Вопреки обычаю, Е, досыта накормленный шпионскими сведениями из Гонконга, сам уже, втайне от окружающих, давно стал европейцем и перенял многие варварские, но удобные и приятные привычки. Поэтому он сел за стол, выгнал всех чиновников, сам взял кисть и тушь и занялся правкой документа. Все выверил, кое-что дописал, что-то и вычеркнул, что-то пояснее затуманил, чтобы не дразнить собак. Бумага шла к западным людям, к варварам, и тут шутить нельзя. Все незыблемое достоинство Китая оберегается. Е сам знает, что вокруг него, как и вокруг Небесного Владыки в Пекине, много глупых людей, что все их понятия отжили, все надо давно менять. Е прекрасно все знал, он изучал, интересовался тем, что делается на свете. Он же приставлен для этого. Но если он объявит о перемене своих убеждений и о приверженности новым, идущим из Гонконга в Китай, понятиям, то ему свои же срубят голову, как политически отсталому и коварному предателю… Лучше гибнуть от врага, чем от своих. Китаец в мандаринском ранге – по натуре верный человек, как фазаний петух. Свою горячую приверженность новизне и европеизму Е, в пределах допустимого, выразил, приступив в Кантоне к постройке здания западного типа для местного провинциального правительства. И подтвердил это, пошел еще дальше по пути обновления Китая, назначив проверенного шпиона начальником строительства, который является символом новой жизни.
Е толст, неподвижен, он будет соблюдать китайскую важность и неподвижность имперской величественности до самого последнего момента. Но когда посол, как он обещает, начнет восстанавливать варварскую справедливость, это значит, что Сеймур примется лупить из пушек по ямыню, и последняя бомба, которая пощадит Е, но докажет, что дальнейшее терпение не приносит плодов, губернатор, как рыжий «фулоо», начнет драпать, пустившись во всю прыть так, что его никто не догонит; поступит без предрассудков, чисто по-европейски, как они умеют, кидаясь на своих длинных ногах на врага, как рыси, и быстро, как волки, исчезают, когда опасность очевидна и другой надежды спастись нет. Конечно, такие же правила существуют и в китайской стратегии. В одной из книг по военному обучению командующих содержится 20 правил ведения войны. В том числе есть рекомендация для полководца поспешно спасаться бегством, если положение оказывается безвыходным. Е доказал свое бесстрашие. За свою жизнь он перерубил много голов преступникам и тайпинам ради порядка и неприкосновенности священного сундука императора Поднебесной. Он будет поступать по обстоятельствам.
Изучив, а также исправив текст своего письма к послу королевы, вызвал чиновников, как будто они варварские секретари, сделал указание, велел все переписать, и документ с необычайной быстротой был доставлен на эскадру к Сеймуру, старому знакомцу Е, и его чиновников по тем дракам, которые не раз с ним происходили. При этом было убито и ранено множество людей, сгорели дома, но сам Е, как и Сеймур, оставался невредим, и оба улыбались, как после горячей игры, при этом побежденных не было, а каждый чувствовал себя победителем.
Элгин, получив 14 декабря в своем замке в Гонконге письмо Е, сразу ясно понял, что автор этой конфуцианской эпистолы намеревался сказать. Он без труда расшифровал, что вице-король не предъявляет к нему никаких требований, что он крайне вежлив и так же скромен в своих возражениях, как сам Элгин в своем ультиматуме. Очевидно, что Е не предъявлял требований, но также очевидно, что если не будут приняты во внимание его дружеские предостережения, то ножи будут приставлены к горлу, а все двери по-прежнему окажутся наглухо закрытыми, как и ворота там, где есть стена. Это любезное послание испещрено ненавистью, которая проступает сквозь туманы. Конечно, Е надо отдать справедливость, он не боится смерти! Элгин также давно себя приучил к мысли о неизбежности ее! И он идет на риск, туда, где опасность грозит его жизни. Он может быть убит под стеной Кантона.
«Е, императорский уполномоченный, генерал-губернатор двух Гуаней, вступая в коммуникацию, отвечает. 12 настоящего и получил письмо от посла, высланное в этот же день, и высоко удовлетворен, что ваше превосходство направлен с полномочиями в Кантон».
«На основании договоров коммерческие отношения успешно развиваются… Но в письме… упоминается… что эта приятная картина имеет одно исключение. В течение столетия ваша нация вела торговлю с одним Кантоном, а в четырех других портах ничего подобного не происходило. Они открыты по договорам 42-го и 44-го года».
Первый щелчок по носу, по образцу тех, которые испытал Путятин, Е опровергает каждый довод Элгина, что договора не соблюдаются…
«Кантон действительно… проложил свой путь в торговле… давно учрежденной, и этим разнится от других портов (характером отношений)… но коммерческие взаимосвязи и принципы всюду одинаковые… Не было здесь или где-либо еще оскорблений иностранцев… О допуске в Кантон в марте 1847 года уполномоченный королевы, присланный Девис на этом настаивал, чтобы Кантон был открыт для иностранцев, назначил срок в два года, но из-за жалоб на него иностранных купцов он сам был через год отозван».
Поэтому требование Девиса оказалось несостоятельным, похоже, что так…
«…был заменен уполномоченным Бохемом впоследствии… который прибыл в Гуандунь… и происходила длительная переписка между ним и ныне находящимся в отставке уполномоченным и губернатором Сью… Споры о допуске в Кантон наконец были отброшены и… уполномоченный Бохем выпустил… от имени правительственной конторы в Гонконге, что… губернатор, не разрешает иностранцам выходить в город Кантон. На это я сам, Е, представитель его величества Китая, сообщил в Пекин в памятной записке, что англичане окончательно отбросили вопрос о допуске в Кантон, и имел честь в ответ получить следующий императорский декрет…»
Вот что тут дальше начинается, Элгин не сразу может сообразить. Текст декрета:
«Стены городов, существующие для защиты населения в случае, если события заставят их развалиться, должны быть предусмотрены в лучшем виде. Руководствуйтесь этим. По сведениям из авторитетных английских газет за 1850 год известно существование высочайшего письма английской королевы, которое прибыло в Гонконг, адресованное уполномоченному Бохему: “Мы извещаем обо всем касательно происшедшего в городе Тяньцзине и в пяти портах Китая. Мистер Бохем, как губернатор… он, без сомнения, в этом деле проявил большую проницательность, был осведомлен, что Сью, губернатор двух Гуаней, секретно подготовил меры, в которых Е, губернатор Вантунга, северной провинции, также принимал участие, и они вместе обратились к китайскому правительству, чтобы послать в Пекин секретную экспедицию на солонских судах для обороны города Тяньцзиня”».
Мистер Вейд, переводивший это письмо, присутствовал тут же и как знаток Китая давал пояснения послу. Элгин продолжал чтение перевода. Е, как и каждый мандарин, обладал, конечно, литературным мастерством. У них при сдаче экзаменов на право получения чина обязательно умение сочинять стихи, возможно в таком случае и новеллы. Письмо Е обнаруживало творческие способности автора. Вряд ли император в своем декрете упоминает такие достоинства Е, сведения о которых рассчитаны на западных варваров. Либо все это Е ввернул в императорский декрет для придания веса себе в глазах своих соперников, либо весь этот огромный декрет является каким-то коллашем, мешаниной, которую Е подносил не от своего имени, а якобы от имени императора, который будто бы все это писал для Е. В таком случае, если мы начнем войну, разгромим Кантон, взорвем его стены и нам покажется, что мы поставили врага на колени и опозорили императорский Китай, показав китайскому народу его ничтожество, то на самом деле все это будет очень умело объяснено приближенными императора и самим Сыном Неба в декретах. Просто объявит, что это величайшая ошибка Е, только его одного, он за это будет казнен, а Китай как был, так и останется непобедимым. Тяжелая задача.
«Хотя наши суда хорошо работают в плавании толканием и тягой, чтобы сражаться здесь, Бохем, зная, что приличествует его собственной нации, и будучи хорошо знаком с китайскими обычаями, объяснил визит в порты Китая, как исследование страны, благосостояния его жителей и все остальное… если будем сражаться, то китайцы скажут, что наши люди плохие. Это свидетельство, что Бохем справился удовлетворительно, не нарушая прав».
Элгин попросил объяснить, что такое солонские лодки и чем, по мнению императора, как утверждает цитирующий его Е, они оказались так страшны для Бохема.
Вейд пояснил, что устья великих рек Китая связаны каналами, по которым «тягой и толканием», как сказано в декрете, успешно движутся суда. Каналы эти проложены в древности, как известно, и идут параллельно морскому берегу, вдоль которого торговое движение затруднено постоянными штормами, приливами и отливами и множеством мелей. По Великому каналу на север к столице идут продовольственные грузы из богатых и плодородных провинций, а также множество всевозможных изделий, потребных светскому обществу столицы, в том числе и английских товаров, даже таких, как батистовые носовые платки и дамское белье из Европы, которое очень нравится знатным китаянкам, с их переломанными ради моды, забитыми в колодки с детства ногами.
А солоны – это туземное племя маньчжурско-тунгусского происхождения, родственное русским инородцам, которое всегда обитало на Амуре. Солоны искусно управляются с парусами, их лодки гораздо подвижней тех, что ходят по каналу, они могут выходить в море. Е делает вид, что они могут представлять опасность для парового флота.
– Все понятно, – сказал Элгин.
«Поэтому Бохем заслуживает любви и пусть Бохем будет возведен в титул Вай Ла Па..»
– Это что еще такое?
– Вай Ла Па… Е цитирует императора, император цитирует указ королевы и приписывает ей все похвалы Китаю, при этом все перепутано, а загадочный титул – это какая-то смесь звания баронета с награждением рыцарским званием, с вручением ордена Бани.
Е, император Китая или королева, по их мнению, продолжали: «Королева также передает Бохему знак почетной оценки его хорошего поведения, и английские власти и коммерсанты в Гонконге, надев церемониальные одежды, приходят, неся ему поздравления».