В анфиладе комнат послышался чей-то голос, там произошла короткая перебранка, хлопнула балконная дверь.
Шаги здоровенных ног раздались по мрамору, и вошел рослый американец. Он положил свою шляпу на пол около стула и хлопнул обоих послов по рукам. Элгин и Путятин были приглашены в кабинет и усажены в кресла, обитые зеленой кожей с отделкой под серебро, как ковбойские седла.
Переговорили о том о сем, как всегда при встрече, Путятин замолчал, ожидая, что будет дальше, как братья поведут себя друг с другом.
Канонерка Элгина стоит с поднятыми парами, и, судя по этому, посол не хочет задерживаться. Срочные дела призывают его после осмотра войск и кораблей в дельте Кантонской реки поскорей вернуться в свою штаб-квартиру в Гонконге.
Что же мне теперь остается? Пожелать им успеха? Конечно, как-то неудобно отмалчиваться, это только себе на вред; я смолчу, а потом будут ко мне претензии в неискренности. Элгин человек приличный, известного рода. У них сейчас есть стремление жить с нами в мире, не упуская своего, действовать сообща, и я не должен этим пренебрегать. Нельзя обнаружить, что понимаю суть их политики. Переборю себя, притворюсь, что ни о чем не догадываюсь.
Да и пусть англичане идут на Кантон. Пусть сунутся. Да и мандаринов надо потрясти. Потряс Перри японцев, и те сразу уступили и опомнились и ему же благодарны. Что же делать, как поступать иначе? И мандарины должны опамятовать. Пора тряхнуть и самого Сына Неба, будь он неладен. Он, как священный бык, улегся на своих наложницах. Англичане спесь с него собьют, им только взяться. Путятин намерен помочь Китаю другими средствами. Это его цель. Но мы сами живем в Европе, зависимы и связаны интересами и всеми своими привычками с великими державами по всем статьям. Муравьев как-то хочет урезонить европейцев по-своему. Упрекал Путятина, мол, что это у вас за мания – всех учить, когда вот-вот тем, кого вы просвещаете, дадут оружие в руки и укажут на нас как на злейших врагов.
Элгин пошел с американцем в открытую, стал упрекать Рида, что его соотечественники, торгуя с Кантоном, вымогают у Е остров, обещая за это деньги и шпионя в пользу мандаринов, что все это походит на предательство, коммерсанты пренебрегают новыми принципами политики президента Бьюкэнэна.
– Откуда вам известно, что американцы шпионят?
– От надежных и верных людей.
– Это неприлично.
– Так все делают. Разве у вас в суде этого не знают? Ваши бизнесмены предлагают Е двести тысяч за остров и хотят построить на нем город.
– Это их частное дело.
– Посол великой державы отвечает за посягательства своих дельцов на чужие территории. Неприкасаемость границ устанавливается договорами. Вы заинтересованы в развитии Китая, в торговле, и это естественно. Зачем же вы сюда прибыли, представитель коммерческого государства? Ведь у вас в Штатах торговцы являются самым почетным классом общества, а вы с президентом обязаны защищать их интересы.
Рид долго уклонялся от прямого ответа. Помянул, что на днях напишет Е письмо, в котором решительно попросит встречи. Тогда поговорит с китайским губернатором, выяснит, как все представляется самим китайцам.
Наконец Рид решительно заявил, что не примет никакого участия в общих действиях морских держав против Китая. У него нет для этого полномочий и нет желания.
Словно в подтверждение своих слов и показывая, что день закончился и что он устал от разговоров, Рид растянулся поперек дивана и закинул свои длинные ноги на столик с газетами. Лучшего ответа лорду не придумаешь.
Элгин знал о существовании разных демократических замашек и привыкал ко всему. Он не обращал внимания на появившиеся на столе ноги и продолжал про свое. Сказал, что попытка американцев совершить спекуляцию и вбить клин между Штатами и Великобританией обречена на провал.
– Это лишь ускорит наши действия. Имена американских шпионов известны, как и содержание посланных ими бумаг. Я приказал флоту идти под стены Кантона и занимать все острова. У вас еще есть возможность действовать вместе с нами миролюбивыми средствами.
– Зачем мы с вами, граф Путятин, будем таскать для них каштаны из огня? – сказал Рид.
Элгин расхохотался.
– Благородная политика вашего нового президента стара. Ваш предшественник точно так же устранялся от вмешательства в китайские дела и ловил рыбу в мутной воде, когда произошел инцидент в прошлом году. Американцы отказались поддержать нас. А кончилось тем, что, когда мы ушли из Кантона и военные действия прекратились, ваши коммерсанты стали испытывать издевательства и придирки китайцев. Вы струсили и покорились… Вам пришлось посылать военный флот для эвакуации ваших граждан из американских блоков в пригородах Кантона. Что я вам буду рассказывать! Стреляли же китайцы по вашим кораблям, вывозившим коммерсантов с семьями, а коммодор Армстронг отдал приказ палить и снес с лица земли земли Барьер-форт. Суньтесь со своим письмом к маршалу Е, он даст вам щелчок по носу. Он прекрасно понимает, что своей гигантской «Манитобой» вы его не напугаете, она не пройдет по реке. Кантон недосягаем для нее – по пословице: близок локоть, да не укусишь.
Элгин говорил грубо, сидя на ковбойском седле кожаного кресла, как ковбой с ковбоем, показывая, что игра в американский демократизм дешево стоит и при случае бьет самих же американцев. Грубости и скотства пастухов из прерий и убийц индейцев, ставших адвокатами и получивших образование в сомнительных американских университетах, набраться нетрудно. Плохое перенимается легко, была бы охота.
Путятин понимал, что теперь у Элгина вся надежда будет на него. Станет убеждать меня ради гуманности действовать заодно с ним и с французом и послать китайцам ультиматум от имени послов всех держав.
Рид, казалось, смягчился. Он слегка зевнул и, чуть потягиваясь, сказал:
– Приходите сюда ко мне завтра. С утра обсудим серьезно ваши претензии, мистер Элгин.
«Мистер», и все тут! Но Элгина не проймешь. Он сам на демократии собаку съел и в парламенте, и на выборных митингах.
– Мои претензии элементарны, – сказал Элгин. Он добавил, что сегодня идет в Гонконг. Простились с Ридом любезно, даже с оттенком братской привязанности.
– Я надеюсь прийти сюда в ближайшее время и прожить в Макао несколько дней… Останетесь ли вы здесь или возвратитесь в свою плавучую резиденцию? Барон Гро на днях будет в Макао, он хотел бы обосновать здесь свою штаб-квартиру.
– У вас в Сибири в это время холодная погода? – спросил американец у Путятина.
Послы зашли по дороге на пристань в португальский дворец Евфимия Васильевича. Темные деревья теснее обступили дом со всех сторон.
– При отказе Рида действовать с нами сообща у меня нет иного выхода, как готовиться к бомбардировке Кантона, как это ни отвратительно. Все, что предстоит, нам придется брать на себя. Не правда ли?
Путятин смолчал.
– Не так ли? – с жаром воскликнул Элгин. – Нет иной возможности, вы это видите?
– Да, я вижу, – ответил Путятин. – Я… Понимаю ваши доводы, что у вас нет иного выхода и нет средств убедить правительство Китая.
Путятин сам не смог бы объяснить, как все это у него вырвалось. Как все получилось? От желания закончить разговор или схитрил? Словно пожаловался от души. Элгин мог понять его по-своему.
– Я… вполне поддерживаю ваши доводы в пользу решительных действий, – сказал Евфимий Васильевич, чувствуя, что его несло и дальше по инерции. Да и пусть Элгин воюет, если ему хочется, не буду я его без конца отговаривать. Он сам знает, чего хочет.
Вот Муравьев не советовал идти туда, где англичане; то ли дело в Японии, где я чувствовал себя свободно, там, без осуждающих нас западных европейцев, действовал от души, с чистым сердцем.
– Смелый он человек, пойдет с несколькими тысячами на Кантон и на весь Китай, – говорил Путятин, возвращаясь с пристани с Николаем Матвеевичем, когда английские канонерки ушли.
– Китайцы, если захотят, могут собрать в Гуаньдуне и противопоставить ему армию в триста тысяч, но они войны не хотят.
Путятин старался уверить себя, что он остался тверд при переговорах с Элгином, действовал независимо. А Элгин так благодарил… за что бы? Может, ему кажется, что настоял на своем, доказал свою правоту, уверил меня, добился моего согласия. Может быть, и впрямь, сам того не ведая, я поддался и попал впросак…
– Когда вы, Николай Матвеевич, успели сойтись с молодым Вунгом? – спросил Путятин. Он заметил, как любезно Чихачев попрощался с китайцем у трапа. – Нашли с кем откровенничать! Вы будете осторожны с Вунгом. Это человек молодой, образованный, вышколенный англичанами, который знает, что говорит и что делает. Не усматривайте в нем союзника. Это вам не лавочник на Амуре, который возит на продажу ханыпин и спаивает гиляков, не судите о нем по вашим малограмотным торгашам-приятелям.
Чихачев сказал, что Вунг говорил с ним о Мингах.
– Да? Так это они сами же тут и состряпали! Значит, по Кантону, дорогой мой, пущен слух о намерении Англии восстановить на троне династию китайского происхождения… Китайцы есть разные. Найдутся такие, что подхватят и понесут во все концы.
Глава 11. Тоска по дому
«Я желал бы вам обрести крылья и прилететь ко мне, хотя бы на несколько часов, – писал своей жене сэр Джеймс, – мы могли бы бродить по этим огромным апартаментам… Могли бы выйти на террасу, которая, как висячие сады древних, окружает здание, и прогуляться по ней, как по тропинке в первобытном тропическом лесу, рассаженном моим предшественником не слишком узкой полосой и обнесенном высокой защитной стеной, охраняемой часовыми. Утром я мог бы показать вам вид на гавань Гонконга, которая, как цветная гряда, в сплошной массе флагов всех наций мира.
Кроме европейских и американских судов стоит более трехсот китайских джонок, все они считаются принадлежащими торговцам и вооружены артиллерийскими орудиями от двух до десяти, как считается – для защиты от пиратов, которых в этих морях множество. Но по крайней мере треть этих кораблей принадлежит самим пиратам. Все туземные суда с росписями на бортах, изображающими глаза рыб или пасти драконов. На их мачтах полощется множество цветных значков, нечто вроде вымпелов».