Про остроумные ответы молодых солдат и матросов, добывавших себе пропитание для приготовления изысканных блюд на кострах, пылавших на стенах Кантона и сложенных из переломанной китайской мебели, также будет напечатано в «Таймс», а что означает «никаких грабежей», читатель сам поймет… И как к ним сами приходили свиньи, и как, спасая город от загрязнения, съели священных карпов; это уже не война, а спорт. Это прекрасно. Вот это и есть гласность, чистая правда про самих себя, но так, что прямого обвинения нет – значит, нет и проступков наших «синих жакетов», эти пустячные забавы. Свидетельство, что нами ничто и никогда не утаивается. Мы же не пишем, что всюду выступаем только как освободители и братья и при этом даже не знаем, что такое слово «грабеж».
Владычица морей не боится правды. Властелины – ее сыны, повергают в трепет самых величайших владык мира. Даже Е валялся в ногах… Читатель передаст газету из рук в руки: «Читайте. Очевидец Кук из Кантона… Пишет…» В кафе, в пабах, в лавочках и салонах. Зашевелится вся демократия.
– Итак, маршал, вы поплывете на пароходе через океан. Мы покажем вам весь мир, – говорил Кук, отправив письма в Лондон и отдыхая за беседой с Е.
– Меня это не интересует. За пределами Китая нет ничего заслуживающего внимания. Все самое лучшее только у нас.
– А когда мы захотели видеть все это лучшее, что там у вас. А вы нас не пускаете.
Врет Е, что нет ничего интересного. Матрос сказал, что утром Е долго смотрел в портик на город, пока его не заметили. Тогда спрятался. И весь день делал вид, что его ничем не удивишь, что тут все отвратительно, посмотреть не на что.
«Как он ест?» – запрашивали с берега перед отплытием… «Вкусно ли готовят его повара?» «Есть ли свежая свинина и курица?..»
– Это правда, что клетка не для меня? – спросил Е у Кука, когда пароход пошел в открытое море.
– Ах, черт возьми! – воскликнул Е, когда сопки острова и берега слились и потонули в океане. – Я забыл сказать Боурингу…
– О чем?
– Вот что получилось? Да, я забыл ему сказать: «Я же предупреждал вас, что вы бессильны на суше. Ах, зачем вы меня не послушали. Это не по-соседски». Теперь напрасно меня обвинять в том, в чем вина не наша. Парламент может ему строго указать.
Глава 19. Разгром
И призадумался великий, скрестивши руки на груди…
Элгин стоял на кантонской стене с проломами и развалинами и, как Наполеон на Кремле, невольно скрестив руки, печально глядел на поток людей, валивших через ворота в северной башне, прочь из города. Кантон еще многолюден, но если уход населения не задержать, то город опустеет, начнутся пожары, все превратится в пепел или развалится. Скандал разразится на весь мир. Удар, который наносят победителям беззащитные женщины с детьми, не желающие терпеть муки и голод, оставаться в городе, где царит произвол, Элгин, мор и чума, будет куда опаснее всех происков Е. Приказ адмирала, отданный перед штурмом и призывающий к гуманности с мирными жителями, упоминал о той части китайского населения, которая ждет избавления от ярма мандаринов.
Нам казалось, что в самом деле в китайском народе у нас найдутся союзники и поддержка. Мы старались вызвать ее. Молодой Вунг до сих пор сочиняет прокламации. Но вот когда началось испытание, оказывается, что с нами очень немногие, а миллион не хочет ломать обычаев своей жизни. Да им просто нечего есть, они голодны, у них нет никакой политической программы, но они невольно показывают, какая нелепица получилась из нашей собственной программы, которую мы подкрепили всем могуществом современного флота и оружия. Если голод и болезни выкосят население еще недавно цветущего города, то и нам несдобровать. Наша администрация малочисленна и бессильна Смит, Маркес, Вейд бьются как рыбы об лед; однако их не слушают и не обращают внимания на их призывы.
Наши приказы по армии и флоту! «Синие жакеты» так грабят, что их пришлось на другой день после боя вернуть на эскадру. Ливень тушил пожары, вспыхнувшие во время бомбардировки. Теперь наши патрули бегают с пожара на пожар, а машины для качки воды таскают на руках военные кули. Но поспеть всюду невозможно. У китайцев был свой порядок. Теперь, когда во взятом нами городе китайского порядка нет, мы оказываемся в ужасном положении.
А толпы текут из города в поля. Помнится, такой же черный людской поток из Вестминстерского собора, растекающийся по улицам и казавшийся неиссякаемым. Кантон выбрасывает из себя массы народа, и он все еще многолюден.
Какой ужас! Британцы прославили себя на весь мир умением торговать. А тут уходят покупатели манчестерских и ливерпульских товаров. Кантонский рынок – это золотое дно для Китая и для Англии, погибает у меня на глазах. Коммерция и с ней политика будут подорваны. Положение завоевателя бедственное. Если так все идет, то даже отвратительный опиум, этот яд для слабодушных, никто не будет покупать, оскудеет основа британского процветания в Гонконге. Ошибаются те, кто видит в нас лишь кровавых завоевателей, какими бывали орды фанатиков на континенте Азии и Европы. В завоеванных народах мы прежде всего видим покупателей и сразу же начинаем продавать им наши товары. Какую массу изделий распространяем мы по всем странам мира. Это не столько завоевания, сколько приобщение целых народов к современной мировой торговле. Поэтому мы обязаны действовать по возможности гуманно. Пробуждать в народах новые потребности – наша цель, а не фанатическое истребление масс, целых народов или целых категорий населения, как делают тайпины. «Кровавые завоевания фанатиков, – говорил в Индии генерал-губернатор Джон Каннинг, – придут после нашего владычества, после нас, именем великих идей, которые создаются нашими же оборванными интеллектуалами на лондонских улицах».
Что же делать?
Когда мы разовьем в завоеванных народах интересы и приучим их к нашим товарам, они захотят знаний, и мы охотно отзовемся. Желая воспитать новые цивилизованные народы, мы отдадим им хотя бы часть нашего образования, подкрепляя этот процесс развитием торговли. Но идеи породят сознание зависимости, протест против колонизаторов и стремление к обособлению. Идеи нигилизма найдут почву и в колониях.
Но что же делать в Кантоне? Как быть, как избежать нам полного разгрома после блестящей победы?
Элгин ежедневно съезжал со своего парохода на берег и часами занимался в ямыне, как мэр китайского города. Теперь он так же как губернатор двух Гуаней. Но на ночь он отправляется в свою надежную плавучую резиденцию.
Сопротивления войскам, стоящим в городе, нет. Торговля замирает. Если город опустеет, то коммерсанты потеряют миллионные доходы. Товары не имеют сбыта. Китайцы уверяют, что больше никто не курит опиума: некому. Никому не нужен привоз английских товаров и нет доставки китайских. Запасы на складах иссякают.
Китайские торговцы прибегают в ямынь, умоляют, просят прислать солдат. Закрытый магазин взломан, идет грабеж. Теперь уже грабят не «синие жакеты» и не солдаты, а сами китайцы. Команда посылается на разгон преступников. Убийц и злодеев солдаты стреляют на месте. Купцы благодарят, платят за спасение, дают серебро; не все берут и не все отказываются. Но это война внутри Кантона с невидимыми армиями преступников все разрастается и начинает походить на повальное бедствие.
Элгин поначалу, как мэр или полномочный мандарин из Пекина, осматривал храмы, школы, общественные места и торговые ряды, намеревался посетить тюрьмы. Но быстро все пустеет. В городе повальные болезни, люди умирают на улицах, бродят тысячи голодных детей, они доверчиво бросаются к каждому европейцу, умоляют дать им еды.
Даже к матросам, ворвавшимся в Кантон с боем и насилиями, и взрослые, и дети осмеливаются подходить. Вокруг красного мундира собирается толпа А наш солдат при этом бывает что срывает шляпу с уличного торговца барахлом, берет его за косу и обучает вежливости, объясняя, что надо снимать шляпу и кланяться при виде европейца.
– Снимай шляпу! – подкрепляет он свой урок тумаком под ребро.
«Вот как мы развиваем интересы в наших покоренных народах», – подумал Элгин, наблюдавший сегодня такую сцену. Он не выдержал:
– Вы! Джек! У них нет обычаев снимать шляпу. Кто же из вас дикарь?
С каждым днем Элгин все более убеждался, что ему тут невозможно со всем справиться. Он получил образование европейского экономиста и теперь убеждался, как глупа эта наука в сопоставлении с экономической практикой. В этом городе, до вступления в него войск союзников, существовал закон и соблюдался порядок. Теперь Элгин, со своим войском, флотом, с военной полицией, с запасами и снаряжением, почувствовал себя бессильным пловцом среди бескрайнего моря. Накормить всех невозможно. Каждый завоеватель должен помнить, завоевывая народы, что их надо накормить, иначе они вымрут и некого будет учить производить богатство и некого эксплуатировать, согласно законам политической экономии; исчезнет смысл войны ради интересов цивилизации. А в отношении Китая эта истина особенно верна. Можно посоветовать никому с ним не связываться. Конечно, можно идти дальше, за Кантон, брать город за городом, и этим ставить себя в свою империю во все более зависимое от Китая положение. В Кантоне забушевал тайфун китайского протеста, и Элгин, с грустью глядя в глаза «синих жакетов» и солдат, всем, кому он отдал приказ стрелять по этому городу и брать его боем, хотел бы разрешить то, что разрешить никогда и никому не удавалось. Цель достигнута. Е взят в плен. Стены Кантона взорваны. Превосходство англичан на суше доказано. Посланы новые требования в Пекин допустить западных послов в столицу, открыть реки Китая для плавания европейских судов. Настояния открыть страну для торговли и для въезда иностранцев подтверждены. Все, что мы желали, исполнено. Но затруднения только еще начинаются. Неужели наша армия и флот будут разгромлены еще ужасней, чем мы