…После новых встреч приходят новые соображения. Но всегда продолжаешь думать о том, что западало в голову раньше.
Элгин полагает, что китайские кули могут быть куплены не только предпринимателями, но и военным ведомством и в самых обширных размерах. На каждого из наших солдат надо закупить по «одна штука» кули, кули-няньку, чтобы таскал тяжести, рыл землю, подносил все, что надо в бою. Облегченный солдат будет подвижней, искусней. Но за это надо платить. Наши солдаты и матросы сами по себе стоят больших денег, но, чтобы купить для них кули, Элгин решил запрашивать деньги у Пальмерстона.
Элгин написал в Лондон. Он просит дополнительные средства, объясняя суть дела. Все будет восполнено с лихвой, расходы окупятся при заключении договора с Пекином. Он предлагает сформировать военный корпус кули, не батальон, как при прошлой, осужденной общественностью компании, а набрать пять, даже шесть, тысяч «штука» кули.
Джордин берется составить одну бригаду кули на свои средства с условием, что мы возвратим ему все расходы, включив их в сумму контрибуции, которая при заключении договора будет потребована с Китая.
Элгин написал премьеру и о Приморье. Понятно, что у нас нет сил для такого предприятия. Но и смысла нет занимать территории, на которых не проживает многочисленного населения, где не с кем торговать. Нелепость очевидна и в опровержении не нуждается. Желание основать колонию в удобном для европейцев климате потребует больших затрат. Там пришлось бы создать не второй Гонконг, а вторую Австралию, пригонять каторжников. Прошло время, когда адмирал Стирлинг и коммодор Эллиот высаживали сотню пехотинцев на побережье Сахалина. По долине стояли ряды палаток, красные мундиры маршировали у подножья гор, а корабль с флагом Соединенного Королевства находился на рейде, и порт считался занятым. Все быстро переменилось. На побережьях Сибири ставятся новые посты и строятся города. Японцы развиваются так быстро и бурно, что наивно думать, будто бы на их северном острове можно обосновать колонию, замыкающую линию постов для блокады Сибири, и при этом обойтись небольшим флотом или высадкой десантов.
Надо признаться, что если мы умело удерживаем на устьях Кантонской реки наших кузенов, то в Японии, при всем искусстве нашего посла Алкока, мы не в силах будем спорить с громадной коммерческой силой Соединенных Штатов. Американцы начали там все раньше нас и своего не уступят. Дружба Рида и Путятина, их встречи в Макао – не случайность. Русские эмигранты в Лондоне пишут в своих изданиях, что будущее принадлежит России и Америке. Они видят эру прогресса в согласии этих гигантов, которые строят мост друг к другу через Тихий океан. Какой новогодний комплимент для британцев, покровительствующих изгнанникам русского царя!
Советы Боуринга полезны, его помощь требуется ежедневно. Он гуманист и член европейских академий, но он старомоден в своих представлениях. Был в Японии по делам нашего консульства и для встречи с американским дипломатом Таунсэндом Харрисом, которому он еще два года тому назад признавался в своих видах на северную Японию. За какой-то пустяк, кажется, за шлюпку для разъездов, американец выдал эти секреты русским. Путятин, по приказанию царя, отправил в Японию в подарок императору парусную шхуну. Пальмерстон от имени королевы ему же послал пароход.
Ресурсы Китая так велики, что нет смысла в этой стране вести себя, как в Индии. Захват такого гиганта невозможен. В будущем предвидятся самые разнообразные доходы от Китая. Пекин должен почувствовать, что без помощи европейцев невозможно существовать. Лично у Элгина нет во всем этом собственных интересов, он лишь исполнитель воли правительства и коммерции. Но он угадывает неизбежный ход истории. Он как машина, нанятая думать. Ему, не извлекающему выгод из коммерции в Китае, приходит в голову то, о чем еще не догадываются коммерсанты и политики.
Формы контрибуции могут быть разнообразны: не только временные, но и постоянные. Они будут взиматься нами по праву устроителей порядка в этой стране. Китай нельзя захватить, но можно взять в свои руки его таможни.
Джеймс предполагал, что тайпины от нас помощи не дождутся. Подмога повстанцам идет от купцов, и этого достаточно. Мы будем помогать той стороне, которая окажется не в силах остаться независимой. Тайпины пусть пребывают в недоумении, хотя бы они и пожелали стать нашими христианскими союзниками. Пока Китай – это гигантский кули, и только этим он ценен. Наши барыши требуют от нас величайшего героизма.
Тайпины не раз заявляли, что протягивают нам руку, объявляли себя христианами и братьями европейцев. Но нам совсем не нужно их христианское братство. Нам нужно не убыточное братство, а торговля. Пока лишь мелкие фирмы и дельцы ведут дела с тайпинами, доставляя им оружие и предметы дешевой роскоши.
Элгин полагал, что если он добьется своего и доведет до конца свою миссию, то займется и тайпинами и преподаст им урок, в качестве чего они для нас приемлемы. Пока повстанцы помогали ему как бы играть в баланс, оказывать давление на пекинское правительство. Но китайцы стояли на своем крепко.
Глава 6. Катти Сарк
Ночные балы на кораблях, уходящих в открытое море, – прекрасная традиция колонии.
У кого-то заимствованная, но доведенная англосаксами до совершенства, как сам Гонконг по сравнению с католическими колониями. Приверженцы папы до сих пор одевают своих моряков в бархатные панталоны с бантами и в плюшевые камзолы и охотней устроят пир в кафедральном соборе, чтобы потом каяться на исповеди. Англосаксы свободны от католических предрассудков.
Юные женщины, поднимаясь по трапу на палубу уходящего в море корабля, предчувствуют себя в объятиях тропической ночи.
Джеймс Элгин у парадного трапа. У рыцаря королевы голубые глаза. Он обменялся крепким рукопожатием с отцом, мягче, но мужественно – с Энн и ее сестрами, этим букетом северных цветов. Офицеры флота королевы окружили их. Все без формы, в вечерних костюмах. Ни одного ордена, медали, ни нашивки, ни ленты.
Дела и наши и китайские для Элгина грязны и неприятны. Делать их надо чистыми руками. Он знал это старое оправдание, основанное на привычках к лицемерию и притворству, удобное для всех, у кого нечиста совесть. Он не хотел бы повторять в Кантоне историю подавления индийского мятежа.
Бал не только для отдыха. Для чего-то человек живет. Все сводится к тому, чтобы совершаемое преступление заглушить. Может быть, в этом действуешь по пословице, что клин надо вышибать клином. Только делом человеку невозможно жить. Есть обязательность отношений, необходимость выражать взаимное внимание; обычаи колонии в этом такие же, как всюду. Приемы и торжества в честь посла – само собой. Посол вежлив и отзывчив. Люди торгуют опиумом, проповедуют, служат королеве, изучают, занимаются всеми видами деятельности с большим напряжением, ради таких общественных встреч, балов и приемов. На военном пароходе будут сюрпризы и много радости, как подразумевается в приглашениях, разосланных сэром Джеймсом не только кругу видных и значительных деятелей колонии. Приглашены все европейцы. Все дамы Гонконга. Человек света обещает те наслаждения, ради которых люди выбиваются из сил в непрерывной конкуренции.
Будет все, чтобы каждый мог утолить свои амбиции и осознать, что счастлив, побывал в обществе. Если бы при этих встречах не происходило увлечений, жизнь была бы невыносима, и это при самой высокой порядочности, свойственной всем.
Корабль стоял на рейде, и гости подходили к нему на вельботах и баркасах. Посол Джеймс Элгин протягивает руку и любезно смотрит в лицо подымающимся леди и джентльменам. Над палубой во весь пароход натянут высокий тент, он кажется куполом кафедрала или калифорнийским театром кабаре. Под тентом тень и много воздуха. Грянула духовая музыка оркестра морской пехоты. Рослые красавцы в красных мундирах и в медвежьих шапках в подъеме духа, с осанкой, в которой выражено сознание происходящего торжества и собственного значения, все в пышных белокурых или в русых бакенбардах, в свежести губ и лиц, с холодным льдом глаз. Леди проходят мимо этих рядов. Их взоры скользят по бесстрастным глазам солдат, как ледяной дорожкой, по красным мячикам надутых щек и по трубам, знавшим торжества побед и призывавшим к атакам.
Модные платья дам тесно схвачены чуть выше лодыжек и ниспадают колоколами к туфелькам, острия которых чуть видны. Какие шелка, орнаменты, китайские и европейские кружева, батисты, какая утонченность и европеизм в нарядах, некоторые модницы придерживают трэн платья рукой.
Солдаты безразличны, они служат долгу, сегодня для них тяжелый труд, но труд чести. У солдат бывают свои хорошие балы, с отличными угощениями, на стол ставятся почти те же самые деликатесы. Но своих дам они не приглашают, милых юных китаянок в штанах из синей дабы или ярких шелков. Как же можно приглашать китаянку в солдатский клуб, в городок двухэтажных казарм с террасами и колоннадами! Но китаянки появятся, может быть, даже и сейчас. Многие верны своим дамам, оставляют свое сердце в колониях, а некоторые даже остаются здесь после службы, в персиковом саду нянчить своих китайчат.
Радости светского общества тускнеют при воспоминании об одиночестве подруги сердца, которая за дырявую медную монету перевозит, стоя босиком в своей полированной лодочке юли-юли, пассажиров через пролив. Мощный звук труб своих возлюбленных рыжих дьяволов на огненном заморском драконе слышен сейчас и лодочницам, и прачкам.
Капельмейстер поднял жезл. Трубы снова поднялись, ударили барабаны, и весь багровый четырехугольник красных мундиров замаршировал. Восемьдесят шагов на палубе, с четкостью, форсом и задором, под игру собственных труб. Остановились. Нога приставлена к ноге. Несколько раз дружно подняты колени, и каблуки стучат о палубу. Сразу оборот кругом, снова как одна приставлены все ноги. И снова марш гигантов силы и порядка, циклопические шаги мальчиков с головами медведей, с медью труб, пряжек и пуговиц.