— Разумеется, покажу, — с энтузиазмом откликнулся Лиркен. — Вы человек ученый, милорд?
— Я был братом Пятого ордена. — Лицо Илтиса сделалось твердым, подобно окружающему граниту. — Сейчас я служу королеве и буду ждать ее возвращения здесь.
Лирна усмехнулась, заметив, как вытянулось лицо коменданта, и пошла по тропе, стараясь держаться как можно ближе к скале. Она успела пройти половину пути, когда набежавшая волна ударила по камням, взметнулась вверх пенным гребнем и обрушилась вниз. Лирна упала на четвереньки, цепляясь за камни. Когда вода схлынула, она встала и, совершенно мокрая, двинулась дальше. Ей пришлось вытерпеть подобный потоп еще два раза, прежде чем она добралась до мыса.
Узкие, высеченные в выветрившемся граните ступени вели наверх, в пещеру, откуда в небо сочилась тонкая струйка дымка. Камни поросли скользким мхом, и Лирна раз или два оступилась. Сверху открывался величественный вид на океан, в просветах облаков можно было различить изогнутую линию горизонта. Далеко внизу на волнах покачивалась крошечная, будто игрушечная, «Морская сабля». Солнечный луч пробился сквозь тучи, осветив небольшой выступ на вершине скалы, где стояла Лирна. Она отжала мокрый шарф и заново повязала им голову, защищая ожоги от палящего солнца. В проеме пещеры послышались шаги. Лирна обернулась и увидела темную фигуру. Позади в глубине прохода тускло горел небольшой костер.
— До чего же неудобный насест вы выбрали себе, милорд Щит, — сказала Лирна. — Впрочем, вид отсюда на редкость хорош.
Мужчина был высок и широкоплеч, его длинные светлые волосы трепал ветер. Он молча глядел на незнакомку.
«Шпионы не лгали, он действительно хорош», — подумала она, всматриваясь в бородатое лицо.
— Кто я, вы знаете, — наконец произнес Щит. — А кто вы?
— Лирна Аль-Ниэрен, королева Объединенного Королевства, — поклонилась она. — К вашим услугам, милорд.
Бледно-голубые глаза ощупали ее лицо, затем мужчина отвернулся и, не говоря ни слова, направился в пещеру. Лирна помедлила, не зная, следовать за ним или нет. Однако он почти сразу вернулся с дымящейся глиняной чашкой в руках.
— Я только что заварил чай, — сказал он, протягивая чашку Лирне. — Единственная роскошь, в которой не могу себе отказать.
— Благодарю вас. — Она отпила глоток и приподняла безволосые брови в знак одобрения. — Прекрасный чай. Из южных альпиранских провинций, если не ошибаюсь?
— Вы совершенно правы. В мою бытность пиратом корабли оттуда пользовались у меня полной неприкосновенностью. Взамен они обязаны были обеспечивать меня запасом чая. — Скрестив руки на груди, он наблюдал, как она пьет; свежий морской ветер раздувал его изношенную рубаху. — Не успел я сказать братьям, чтобы отправили восвояси посланца владык, как мне прислали вас. Или… Не свергли ли вы часом своего братца и не захватили ли Острова?
— Мой брат погиб. Пал от руки воларской женщины-убийцы в ночь, когда Королевство было захвачено. Меня она опалила Темнорожденным огнем, последствия чего вы видите на моем лице.
— Жуткая история. Примите мои глубокие соболезнования.
— Соболезнования вскоре понадобятся вам самим. Пока мы тут мило беседуем, воларский флот на всех парусах приближается к Островам.
— Мой народ беспощаден, и кораблей у нас достаточно. Уверен, это будет незабываемая битва.
— Владыка кораблей лорд Элль-Нурин, кажется, считает, что они обречены на поражение, если кто-нибудь другой, а не вы встанет во главе эскадры. Так же думает и капитан Белорат. Он сумел пройти на «Морской сабле» весь Бораэлин так скоро, как не удавалось прежде никому, лишь бы принести вам весть о грядущем вторжении.
— Мой первый помощник всегда был отменным моряком. Передайте ему мои поздравления.
За холодным взглядом Лирна видела клокочущий гнев.
— Лорд Аль-Сорна — лучший воин, когда-либо рожденный в Объединенном Королевстве, — тихо произнесла она. — В поражении от его руки нет бесчестья.
— Слово «поражение» означает, что имело место некое соревнование, — спокойно ответил он и повернулся, чтобы уйти назад в свою пещеру. — Допивайте свой чай, королева. Не забудьте оставить чашку на пороге, другой у меня нет.
Чашка разлетелась вдребезги от удара о камень, заставив его оглянуться и сощуриться на взбешенное лицо Лирны.
— Похоже, — процедила та, — я перенесла все испытания лишь затем, чтобы умолять о помощи мужчину, который, страдая от надуманного унижения, скулит от жалости к себе, в то время как его народ находится перед лицом поработителей.
— Надуманное унижение? — переспросил он и расхохотался. — Так вы думаете, я здесь из-за этого? Скажите-ка, королева, ваши люди когда-нибудь сторонились вас? Они отводили глаза, чтобы не встретиться с вами взглядом? Подговаривали своих детей обзывать вас, поскольку трусили делать это самостоятельно? Вы можете понять, что люди, с которыми ты годами ходил на одном корабле, плюют в вашу тень? И все это из-за того, что вы не совершили убийство, о котором грезило целое поколение? О нет, я не удалился в изгнание, я был изгнан. И нахожусь здесь потому, что мне некуда больше податься. Мою физиономию знают в каждом порту от Альпиры до Воларии, и в каждом меня ждет вполне крепкая пеньковая веревка.
— Только не в порту Варинсхолда, — возразила Лирна. — Я прощаю вам все захваченные вами корабли, выкуп, которые вы требовали, все сокровища, награбленные вами. Прощаю даже убийства.
— Я никогда не убивал, кроме как в честной схватке. — Он запнулся, разглядев что-то внизу.
Лирна посмотрела и заметила знакомый плавник. Красная акула вернулась. Отсюда можно было видеть размеры чудовища, медленно кружившего, поводя хвостом, вокруг «Морской сабли».
— Никогда не видел, чтобы они подплывали так близко к кораблю и не нападали, — произнес Щит.
— Если вы пойдете со мной, услышите интересную историю, которая вам это объяснит.
Они постояли еще немного, глядя на акулу. Лицо мужчины оставалось непроницаемым.
— Белорат говорит, что вы стыдитесь того, что не умерли, — сказала Лирна, когда акула ушла наконец в темную глубину. — Потому-то вы здесь. Ждете смерти, которую обманули когда-то.
— Я ее не обманывал. Я был наказан. Аль-Сорна прекрасно понимал, что оставить меня в живых куда хуже, чем убить.
— Я знакома с лордом Аль-Сорной. Его нельзя назвать жестоким. Он пожалел безоружного, вот и все.
— Я видел его глаза, королева, и слышал его слова, — слабо улыбнулся Элль-Нестра. — Он читал в моем сердце и знал, что я заслуживаю смерти.
— Так пойдемте со мной, и, возможно, вы ее найдете. Если останетесь в живых, я велю построить для вас на верфях Южной башни такой корабль, о котором вы могли только мечтать. А его трюмы доверху наполню лазуритом.
— Не нужен мне ни ваш корабль, ни ваши камни. Я желаю иного.
— Чего же?
Быстрым движением он схватил ее за руки, притянул к себе и поцеловал в губы. Лирна замычала, почувствовав его язык у себя во рту, и в ярости попыталась крепко сжать зубы. Пират, хохоча, отпустил ее, сплюнул кровь. С бьющимся сердцем королева смотрела на него, борясь с желанием выхватить метательный нож, висевший у нее на шее.
— И вы еще смели обвинять Аль-Сорну в жестокости, — прошипела она.
— Это не жестокость, королева, — прошепелявил он, так как его язык кровоточил. — Простое любопытство. И оно еще далеко не удовлетворено. — Он галантно поклонился. — Позвольте мне теперь собрать мои скудные пожитки, и я отправлюсь с вами.
ГЛАВА ТРЕТЬЯФрентис
Лучница из Иллиан получилась куда более искусная, нежели стряпуха. Однако слабые руки девушки не могли управиться с длинным луком, так что Давока предложила ей арбалет. Еда у партизан существенно улучшилась благодаря новоприобретенному умению Иллиан: она снабжала лагерь лесными голубями, фазанами и кроликами. Одна из гончих Веры — та самая, что ластилась к ней у костра, — не отходила от девушки ни на шаг. Она получила от Иллиан кличку Чернозубая из-за потемневших клыков, которые то и дело скалила на всех.
— Сегодня добычи мало, — бросила Иллиан, положив у костра одного-единственного фазана. — Думаю, в этой части леса мы уже вывели все зверье. — Она властно взглянула на Арендиля. — Ощипай его, мальчик.
— Сама справишься, соплячка.
— Деревенщина!
— Белоручка!
Френтис поднялся и побрел прочь, чтобы не слушать их препирательств.
Джанрил Норин учил основам боя на мечах новых рекрутов — мальчишек лет пятнадцати. Давока билась с Эрмундом, они посвящали тренировкам все время с тех пор, как молодой рыцарь оправился от побоев. Сейчас они размахивали палицами с железными наконечниками, стук дубинок эхом разносился по лагерю. Давока и Эрмунд, словно два танцора, кружили один вкруг друга. Френтис, немного знакомый с обычаями лонаков, подумал: уж не присматривает ли она себе нового мужа? Он судил по ярости, светившейся в ее глазах во время учебного боя.
Греалин занимался с Тридцать Четвертым. Бывший раб старательно повторял за мастером фразы на языке Королевства.
— Мое имя Карвиль, — нараспев произнес Тридцать Четвертый с легким, немного непривычным акцентом.
Отказавшись от одуряющего снадобья, он несколько дней провел в палатке, дрожа и обливаясь потом. Временами приходилось даже засовывать ему в рот деревяшку, чтобы он не кричал. По ночам Тридцать Четвертый спал не больше часа. Френтис сидел у его постели, пока он бился в конвульсиях, скулил и бессвязно бормотал какие-то мольбы на воларском: не то свои собственные, не то услышанные от жертв.
— Ты уже выбрал себе имя? — поинтересовался Френтис.
— Сложно выбрать, — ответил тот. — Пока зовите меня Тридцать Четвертым, если хотите.
Мастер Ренсиаль обнаружился около небольшого, но постоянно пополнявшегося табуна. Он согнал стреноженных лошадей на тенистую прогалину, подальше от людей, и проводил там все время, отвлекаясь лишь на сон и еду, которую ему носили Иллиан или Арендиль. Ренсиаль оказался не в состоянии запомнить имен подростков, как, впрочем, и имя Френтиса.