. В такую погоду у стойкого капитана сдают нервы, и он своей рукой угощает людей, воспитывает рукой, как выражается одна из дам, изображенных в романе Диккенса. Босые матросы в парусиновых рубахах или голые до пояса, мальчишки и сухопарые старики наглухо задраивали порты, люки и иллюминаторы, трясли и проверяли втугую вытянутые ванты и шкоты, цепными канатами и тросами крепили артиллерийские орудия и привязывали все, что наверху, в каютах, в жилых палубах и в машинном отделении, что могло упасть или подвинуться. «Иоу ё хоу», – раздавалось на палубах.
Сэр Джеймс проводил на берег своего брата Фредерика Брюса и секретаря Лоуренса Олифанта.
– Да, ужасный климат, – сказал Элгин.
Олифант ответил своей летучей фразой:
– Гонконг так красив, так прекрасен и так огорчает.
Олифант и Брюс отправлялись к губернатору Гонконга, к Джону Боурингу, который прибыл из Японии. Элгин остался на корабле из многих соображений. Он совершал обычную вечернюю прогулку по палубе, останавливался у борта и глядел на проплывающие в жаркой тьме огни. Пароходы и парусные корабли спешили вон из гавани, проходя мимо стоящих на якоре военных судов, давая гудки и ударяя в рынды.
Отношения сэра Джеймса с сэром Джоном вполне корректные. Но слишком часто встречаться не следует. Если бы Элгин опять поехал в город, это дало бы повод для разговоров, стало бы событием, которому придавалось бы значение как в европейском, так и в китайском обществах.
Брюс и Олифант облечены полномочиями и при случае в силах договориться по любому делу. Но их визит имеет оттенок личной встречи. Даже если они пробудут из-за тяжелой погоды дольше обычного, это не вызовет беспокойства.
Сэр Джеймс предпочитает побыть в одиночестве и сохранять свои намерения. Как только в Гонконг соберется флот и возвратятся из Индии экспедиционные войска, а также прибудут новые затребованные подкрепления, сэр Джеймс намерен начать действовать. Дипломатическую переписку с маршалом Е он будет подкреплять движением флота в Кантонскую реку. Войска будут высаживаться, а корабли пойдут по протокам и руслам реки от форта к форту по направлению к Кантону, усиливая давление на Е и его мандаринов, а через них – на Пекин и богдыхана. Тем временем изучать все, что может понадобиться для начала военных действий с полной силой, которые будут обрушены на Китай, если оттуда не пришлют согласия на уступки.
Войска еще не собраны. Приходится действовать осторожно, еще бывают мелкие стычки на суше или столкновения на воде. Сведения о китайских силах собирает капитан Смит. Через наших купцов, через компрадоров, через пиратов, а также используя многочисленных китайских шпионов. Это особая сфера деятельности военной администрации в такой колонии, как Гонконг.
А корабли все идут из бухты. Желая обезопаситься, опытные морские волки предпочитали встретить ураган в открытом море. Ветер становился сильнее и хлопал, духота еще не отступала. Матросы переодевались в непромокаемую одежду. Хлынул ливень. Ветер заревел в поднятых волнах, ураган обрушился внезапно, словно упала с неба масса воды, как кусок океана. Ливень как сплошной водопад, все вокруг было в согретой воде, и некоторые матросы ходили в пару почти голые, как в бане. Ветер еще крепчал. Полосой прошла прохлада, показавшаяся морозом. Над Гонконгом бушевал тайфун.
Опять, как и в Бенгальском заливе, над головой сэра Джеймса палуба грохотала, словно толпы тащили по ней туда и обратно быков и носорогов, тяжелейшие туши мамонтов, или полиция разгоняла манифестантов и разрушала баррикады, или начиналось светопреставление.
Неудобно, даже весьма, когда над каютой так шумят. Слышатся крики в рупор. Элгин уже знал наизусть эти команды. Он живет на корабле, как у себя дома, предпочитая оставаться в загадочном одиночестве.
– Ease her… Fasten… Stop her!..[25] – ревели в трубу. «И все это означает операцию, подобную сну», – размышлял в качающейся койке сэр Джеймс, чувствуя крепкие удары волн, наносимые с такой силой, как будто китайский кулак пытался пробить обшивку, отделяющую щеку посла от океана. Элгин находится в отдельной каюте, и тут можно спать. Но ему не легче от этого.
Сейчас лучше быть наверху со всеми вместе. Но он не намерен подниматься раньше времени, мешать капитану и обнаружить озабоченность.
Сэр Джеймс предпочитал бы встречаться с обществом и задавать приемы на своем корабле, а не ездить для этого на берег. Если корабль уцелеет после урагана, то он намерен совершить на нем увеселительную прогулку, пригласив своих гонконгских знакомых и друзей во главе с губернатором. Ни одна из леди Гонконга не уклонится принять приглашение на бал на корабле. Как и их мужья. Сэр Джеймс предчувствует, как при виде элегантных англичанок и американок колонии у себя в гостях он не сможет не испытать тайного и сильного волнения. Здесь он лицо, облеченное высокими полномочиями, посол, его репутация и престиж превыше всего. Но ничто человеческое ему не чуждо. Бывалые люди этих морей поймут его. В ожидании возвращения войск из Индии еще нельзя заняться подготовкой дуэли с вице-королем Кантона, второй персоной в Китайской империи. Как появится на балу Энн? Бал для всей колонии. Но с Энн в памяти, как заданное число при решениях математика.
Какой ужасный нездоровый климат. Где взять более удобную для европейца территорию, куда можно было бы перенести административный центр колонии? Может быть, Сеймур и Боуринг правы? Тут ливни, ураганы или адская жара. Термометр в жаркие месяцы доходит до девяноста и даже ста градусов[26], постоянная духота. После ураганов и прохлады опять мокрый и влажный жар при сухом вечернем небе, при сжигающем солнце, когда вымытая утром палуба не просыхает до вечера. И это при синем безмятежном небе без облака. И так целыми неделями. Где найти другое место, куда можно перенести центр торговли с Китаем? Нет, мы обречены, прокляты за собственную жадность, прикованы к скалам острова Гонконга, с его непрекращающимися эпидемиями: тифом, холерой, дизентерией и тропической лихорадкой. Что бы ни замышлял адмирал Майкл Сеймур, но мы не уйдем, из-за того что тут рядом рынок Китая, его многолюдные провинции. Весь жир Китая здесь. И отсюда нам не уйти. После богословских кафедр и докладов о современной философии, о гуманности новой эпохи, об устройстве общества, о Мильтоне или Платоне, из мирового центра умственной жизни и цивилизации, после выступления на митингах избирателей или с парламентской трибуны…
Конечно, все происходящее здесь можно принять как испытание на выдержку, спорт. Но попробуйте сами, почувствуйте когда-нибудь, что это за спорт. Попадите в Гонконг.
В этом году, как оказывается, мы получили жестокий урок от китайцев в битве с их джонками в Водном Лабиринте. Мы убеждены, что одержали победу. Мы уничтожили их джонки. Китайцы убеждены, что одержали победу они; мы еле убрались после своей победы. Урок: не соваться в Китай, не имея достаточно сил. В парламенте об этом не знают. Китайская стратегия учит: войну надо начинать, когда врага можно раздавить так же легко, как яйцо. Научимся же и мы, хотя вряд ли когда-нибудь Китай будет раздавлен, как яйцо. Но превосходство сил перед вступлением в конфликт и ясное представление о возможном сопротивлении у нас должно быть обязательно.