Элгина разбирала оторопь, похожая на ужас, от сознания того, что тут начнется, в таком людском месиве.
Элгин уже не смотрел на каменные стены и форты и на гнутые крыши ямыней за ними, на возвышенностях застенного города. Перед ним флот, встающий линиями, море лачуг и складов, город, расползающийся во все стороны, а на самом берегу множество стариков, детей, женщин и взрослых мужчин, словно весь миллионный Кантон вышел на берег, заполнил причалы, лодки, крыши домов, чтобы видеть, как выстраиваются для бомбардировки их города великие эскадры.
На Хонане слышен стук железа в кузницах и крики разносчиков. По эскадре от судна к судну ходят лодки торговцев, предлагают фрукты, сласти, разную мелочь, рыбу, живую птицу и поросят. На других лодках целые выставки разноцветных мануфактур.
– Посмотрите, какое всюду движение, какое трудолюбие видно! – говорит Эллиот. – Но для обновления Китая нет людей. Власти Китая всегда искренне желали для своего народа спокойствия и процветания и постарались все предусмотреть. У них все предопределено. Это началось давно, устоялось и было подтверждено великими философами и религией. Поэтому в народе не могут развиваться личности. У этой прекрасной нации нет людей с современным государственным мышлением. Истины и открытия былого не обогащают их.
Эллиот поднес к глазам бинокль, оглядывая все, что происходит на Жемчужной. Бинокль замер в его руках. Он всматривался в какое-то судно, которое, казалось, стоит не на воде, а прямо на суше кантонского берега, оно как бы выброшено на городскую отмель. Это канонерка отряда Эллиота, и вокруг нее толпа китайцев.
– Что там происходит? – не вытерпел Элгин.
– Наша канонерка «Дрейк», командир Артур, на мели у самого Кантона.
– Около нее китайцы?
– Да, – спокойно сказал Эллиот. Он не стал менять курса.
– «Дрейк» на берегу?
– Нет, «Дрейк» на воде. Отсюда только кажется, что на берегу. Канонерка недалеко от берега; она на мели. Все будет хорошо. Сейчас снимут.
Шлюпки с канонерки завозили якоря, на палубе крутили шпили, но судно сидело крепко. Капитан вышел на нос канонерки. Его светлые, не покрытые фуражкой волосы поблескивали на солнце, как зеркальце.
Подать помощь? Опасность? Но тогда Артур подал бы сигналы. Командир канонерки на что-то надеялся. Он спокоен, вылез на своем судне чуть ли не на неприятельский берег.
Канонерка посла безучастно продолжала свой ход.
– Эу! – крикнул командир канонерки лейтенант Артур, обращаясь к толпе китайцев, и поднял руку. Судно не стягивается, а уже пора быть на месте. Он заметил проходившую канонерку под флагом посла, но обратился за помощью не к ней. Скоро пройдет адмирал, и все корабли должны быть выстроены линиями для начала бомбардировки.
– Надо пиджен! Чин-чин! – кричал Артур, стоя на самом носу судна над водой, как на доске от качелей, на виду у всего Кантона, на глазах бедных горожан, кули, лодочников и множества детей. – Иди сюда! – подозвал Артур китайца на лодке. Китаец кормовым веслом сделал несколько движений к борту. – Надо кули!
– Моя ноу кули. Моя одна штука хозяин. Капитейна кули надо? Много штуки кули, – махнул китаец на толпу у кромки воды.
– Эй… кули! Лайла-ма! Пиджен[58] надо, много кусок кули. Гуд пиджен! Кули много штука надо! Ноу фулоо намбер ван![59] – прокричал Артур. Китайцы стали залезать в лодки. Многие толпой вроссыпь побрели по воде, вскоре оказались у канонерки и окружили ее.
Артур скомканной панамой вытер пот на шее. Он стоял на баке среди бухт канатов, цепей, плехтов, окруженный выбившимися из сил босыми, лохматыми матросами. Некоторые из его людей оставались в шлюпках, ожидая, что им опять отдадут команду. Перепробовали все средства. Завезенные якоря не держали, по илистому дну легко приползали обратно на мель, а канонерка не трогалась с места.
Китайцы стали залезать на палубу канонерки. Коренастый кули снял куртку и повесил ее, перекинув, на пушечный ствол, а шляпу надел на конец дула. Китайцы взялись за деревья, которые подали матросы, и стали подводить их под борта, привезли с берега бревна и, стоя в воде, начали раскачивать судно, а несколько лодок потянули вместе со шлюпками канат, от которого, как ветви, отходили концы во все стороны. За них ухватилось множество народу. Канонерка зашуршала и сползла с мели, а китайцы, довольные, что работа хорошо окончилась, побрели к берегу, кивая и улыбаясь матросам. С корабля подали им ящик сухарей, и тут началась драка. Вскоре все кули ушли на берег.
– Чинк, наш капитан ноу фуло намбер ван![60] – объяснил матрос китайцу, который укладывал веревки на палубе. – Наш мастер[61] – фуло, он-то и есть фуло намбер ван, напоказ городу велели держать такие пары, а он показал курс, канонерка разогналась среди мелей… и врезалась… без пиджен кули не снялись бы долго. Понял?
– Шибко понял!
Китаец пошел по трапу, но вспомнил, что его куртка висит на пушке, и вернулся.
– С радости забыл? – спросил матрос.
Коммодор Чарльз Эллиот с видом некоторого превосходства наблюдал за чрезвычайным послом. Проходили мимо пригорода и пристаней, усеянных множеством детей. Это те, кому некуда уходить. Они молчали и смотрели внимательно, словно хотели о чем-то спросить. Посол опустил плечи, он осунулся, как джентльмен, которому грозит потеря состояния.
– The trip seemed to have made you sad?[62] – спросил Эллиот с оттенком снисходительности, как новичка, которому впервые в жизни дано оружье и велено стрелять в человека.
– Yes, – несколько оживая и принимая свой обычный вид, ответил посол. – I am sad, because when I look at this town I feel that I am earning for myself a place in the litany, immediately after «plague, pestilence and famine»[63].
Но что же делать? Спасение уже невозможно, теперь начинать что-то другое поздно. Что начато, то должно быть доведено до конца.
Эллиот сам довольно мрачен. У него резкие расхождения с адмиралом Сеймуром, посол знает. Может, поэтому он симпатизирует Элгину. У Эллиота свои счеты с Е, во время этой омрачающей поездки он кое-что рассказал про себя. Эллиот попросил, чтобы его назначили командиром первой штурмовой бригады, составленной из моряков, которая будет собрана с кораблей, как только закончится подготовительная бомбардировка.
– Завтра домашний семейный праздник, а я должен стрелять по жилищам китайцев, которые сняли мой корабль с мели, – сказал Артур, явившийся вечером на шлюпке по вызову посла.
«Вот до чего доводит нас героическая жажда барышей», – подумал Элгин.
24 декабря, в сочельник, ответ Элгина был послан в Кантон губернатору Е. Его извещали, что десятидневный срок, во время которого была возможность прийти к соглашению, окончился. Посол королевы передает дело в руки военного командования.
Ночью Элгин вышел на палубу, он стоял у борта, смотрел на огни. На французском бивуаке, на острове Хонан, среди болот, раздавались веселые крики. Там шло братание союзников. Перед лицом смерти сэр Джеймс думал о жене и детях. Но даже они не представлялись ему ясно. В Лондоне еще вечереет, там готовятся к празднику, в тумане не зажглись звезды.
Подошел Чарльз Эллиот.
– Китаянка любила вас? – неожиданно для себя спросил сэр Джеймс.
– Как у всех женщин, ее любовь была глубоко интеллектуальна. Она была предана мне. Очень осторожна в суждениях, всегда как бы перепроверяя свои мнения по моим. Ей приятно было мое внимание. Китайцы в большинстве случаев щуплы, свою слабость они пытаются восполнить изощренностью. Но одного хорошего порыва искренней любви бывает достаточно. Знаете, сэр Джеймс… От нее у меня растет сын. Я очень люблю его. Как я люблю смотреть в его глаза! Он смотрит и, кажется, всегда что-то хочет спросить у меня и не смеет. Моя ужасная слава! Я думаю, что из-за моего сына мне не дают и никогда не дадут адмирала! Но я ни на йоту не раскаиваюсь. Наше лицемерие! Я останусь преданным сыну, а не красной тесьме! Так мне предстоит встреча с Е! Я надеюсь, что наконец взгляну ему в лицо.
Смит склонен предполагать, что из Чертога Миролюбия и Патриотизма, от профессиональных мастеров шантажа, через третьеразрядных компрадоров нити преступления могут тянуться через компрадора Тина и других китайцев на наши суда. Он предполагает, что достаточно было кому-то из авантюристов пригрозить крестьянам британскими законами, а какому-то нашему судну, как бы в подтверждение его слов, пройти любой протокой, где понадобилась такая демонстрация, что в пору промеров и составления карт вменялось в обязанность командирам кораблей, как цель была достигнута. Канонерка наводила страх одним своим видом, подтверждалась законность поборов. Но попробуйте доказать, что капитан – соучастник компрадора, хотя он и не будет отрицать, что видел его когда-то. Как профессиональный охотник Смит знает, где водится дичь.
В ночь под Рождество Элгин помолился на корабле «Фьюриос» со всеми своими близкими, с офицерами и командой. Он провел вечер в семейном кругу.
В первый день Рождества на острове Хонан Джеймс отстоял рождественскую службу в складе китайца, огромном, как сухой док, где вместились все 1200 маринеров. Хоры маринеров разучили духовные гимны Иоганна Михаила Гайдна и Баха и средневековых английских композиторов. После торжественного богослужения французы дали блестящее представление, на репетицию которого барон Гро уже приглашал лорда. Спектакль, которому может позавидовать Комеди Франсе! Как всегда, если нет поблизости профессионалов, любители показывают мастерство.
Бульдоги отдохнули в рождественский праздник. Служба успокаивала. Все почувствовали отдых и торжество, когда голоса сливались в благодарении и чувстве веры в лучшее.