— В наши дни эта дрянь зовется «Волчьей кровью», — ответил Алюций, салютуя ему фляжкой. — Несколько ветеранов — из ваших, кстати — сложили в кучу свои пенсионные деньги и устроили винокурню, а нынче разливают любимый напиток полка не покладая рук. Я слыхал, они разбогатели не хуже купцов с Дальнего Запада.
— Ну и прекрасно. — Ваэлин поставил ведро на край колодца, зачерпнул воды деревянным ковшом и отпил. — Как ваш отец?
— Ненавидит вас всей душой, если вы это имеете в виду, — ответил Алюций, его улыбка сразу поблекла. — Однако сейчас он… сама скромность. Король назначил нового владыку битв.
— Я его знаю?
— Еще бы! Вариус Аль-Трендиль, герой сражения у Кровавого Холма и взятия Линеша.
Ваэлин припомнил угрюмого типа, который скрипел зубами, сдерживая ругательства, в приступе неутолимой алчности.
— И много он уже навоевал?
— Ну, после мятежа Узурпатора в Королевстве и войн-то настоящих не было. Впрочем, с подавлением бунтов и беспорядков он справился отменно.
— Понятно. — Ваэлин отпил еще глоток и присел рядом. — Слушайте, я должен задать вам один щекотливый вопрос.
— Почему пьяный поэт дрых в доме вашей сестры?
— Именно.
— Алюций считает, что защитит меня в случае чего, — раздался голос Алорнис, выглянувшей из кухни. — Завтрак готов.
Он состоял из скромных порций яичницы с ветчиной. Рива мигом уплела свою долю, и Ваэлин заметил, что она с трудом сдерживается, чтобы не попросить добавки. Однако ее желудок деликатностью не отличался и громко заурчал.
— Ешь давай! — Алюций, все еще сжимавший в руке флягу, подтолкнул девушке собственную нетронутую тарелку. — Предлагаю заключить мир. Не хватало еще, чтобы ты вцепилась мне в горло из-за куска мяса.
Рива выпятила губу, но еду приняла благосклонно.
— Отец умер три года назад. Почему король так долго ждал, прежде чем потребовать назад свою собственность? — спросил Ваэлин у Алорнис.
— Кто знает? Наверное, колеса бюрократической телеги иногда застревают в грязи.
Судно, которое доставило его с Мельденейских островов, бросило якорь в порту Южной башни больше месяца назад — вполне достаточный срок, чтобы добраться на быстром коне до столицы. «У человека, которого все так ненавидят, нет надежды остаться неузнанным». У него возникло подозрение, что колеса бюрократической телеги могли вращаться куда быстрее, чем думала Алорнис.
— Я рад, что вы выжили, Алюций, — сказал он поэту. — Я это так, на случай, если еще этого вам не говорил.
— Не говорили. Но спасибо на добром слове.
— Вы же были среди тех, кто пробивался к докам, я прав?
Алюций опустил глаза и отхлебнул из своей фляжки.
— Вы мне тогда сказали держаться поближе к отцу. Что ж, это был хороший совет.
По безжизненному тону и блеску в его глазах Ваэлин понял, что лучше оставить эту тему.
— И от чего же вы защищаете мою сестру?
— О, от самых банальных вещей, — сразу оживился Аль-Гестиан. — Ну там, от разбойников, бродяг… — Он бросил быстрый взгляд на Алорнис. — Еще от упрямых отрицателей с острыми ножами, от Ревнителей, донимающих родню великого Брата Ваэлина своим утешением.
— Ревнители? — нахмурился Аль-Сорна. — Это еще кто такие?
— Те, кто ревностно блюдет Веру. Расплодились после королевского эдикта о веротерпимости. Проводят собрания, размахивают хоругвями, временами нападают на тех, в ком подозревают отрицателей. Они называют себя истинными последователями Веры и открыто поддерживают аспекта Тендриса. Остальные ордена более сдержанны в данном вопросе, а Ревнители будут рады вашему возвращению, — уже серьезно добавил Алюций. — Как же, мученик, проданный династией Аль-Ниэренов в застенки отрицателей. Боюсь, милорд, у них на ваш счет большие планы.
Рива подняла взгляд от тарелки и посмотрела в разбитое окно, обращенное на юг.
— Сюда кто-то едет.
Ваэлин тоже услышал стук копыт по булыжной мостовой и взглянул на открытую дверь. Песнь крови звучала знакомо, однако в ней раздавались тревожные нотки. Ваэлин постарался их подавить и вышел наружу.
Брат Каэнис Аль-Низа осадил коня и спешился. Несколько мгновений он стоял, молча глядя на Ваэлина, затем распахнул руки и с улыбкой пошел навстречу. Братья крепко обнялись, как и положено после долгой разлуки. Объятия Каэниса были искренними, и даже какой-то всхлип вырвался из его груди, но песнь продолжала звенеть тревогой.
Лицо Каэниса заострилось, в уголках глаз появились новые морщинки, коротко остриженные волосы на висках уже поседели. Да, орденская жизнь не способствовала сохранению юности. Выглядел Каэнис таким же крепким, как и прежде, даже чуть раздался в плечах. Он никогда не мог похвастаться мощной мускулатурой, зато теперь от него ощутимо веяло властью: возможно, из-за красного бриллианта, приколотого к темно-синему плащу.
— Брат-командор, не меньше, да? — поинтересовался Ваэлин.
Они прогуливались по заросшему травой берегу Соленки. После ночного дождя река вспучилась, угрожая затопить земляную дамбу, построенную его отцом для защиты от наводнений.
— Командую полком, — ответил Каэнис.
— И это означает, что я имею честь беседовать с лордом Каэнисом Аль-Низой, мечом Королевства?
— Ну, как-то так, — сказал тот, не выказывая при этом особенной гордости от своих успехов. Это не похоже на прежнего Каэниса.
Юный Каэнис был таким горячим сторонником Аль-Ниэрена, о каком можно только мечтать. Но затем последовало линешское предательство Януса. Ваэлин вспомнил ауру таинственности, окутавшую его брата, когда выяснилось, что амбициозные мечты старого интригана о Великом Объединенном Королевстве рассыпались в прах. «Он никогда не ошибается…»
Они остановились. Каэнис молча наблюдал за бурным потоком, затем произнес:
— Баркус. Капитан судна, на котором он плыл домой, поведал занимательную историю: здоровяк из ордена угрожал проломить ему голову топором, если корабль не повернет к альпиранскому побережью. Едва они приблизились к отмели, тот сиганул за борт и поплыл к берегу.
— Что еще они тебе рассказали?
Каэнис отвернулся наконец от реки и посмотрел в глаза Ваэлину:
— Ожидающий. Это на самом деле был Баркус?
«Значит, они ему рассказали. Что же именно он знает?»
— Нет, это было нечто, которое вселилось в его тело. Баркус погиб во время испытания глушью.
Каэнис закрыл глаза, склонил голову и скорбно вздохнул; после чего поднял взгляд на Ваэлина и принужденно улыбнулся.
— Значит, остаемся лишь ты да я, брат?
— В конце всегда остается кто-то один, брат. — Ваэлин улыбнулся в ответ краешком губ.
Каэнис сложил ладони и доверительно произнес:
— Сестра Шерин пропала. Я пока ничего не говорил аспекту…
— Мы с сестрой Шерин любили друг друга. — Ваэлин широко развел руки, выкрикивая эти слова, ветер унес их за реку. — Я любил сестру Шерин!
— Ты что, брат? — зашипел Каэнис, опасливо оглядываясь вокруг.
— И это не было грехом, — продолжал Ваэлин хриплым от ненависти голосом. — В нашей любви не было ничего дурного, брат. Но я от нее отказался. Я потерял ее навеки, стремясь отдать свой последний долг ордену. И я его отдал. Передай это аспекту, передай всему миру, если хочешь: я больше не состою в ордене и не исповедую Веру.
— Я понимаю, годы неволи подорвали твой дух, — прошептал окаменевший Каэнис. — Но я уверен, что именно Ушедшие вернули тебя к нам.
— Все это ложь, Каэнис. Одна большая ложь. Как, впрочем, и все остальные боги. Хочешь знать, что сказала тварь, поселившаяся в Баркусе, прежде чем я ее убил?
— Хватит!
— Что душа без тела — ничто, пустое место…
— Я сказал, хватит! — Каэнис побелел от гнева, пятясь, словно в страхе заразиться неверием. — Тварь из Тьмы просто изливала свою желчь, а ты принял ее слова за чистую монету! А ведь брат, которого я знал, никогда не был простофилей, позволяющим заморочить голову.
— Я всегда разберу, где правда, а где ложь, брат. Это мое проклятие.
Каэнис отвернулся, пытаясь совладать с собой. Когда он вновь взглянул на Аль-Сорну, в его взгляде появилась новая твердость.
— Не называй меня больше братом. Если ты гнушаешься орденом и Верой, то гнушаешься и мной.
— И все же ты мой брат, Каэнис, и всегда им останешься. Нас с тобой связывает отнюдь не Вера, и тебе это известно.
Каэнис уставился на него блестящими от ярости и боли глазами, а затем повернулся, чтобы уйти. Но, сделав несколько шагов, остановился и бросил через плечо:
— Тебя желает видеть аспект. Он ясно дал понять, что это просьба, а не приказ.
И направился вперед.
— А Френтис? — воскликнул Ваэлин. — Ты ничего о нем не слышал? Я знаю, он все еще жив.
— С аспектом поговори, — ответил, не оборачиваясь, Каэнис.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯЛирна
Принцесса Лирна Аль-Ниэрен с детства не любила верховую езду. Кони, по ее мнению, были тупыми, а слишком твердые седла вечно норовили наставить ей синяков в местах, которые она стеснялась показать горничной, чтобы та умастила их бальзамом. Так что в продолжение всего путешествия на север никому не удавалось поднять ей настроение. С другой стороны, это никому не удавалось уже последние лет пять.
«Здесь когда-нибудь вообще кончается дождь?» — думала она, глядя на мутно-серый от мороси пейзаж из-под капюшона с горностаевой опушкой. Они выехали из Кардурина пять дней назад, и все эти пять дней с неба постоянно лило.
Лорд-маршал Нирка Аль-Смолен придержал коня и отсалютовал принцессе. Вода ручейками стекала по нагруднику его кирасы, постоянно меняя «русла».
— Осталось всего пять миль, ваше высочество, — опасливо сказал он: долгое путешествие сделало принцессу крайне невоздержанной на язык.
Лирна сама знала, что, если она пожелает, ее слова могут быть острее осиного жала. Заметив настороженность во взгляде лорда, она вздохнула, подумав: «Имей же хоть каплю уважения к людям, ты, сварливая ведьма!»