— Это оно и есть, не так ли?
— Хотите, чтобы я вам прочла? — Лирна кладет свиток на постель.
— Аргх! — рычит он, махая рукой. — И так все ясно. Они хотят получить этого мальчишку. Они хотят Убийцу Светоча.
Она опускает взгляд на свиток: буквы выведены красивым, четким почерком.
— Да, в обмен на Мальция. Он жив, отец.
— Еще бы! Сквернавцы не умирают.
— Пожалуйста, отец… — Лирна судорожно зажмуривает глаза.
— Это все? Только мальчишку?
— Пусть уходят. Альпиранцы не требуют ни репараций, ни дани. Только его.
Старик молчит, слышно лишь хриплое с присвистом дыхание, и эти звуки напоминают ей скрип несмазанного ворота. Лирна поднимает голову и встречается с его взглядом, жестоким и цепким, красноречиво говорящим, что он все тот же и продолжает строить козни, невзирая на гнет своего возраста и болезни.
— Нет, — говорит он.
— Отец, умоляю вас…
— Нет! — Крик срывается в надсадный кашель, заставляющий старика согнуться в три погибели. Он настолько худ и изнурен, что она боится, как бы он не переломился пополам.
— Отец… — Она пытается уложить его обратно на подушки, но он отталкивает ее.
— Ты откажешь им, дочь! — Его глаза яростно сверкают, губы и подбородок окрашиваются кровью, когда он судорожными глотками пытается набрать в легкие воздух. — Не для того я все это делал столько лет… чтобы мне теперь перечили. Ты отошлешь альпиранского посла… с отказом и указанием на законность наших притязаний на порты… После чего отправишь весь оставшийся флот… в Линеш с приказом Аль-Сорне собрать армию и разместить ее на кораблях… Они должны вернуться в Королевство как можно быстрее… Когда я умру, а ждать уже недолго… ты выйдешь за него замуж и взойдешь на трон…
— Но мой брат…
— Твой брат — бездарное отродье! — рявкает он и откидывается на подушки. — Неужели ты думаешь… что я работал все эти годы только для того, чтобы завещать мое Королевство… этому дураку, который разрушит его за десяток лет?
Его снова одолевает приступ кашля, на покрывало течет кровь. Лирна собирается бежать за врачами, когда корявая старческая рука вцепляется в ее запястье. Несмотря на старость и немощь, у него по-прежнему хватка настоящего воина.
— Война, Лирна… — Яростный взгляд смягчается, делаясь умоляющим. — …Королевская гвардия разгромлена, казна опустела… Только ты сумеешь все исправить, восстановить, стать спасительницей отечества. Только ты…
Ее охватывает отвращение, кожа как будто горит под его пальцами. Она резко выдергивает запястье и пятится, а он продолжает умолять, и кровь уже потоком льется из его рта.
— Пожалуйста, Лирна… только ты… — булькает он.
Она молча смотрит, как мечется старик, пока наконец, еле заметно подергиваясь, тот не замирает без движения. Кажется, что вся его кровь вытекла из тела на простыни, слова больше не вылетают из этого мерзкого рта. Девушка нервно сглатывает и продолжает молча стоять и ждать. Его глаза закрываются, а грудь поднимается до того незаметно, что дыхание напоминает легкую дрожь.
— Сюда, господа! — зовет она, стараясь, чтобы голос звучал взволнованно. — На помощь королю!
Вбегают встревоженные лекари в развевающихся балахонах, они окружают кровать, будто воронье слетелось к павшей лошади.
— Сделайте же что-нибудь! Умоляю! — всхлипывает она.
Еще полчаса утомительной суеты. Наконец один из целителей выступает вперед и низко склоняется перед ней.
— Ну что? — со слезами на глазах спрашивает она.
— Он видит свой последний сон, ваше высочество. Король воссоединится с Ушедшими еще до рассвета. — Лекарь опускается перед ней на одно колено, остальные следуют его примеру.
Она закрывает глаза, позволяя вытечь единственной слезинке: она точно знает, что оплакивает отца в первый и последний раз.
— Благодарю вас. Позаботьтесь о нем, — говорит она, берет свиток и выходит из королевских покоев.
Альпиранский посол находится там, где она его оставила, — на скамейке в главном дворе замка. В небе висит полная луна, в ее свете мраморный пол отливает бледно-голубым, а колонны отбрасывают глубокие тени.
— Лорд Вельсус, — окликает она посла. Высокий чернокожий мужчина в простой бело-голубой мантии встает и кланяется ей.
— Каков ответ короля, ваше высочество?
Она изо всех сил стискивает свиток, чувствуя, как рвется тонкий пергамент и прекрасная каллиграфия превращается в труху.
— Король Янус Аль-Ниэрен находит ваши условия приемлемыми.
Она знает, что все это ей только снится: и пронзительно-голубая луна, и насмешливый взгляд лорда Вельсуса, когда тот сгибается в поклоне, а затем резко бросается вперед и зажимает ей рот рукой…
Она проснулась внезапно, крик замирает на губах под ладонью, прижатой ко рту. Глаза Давоки смотрят прямо на нее, в руке дикарки блестит нож.
ГЛАВА ПЯТАЯФрентис
— Ты — свободный гражданин среднего достатка, я — твоя супруга, мы молодожены. Сейчас направляемся к границе Альпиранской империи, где ты получил место ученика у заводчика рабов. — Женщина переоделась в серое платье более свободного покроя и теперь инструктировала Френтиса, как ему правильно носить свой подобный наряд. — Детей у нас нет. Моя мать была настроена против тебя, но я ее не послушалась. Если и эта твоя авантюра потерпит неудачу, помяни мое слово, я подам прошение о расторжении брака! — Она со сварливой гримаской погрозила ему пальцем.
Они стояли во дворе ее дома, куда слуги этим утром уже привели телегу и пони. Хорвек показал ей потайной ящик над осью, где был спрятан целый арсенал всякого оружия и ядов. Она осмотрела каждый кинжал, меч и пузырек, после чего удовлетворенно кивнула.
— Может пройти целый год, прежде чем я вернусь, — сказала она куритаю, забираясь в повозку. — Присмотри тут за всем.
— Будет исполнено, госпожа.
— Тогда трогаемся, мой неудачливый муженек, — со смехом сказала она Френтису. — Надеюсь, мне понравится моя роль.
Френтис взял пони под уздцы и повел их через двор к выходу на площадь. Там несколько рабов усердно намывали конную статую. Женщина не сводила глаз с бронзовой фигуры, пока они не завернули за угол, по направлению к южным воротам.
— Тебе стало любопытно, не так ли? — спросила она Френтиса, в то время как он тащил пони сквозь толпу. — Я имею в виду статую.
Он обернулся, но промолчал. Он был уверен, что ничем не выдал своего интереса, но у нее имелась странная способность угадывать невысказанные желания.
— Ну что ж, история эта длинная, однако я не прочь рассказать ее. Правда, придется подождать, пока мы не выедем на дорогу.
На то чтобы добраться до ворот, они потратили едва ли не вечность: улицы Миртеска были запружены толпами рабов и свободных граждан. Казалось, каждый стремился доставить окружающим как можно больше неудобств.
— С дороги, голодранец! — заорал на Френтиса одетый в серое толстяк и попытался отпихнуть его в сторону, стукнув пони по носу. Ментальные путы на мгновение ослабли, и Френтис двинул толстяка коленом в пах, оставив его корчиться на мостовой.
— Не терплю невеж, — услышал он голос своей попутчицы.
На одной из улиц внимание Френтиса привлекла странная сцена. Перед благополучным на вид домом стоял, понурив голову, человек лет сорока в потертой одежде раба. На шее у него висела табличка с каким-то словом. За его спиной группа рабов под присмотром надзирателя выносила из дома мебель, картины и прочий скарб, а в небольшом дворике сидела женщина с двумя детьми и наблюдала за происходящим. Френтиса поразила незамутненная ненависть, с которой женщина и старший мальчик лет пятнадцати смотрели на раба с табличкой на шее. Когда они проезжали мимо, надсмотрщик как раз протягивал женщине свиток, а один из рабов запирал дверь тяжелым замком на цепи. Прежде чем эти люди остались позади, Френтис расслышал слово «расторжение».
— Наделал долгов, а расплатиться не смог, — пояснила сидящая в повозке женщина. — Такие не заслуживают ни семьи, ни дома, ни свободы.
За выход из города им пришлось заплатить привратнику три диска — и еще один за проезд по дороге. Френтис подумал, что воларцы, как видно, большие любители всяких поборов, однако вынужден был признать, что дорога того стоила: гладкая, вымощенная плотно уложенными плитами песчаника, достаточно широкая для того, чтобы на ней могли без труда разминуться две тяжелые повозки. Прямая, как стрела, она уходила далеко вперед в туманную даль. Во всем Королевстве не было ни одной подобной дороги. Френтис с изумлением представил, с какой скоростью по ней могли бы передвигаться войска.
— Впечатляет, не так ли? — заметила женщина, вновь с поразительной точностью угадав его мысли. — Она построена около трехсот лет назад тем самым человеком, статую которого ты видел.
Френтис подавил желание посмотреть на нее, хотя ему, конечно же, хотелось узнать обо всем этом больше.
— Его имя Саварек Авантир, — сказала она, когда по обочинам дороги потянулись аккуратные апельсиновые сады. — Советник, генерал, покоритель южных провинций и, вероятно, величайший военный ум империи, а может быть, и всего мира. Однако, дорогой муженек, даже ему случалось познать горечь поражения. Его разгромили альпиранцы, как и вашего безумца-короля. Более десяти лет он пытался завоевать последнюю часть континента, не принадлежащую империи. За это время альпиранцы пролили море крови, сопротивляясь нам. Они терпели разгром за разгромом, теряли армию за армией, раздавленные гением Авантира, но собирали все новые и новые войска. Их сила — в числе, а вовсе не в жалких выдуманных божках. Это был болезненный урок, один из тех, которые в итоге и привели Авантира к безумию и к смерти от ножа его убийцы. Он потребовал в Совете увеличить число призывников, чем натолкнул советников на мысль, что его военный гений превратился в обузу. Такое часто случается с великими людьми: они не замечают ненависти тех, кто живет в их тени.
Она замолчала и до самого вечера не проронила больше ни слова. Проехав около тридцати миль к югу, они устроили привал. Причем она с удовольствием принялась играть роль ворчливой женушки. Ругала его на весь лагерь, требовала принести побольше дров для очага, где она стряпала еду, понося «никчемного муженька» на чем свет стоит. В результате он получил немало насмешливых и сочувственных взглядов от других постояльцев лагеря. Свободных граждан, разумеется. Рабы ходили с опущенными глазами и безучастными лицами.