– А вы знаете, что еще на базаре говорят? Что в Кантоне англичане схватили своего врага Е, посадили его в клетку. Увезли его на корабле и сбросили вместе с клеткой в море!
– Что же они хотят! К чему стремятся! – воскликнул молодой рослый приказчик, державший пай в деле хозяина, имевший право излагать мнение, но не смевший сесть при старших.
– Да, взяли в плен и сбросили Е в море! – горячо подтвердил нервный сухонький купчик в железных очках на востром носу. – Кто бы мог подумать! Ведь он был когда-то губернатором столичной провинции. Провинции Чжили.
Это название означает «Непосредственно Подчиненная».
Вечером к Палладию пришел даос, приехавший в город. Пристав миссии, маньчжур Сунчжанча, наблюдавший за миссией и сдружившийся с духовными отцами, потолковал с даосом и с Палладием. Обычно Сунчжанча рассказывал Кафарову много новостей. Но последние дни он приумолк. Даос тоже лишнего не говорил, он защитник природы и проповедник кротости людской. Политики не касались.
В «Пекинской Газете» напечатан декрет богдыхана. Объявляется, что Е Минь Жень виноват в сдаче Гуань Чжоу, он неумело действовал. Не слушал своих советников, поступал самонадеянно, во всем виноват он один. Е Минь Жень исключается из числа мандаринов, лишается всех чиновничьих степеней и наград как единственно виноватый за поражение в Гуань Чжоу.
– Ему уже все равно! – воскликнул, прочитав газету, Сунчжанча. Маньчжур засмеялся – англичане утопили его…
Тяжкий груз берет себе на плечи Муравьев, желая в эту пору соединить государственные интересы России и Китая и обоюдно заложить основу для защиты друг друга, и в настоящем, и в будущем, подать щит соседям и в пору невзгод помочь им прикрыться. Как подымет всю эту тяжесть Муравьев? Время от времени Кафаров посылал ему письма. Это не были дипломатические донесения, но ведь для смышленого слушателя не надо много слов. Кафаров не во всем сходился с Николаем Николаевичем. Разница между ними есть: Муравьев заканчивал Пажеский корпус, а Палладий учился в духовной семинарии. При этом схожести в них более, чем различий. Кафаров знает Китай, а Муравьев желает знать. Он нашел верное место при исполнении великого дела, которое задумал. Место верное, но бывают разногласия между духовным ученым и светским политиком. Письма Палладия подают осторожные советы.
Побывал отец Палладий у своего коллеги – академика из Управления астрономическими науками. Слушал мнение, что все идет к худшему. В Китае есть люди, известные глубиной ума и широтой суждения, могли бы переустроить государственную жизнь, но у них нет прав и нет согласия между собой. Государь, по мнению академика, ничтожен умом и нездоров. Все говорят, что Китай обречен на тяжкую долю. Всюду вспыхивают восстания. Многие бедные люди не могут пропитаться и губят себя вместе с семьями, бросаясь в воды канала, окружающего городские стены. При дворе все заняты интригами, тайные родовые распри многосотлетней давности занимают обитателей Запретного Города сильней, чем война с англичанами и восстание тайпинов. Женщины оказывают влияние на государя. Одна из его наложниц, Иехонала, сама из древнего и знатного маньчжурского рода, родила недавно сына государю, единственного наследника его. Еще молодая, двадцати двух лет, неожиданно берет она заботы на себя, читает государственные бумаги, исполняет обязанности за государя, решает с ним вместе дела по донесениям из провинций и от полководцев. Подает своему властителю советы, и, видимо, некоторые разумные распоряжения и декреты исходят от нее. Надежда на Иехоналу невелика. Она все-таки женщина. В истории Китая давно не бывало, чтобы женщина возглавляла государство. Предки рода ее жили в стороне верховий реки Уссури, ближе к корейской границе, и вечно воевали с корейцами.
Сунчжанча, пристав при миссии от китайского правительства, любил поважничать и похвастаться в городе своей необычайной должностью наблюдающего при единственных западных иностранцах, живущих в Пекине. По сути же был он славный малый, как и многие обязанные служить на подобных должностях. Привык к отцу Палладию, бывал откровенен, сообщал ему, какие слухи ходят по городу, о чем говорят в обществе, не боялся раскрывать секретов, которые доводилось узнавать самому. Сунчжанча признавался, что когда Кафарова вызывают во дворец, чтобы услышать от него советы, то это не может происходить без ведома самого государя. Палладий и сам понимал, что от него есть польза двору. Происходящие события возвышают значение его, маленького человека церкви, в глазах вершителей судеб гигантского мирового государства. Палладий много знал, и о нем многое знали. Смолоду, учившись отлично, усвоил он французский и немецкий, а также английский и теперь владел этими языками одновременно с латынью, греческим и древнееврейским.
Сунчжанча зашагал по Императорскому Городу, неся портфель архимандрита Палладия с французскими словарями. Не в первый раз Кафарову приходилось садиться за переводы для правительства. На этот раз перед ним письма барона Гро, присланные из Макао, с изложением требований Франции. Упомянуто намерение содержать посольство в Пекине. Торговля во всех областях Китая. Плавание по рекам.
Письма из миссии посылались не только в Иркутск, но и в Петербург.
Александр знал о происходящих событиях из европейских газет и донесений своих послов из столиц Европы. Приходили донесения Муравьева, Путятина и духовной миссии в Пекине. Путятин сообщал, что послал письмо богдыхану из Макао. Из Пекина писали, что при пекинском дворе получено письмо Путятина.
За множеством забот Александр не придавал слишком большого значения китайским делам. Но даже малая ошибка в деле, которое только что начато и у которого должно быть будущее, недопустима, как, безусловно, не могут быть терпимы никакие промахи государственных людей России.
Горчаков послал курьера с письмом Путятину. Государь повелевал ни в коем случае не выказывать враждебности китайскому правительству.
Все представления Муравьева были утверждены, и дело опять переходило в его руки. Явно ему на Амуре действовать удобно, он независим там от иностранных государств, и политика его чиста.
Зима морозная. Путь через Сибирь нелегок. Но дело превыше всего. Государь приказал вызвать Муравьева из Иркутска. Муравьев-Сибирский привычен к скачке по снегам в трескучие морозы.
В своей жизни в Пекине бывали у Палладия случаи, о которых он никогда и никому не проронил ни слова. Подобного не случалось еще никогда и ни с кем. Нет обычая, от которого, даже в Китае, нельзя отступиться, когда бывает нужно. Палладия Кафарова пригласили в старинный храм. Он вошел в деревянное помещение, оно пустынно, и нет в нем никаких украшений. Храм так стар, что слышишь, как сыплются его истлевшие деревянные частицы, мельчайшие, как капли, словно внутри его идет деревянный дождь. Кафаров ждал стоя. Он был предупрежден, что с ним будет говорить сановник. Церемоний никаких не потребуется.
Пришел китаец, ничего примечательного в лице его не было. Небольшие седые усы и головной убор без знаков отличия.
– У России с Англией война продолжается или закончена? – спросил китаец.
– Война закончена, – ответил Кафаров.
– А, тогда понятно, почему Путятин ездит всюду, куда захочет! – Сказано спокойно, но смысл слов насмешлив. Впрочем, неужели при дворе не знают, что война закончилась, быть того не может. Кафаров знает, что тут ни слова зря не говорят. Зачем Путятин там, где англичане? Кафаров сам недоволен и предвидит опасения китайцев. Ведь им может показаться в присутствии нашего посла вблизи Кантона – не там, где, по их мнению, следует ему быть, – признак опасной перемены в политике России.
– Путятин действует вместе с англичанами? – спросил китаец.
Кафаров утвердился во мнении, что с ним разговаривает Юй Чен, любимец и самый доверенный государя в Ямыне Внешних Сношений и, по сути, возглавляющий китайское правительство, хотя он и не был одним из пяти членов Высшего или Верховного Совета. Но он диктовал им свою волю. Один из немногих умов при императорском дворе, известный своими знаниями и ученостью.
Палладий ответил, что Путятин лишь присутствует там, где находятся англичане. Но не принимает участия.
– Мы договоримся обо всем на Амуре, – сказал Юй Чен. Он спросил, чего хотят иностранцы от Китая.
– Они хотят взять Китай в свои руки, – ответил Кафаров.
Сановник смолчал. Его взгляд стекленел от напряжения. Как мог быть Китай взят в чьи-то руки? Китай бывал завоеван, когда династия менялась. Но для завоевания Китая у западных иностранцев нет людей и нет сил. Как можно взять Китай в чьи-то руки, что это означает? Подобная мысль не воспринималась. Отец Палладий видел перед собой живой догмат консерватизма.
В Палате Внешних Сношений, в Верховном Совете и при дворе не все так глупы, как толкует людская молва. Своим присутствием вблизи послов Англии и Франции Путятин ставит пекинское правительство в неудобное положение. Ему приходится посылать отказы, иначе невозможно поступать. Согласие на встречу с русским послом, который присылает письма из Макао, даст повод Элгину и Гро к претензиям.
– Дела между Россией и Китаем – это внутреннее дело соседей, – сказал Юй Чен.
Тяжкий подвиг предстоит Муравьеву: без враждебных действий выйти к удобным для России южным гаваням и закрыть западным державам подступ к Китаю с севера. Он покажет, что Китай неодинок.
Мнение пекинского правительства о том, что договариваться надо на Амуре, дошло в Петербург. Александр не согласен, что посольство Путятина направлено напрасно. Россия должна всюду показывать, что действует самостоятельно и как европейская держава присутствует там, где происходят важные события, последствия которых могут коснуться ее. Он согласен с Муравьевым, что действовать надо на Амуре. Но не намерен отменять полномочия, данные Путятину. Нельзя не наблюдать за тем, что делают иностранцы в Китае. Присутствие наше там Путятин не обязан объяснять. Смысл его должен быть очевиден, объяснен желанием заключить договор. Главное же дело одновременно будет исполняться Муравьевым на Амуре.