– Волох, будь ты проклят сам, и да будут прокляты твои потомки!
Прикрыться щитом от летящей в лицо смерти князь Сколотии не успел. Стрела, пущенная меткой рукой, угодила ему точно в глаз, и он рухнул с коня на землю в пяти шагах от Синегуба, замершего в испуге. А между тем огонь, бушевавший в священной роще, перекинулся на храм Ярилы. И хотя стены храма были сложены из камня, это мало помогло укрывшимся под его сводами волхвам. Огонь и дым выгнали седобородых старцев наружу прямо под мечи и секиры обезумевших от крови сарматов, орланов и волкодлаков. Последние особенно старательно рубили именно волхвов, расчищая тем самым путь своей богини к всевластию. От дыма стелившегося по земле у Синегуба закружилась голова и запершило в горле. Огонь уже охватил куст, ставшим в эту ночь для боярина надежным прибежищем. Синегуб вскочил на ноги и, прикрыв голову руками, ринулся прочь от опасного места. К счастью для него, из священной рощи, объятой пожаром, бежали не только побежденные, но и победители. Людям стало не до кровавой бойни, враг у них теперь был один – огонь, набирающий силу с чудовищной скоростью. Сколько людей сгорело заживо в этом неистовом вихре, Синегуб не знал, но сам он спасся чудом, с маху окунувшись в реку, протекавшую в трех верстах от пылающего храма. Быстрое течение увлекло асского боярина, успевшего на свое счастье сбросить колонтарь, и выбросило его на противоположный берег прямо под ноги чужого коня. – Да это Синегуб! – услышал он голос Волоха над своей головой и потерял сознание. Впрочем, в беспамятстве он пребывал недолго. Сердобольные беры довольно быстро привели аса в чувство и посадили в седло. Синегуб отдышался и обрел себя настолько, что смог ответить на вопрос, заданный князем Волохом:
– Что с Хорсом?
– Князь Хорс убит. Стрела угодила ему в глаз, и он рухнул на землю в двух шагах от меня.
– Жаль князя, – вздохнул Волох. – Позарился на чужое вместо того, чтобы довольствоваться своим.
Эти слова, прозвучавшие из уст самого коварного из князей Скифии, показались боярину Синегубу настолько нелепыми, что он не выдержал и зашелся в надрывном смехе.
– Умом тронулся, – сделал вывод Ермень, с жалостью глядя на опаленного огнем боярина.
– Что, впрочем, неудивительно.
– Вперед, – махнул рукой Волох по направлению к Расене. – Что сделано, то сделано. А оплакивать павших – не наша забота.
Глава 10Сердце друда
Боярин Бутуй, наконец, осмелился переступить порог своего дома. Надменные беры, охранявшие покой княгини Лели, едва не спустили его с крыльца, но после вмешательство приказного Глузда, сумевшего все же найти с пришельцами общий язык, боярина все-таки допустили пред светлые очи дочери Авсеня. Лицо княгини было удивительно спокойным и даже умиротворенным, словно это не она только что потеряла единокровного брата. Впрочем, в борьбе за власть нет ни братьев, ни сестер, а есть только препятствие, через которое следует перешагнуть. Вот Леля и перешагнула. Отправив на тот свет вместе с Хорсом еще и волхвов Ярилы, мешавших торжеству культа ее богини. Теперь замок Асгард, построенный некогда Перуном, был захвачен волкодлаками, самыми преданными сторонниками Деваны.
– Я удивлена, боярин, – холодно произнесла Леля, вопреки всем обычаям даже не вставшая с лавки, чтобы поприветствовать гостя. – Прежде ты не числился среди моих друзей и даже изменил моему мужу.
– Это которому мужу? – не удержался от язвительного вопроса Бутуй, обиженный неласковым приемом.
Лицо княгини Лели потемнело и подурнело от гнева, но ронять себя перед гостем она не стала и быстро овладела собой: – Я веду речь о князе Родегасте.
– Князь Родегаст пал не по моей, а по божьей воле, – махнул рукой Бутуй. – Мне не в чем оправдываться перед тобой, княгиня.
– Так, может, ты ждешь оправданий от меня?! – вскинулась Леля.
– Не жду, – спокойно сказал Бутуй. – Я пришел к тебе совсем по другому делу. Витязь Шемякич хочет повидаться с тобой.
Нельзя сказать, что Лелю удивило заявление боярина, но заставило призадуматься, это точно. Во всяком случае, она далеко не сразу отозвалась на слова Бутуя. Зато у аса появилась возможность попристальней присмотреться к женщине, которую он не видел так близко несколько лет. Внешне Леля почти не изменилась, разве что девичий румянец навсегда покинул ее щеки, да черты лица стали резче и строже. Годами княгиня приближалась к сорока, но альвийская кровь, унаследованная от бабки, позволяла ей сохранять красоту лица и тела. С возрастом эта женщина научилась управлять не только собой, но и мужчинами, не оставшимися равнодушными к ее красоте. А магия, которой она овладела в совершенстве, служила ей в этом большим подспорьем.
– Что слышно о кагане Яртуре? – спросила Леля у Бутуя.
– Каган оттеснил сарматов и беров от приграничных крепостей и соединился с витязями. Воеводы Гнеус и Лют уже принесли ему клятву верности. Впрочем, тебе об этом, наверное, уже известно. – Что нужно от меня Шемякичу?
– Каган не желает зла ни тебе, княгиня, ни твоему сыну Мортимиру, – спокойно ответил Бутуй. – Более того, он готов назначить Мортимира правителем Сколотии.
– Правителем, но не князем? – переспросила Леля.
– Твой сын рожден от альва и прав на титул у него нет, – твердо произнес Бутуй. – Князей дают нам боги, и Яртур не вправе изменить закон, данный нам Родом.
– Каган не бог, – кивнула головой Леля.
– Я рад, что ты смирилась с неизбежным, – сказал Бутуй пристально глядя на княгиню.
– А кто тебе сказал, что я смирилась, – сверкнула глазами Леля.
– Так ведь и асы не смирятся с унижением своих богов, – повысил голос Бутуй. – Женщины должны знать свое место и в мире Яви, и в мире Прави. Так было и так будет. Боярин ждал возражений, возможно вспышки гнева, но лицо княгини Лели осталось безмятежным, похоже, она просто пропустила его слова мимо ушей.
– Хорошо, боярин, – сказала она спокойно. – Передай друду, что я готова встретиться с ним сегодня ночью. Буду ждать его в беседке у пруда.
Бутую ничего другого не оставалось, как отвесить княгине поклон и покинуть собственный дом, занятый, к слову, дочерью Авсеня без разрешения хозяина. Верный приказный Глузд ждал хозяина во дворе. Бутуй, кося глазами на беров, сгрудившихся у крыльца, все-таки сумел перемолвиться с ним несколькими словами.
– А кто он такой, этот бек Курсан?
– По слухам, он родственник царя Таксака, – прошептал Глузд.
– Ну и что?
– Зачастил он к нам в последнее время, и я думаю, неспроста.
– А Мортимир был у матери?
– Только однажды. Пришел он ночью в сопровождении двух мечников. Впрочем, в одном из них я, кажется, признал княжича Ратмира.
– Кажется или признал? – рассердился Бутуй.
– Так ведь столько времени прошло, боярин. Тот был черен, как жук, а этот сед, как волхв. – Следи за нею в оба, – шепнул приказному Бутуй, садясь в седло. – Особенно сегодня ночью. Но ни во что не вмешивайся, дабы голову не потерять.
Об этом боярин мог бы Глузду и не говорить. Приказный если и был обделен богами, то родовитостью, а уж никак не умом. И, пораскинув мозгами, Глузд пришел к выводу, что борьба за булаву владыки Асгарда со смертью князя Хорса отнюдь не закончилась, а, значит, и для Асии не закончились тяжелые времена. Тем не менее, ослушаться хозяина Бутуй не мог, а потому старался не спускать глаз с Лели. В полдень к княгине наведался Волох. О чем племянница договаривалась с дядей, Глузду выяснить не удалось, зато он видел, как князь Себерии покинул двор боярина Бутуя в глубокой задумчивости. Не успел приказный прикрыть за ним ворота, как ему вновь пришлось их открывать настежь, чтобы впустить еще одного охотника до женских ласк. Правда, темнику Хмаре нужна была не княгиня Леля, а княгиня Олена, о чем он и заявил во весь голос со свойственной всем орланам грубостью. Добавив в сторону несчастной дочери Родегаста несколько крепких выражений, покоробивших даже Глузда. Все-таки речь шла не о гулящей девке, а о княгине. Справедливости ради следует отметить, что Олена сама была виновата в позоре, обрушившемся на ее голову. Такого прежде не бывало в Расене, чтобы вдова вступила в повторный брак, не справив все положенные обряды и не выдержав сроки, предписанные законами Рода. И в довершение всех несуразностей выяснилось, что муж Олены жив, а, следовательно, поведение княгини нельзя оценивать иначе, как прелюбодеяние. Другое дело, что спрашивать с княгини за нарушение супружеского долга вправе был лишь каган Яртур, его близкие родственники да волхвы, а темник Хмара таковым не был. Правда, он заручился поддержкой седого старца, чудом уцелевшего от погрома храма Ярилы и в своем споре с княгиней Лелей кивал именно на волхва. Спор продолжался долго, но своего орлан все же добился. Олену обрили наголо, обернули простой дерюгой и выдали на потеху черни. Впрочем, Хмаре этого показалось мало, и он, сорвав с несчастной княгини покрывало, обнаженной посадил ее на спину осла, лицом к хвосту. В таком виде он и провез дочь князя Родегаста по всему городу. К чести асов, никто из них, ни мужчины, ни женщины, не бросили в сторону княгини Олены ни камня, ни злого слова. А с наступлением сумерек в усадьбу Бутуя ворвался взмыленный орлан с худой вестью. Темника Хмару нашли на ложе с кинжалом в груди, а рядом с ним лежала мертвая княгиня Олена, видимо принявшая яд. Орлан долго бесновался во дворе, желая непременно поговорить с княгиней Лелей. Но та не снизошла до разговора с наглецом, а разъярившиеся беры выбросили гонца за ворота, строго настрого запретив Глузду открывать их до утра. После чего все вроде бы успокоилось. Сам приказный, потрясенный происшествием, осушил подряд два кубка и впал в глубокое уныние. Приказ Бутуя, глядеть в оба, просто вылетел у него из головы, и спохватился он только ночью, когда все обитатели усадьбы погрузились в глубокий сон. Глузд все-таки вышел в сад, но уже просто для очистки совести, чтобы не чувствовать себя совсем уж виноватым перед боярином. В саду было темно, хоть глаз коли, но приказный все-таки обнаружил живой огонек рядом с беседкой. Не иначе одна из дворовых девок решила полюбезничать с каким-нибудь бравым бером. Мешать блудодеям Глузд не собирался. Но узнать имя негодяйки, чтобы потом спустить с нее три шкуры, было его прямой обязанностью. Именно поэтому прика