— Что убила свою мать, — ответила она, стараясь говорить твердо.
— Ах да. Грустная история. Юная красавица, добрая, к тому же владеющая даром целительницы, но вместе с тем — совершенно безумная, если не сказать — несущая смерть. Так часто бывает с целительством: некоторые стороны дарованной тебе власти расшатывают разум. Все имеет свою цену. И вот ты уже воображаешь, что твоя мать одержима богом ненависти Джишаком. После убийства матери ей пришлось покинуть клан. Люди не казнили девушку из уважения к ее дару, ибо все лонакхим знают, что одаренных может судить лишь Малесса. Она бродила по горам, пока Давока не отыскала ее и не привела ко мне. Прекрасный сосуд, один из лучших. Хотя и стремится освободиться от меня чаще, чем ее предшественницы.
Повернувшись к Кираль, она схватила ее за израненную руку. По телу девочки пробежала судорога, она немного пришла в себя и забилась в руках Давоки.
— Я… Сестра? — Она заглянула в лицо воительницы. — Мне… так холодно.
Малесса отпустила ее руку, и Лирна невольно ахнула. Безобразная рана исчезла, затянувшись на глазах. На коже оставался рубец, но и только. «Доказательство».
— Как же это все-таки утомительно, — тряся рукой проговорила Малесса, и ее чистый лоб прорезала морщинка. — Утомляет больше прочего. Возможно, именно тут и берет свое начало сумасшествие: с каждым излечением ты теряешь часть себя. Альтурк здесь? — обратилась она к Давоке, отступая на шаг.
— Здесь, Малесса.
— Без сомнения, потерянный и сломленный. Талесса без клана. Было бы лучше из сострадания позволить ему кинуться в Пасть Нишака.
— Я в великом долгу перед Альтурком… — начала было Лирна, но Малесса жестом остановила ее.
— Не беспокойся, королева. Он слишком ценен, чтобы позволить ему погибнуть из-за жалости к самому себе. — Ее взгляд задержался на обескураженном лице Кираль, потом она вновь взглянула на Давоку. — Десять веков жизни научили меня без рассуждений отбрасывать опыт, приобретенный в результате жестокого урока. Тварь, поработившая твою сестру, была достаточно мудра, чтобы сыграть на истории лонакхим. Красивая легенда о сентарах продолжает жить в сердцах людей. Ты скажешь Альтурку, что теперь он — талесса сентаров, благословленный истинной Малессой. Он должен отобрать лучших воинов из всех кланов, числом в тысячу — не больше, но и не меньше. Они не будут ни охотиться, ни враждовать, они будут готовиться к войне, чтобы в любой момент выступить по моему приказу.
— Малесса, — Давока торжественно кивнула, — я тоже прошу места в отряде сентаров. Я буду для них твоими глазами и твоим голосом…
— Нет-нет, мое сверкающее копье, — с улыбкой покачала головой Малесса. — Для тебя у меня есть более важное задание, хотя ты, наверное, расценишь его как проклятие. Отведи свою сестру наверх, ей надо отдохнуть. А нам с королевой нужно потолковать. — Она обернулась к Лирне.
Давока нежно подняла Кираль на ноги. Девушка озиралась вокруг со смесью страха и удивления, и они усилились, когда она заметила Лирну.
— Она видела, — прошептала Кираль, отшатываясь. — Она слышала… Она знала…
— Тихо, тихо, котенок, — успокоила ее Давока. — Это Льерна, королева мерим-гер. Она наш друг.
Кираль сглотнула и опустила взгляд, страх сменился раскаянием.
— Я хотела убить ее… Хотела уничтожить ее, больше всех прочих… Я чувствовала это желание…
— Я знаю, что этого хотела вовсе не ты. — Лирна подошла к девушке и подняла за подбородок ее лицо. — Твоя сестра стала сестрой и мне, следовательно, ты — тоже.
— Я тебя боялась… — Выражение лица Кираль было близко к благоговению. — Поэтому и хотела убить. Ты казалась чем-то новым, неожиданным… Ни один ильварек не помог распознать твою природу.
Ильварек? Слово звучало архаично, оно напоминало лонакское, означающее «зрение», но девушка произнесла его так значительно, что Лирне сделалось не по себе.
— Ильварек? Я не знаю такого слова.
— Отведи свою сестру наверх, Давока, — мягко, но непреклонно напомнила Малесса.
Давока кивнула и повела Кираль к спиральной лестнице, но девушка продолжала шептать:
— Когда я спала, мне снился кошмар… Оно задушило собственное дитя…
— Позволь мне показать тебе кое-что, — сказала Малесса, когда стих голос Кираль. — То, что обычно позволено видеть лишь глазам лонакхим.
Темнота в туннеле оказалась не такой непроницаемой, как ожидала Лирна. Стены светились тусклым зеленым светом, поэтому факел им не потребовался.
— Это что-то вроде порошка, его находят в западных холмах, — объяснила Малесса. — Он светится и никогда не гаснет. Его принесли сюда и покрыли им стены выдолбленных в Горе пещер. Изобретательно, не правда ли?
— Довольно-таки, — согласилась Лирна. — Почти так же изобретательно, как и твой ум, Малесса?
Та не ответила, но Лирна знала, что Малесса улыбается.
— Почему ты так решила?
— Ловушка без приманки — не ловушка. Мое путешествие сюда, совершенное по твоему приглашению, было непреодолимым соблазном для твари, которую ты только что изгнала. Уверена, ты все точно рассчитала.
— Именно так.
— Чтобы проводить меня сюда, погибло много хороших людей. И твоих, и моих.
— Хорошие люди умирают постоянно. Точно так же, как и плохие. Но всегда лучше умирать не напрасно.
— Однако продолжать жить еще лучше.
— Мы не всегда вольны в своем выборе. Возьми, к примеру, мой народ. Мерим-гер, обрушившиеся на наши берега подобно чуме, — мы этого не выбирали. Как не было нашим выбором и то, что три десятилетия на нас охотились, как на диких зверей. Не выбирали мы и жизнь среди холодных гор, где поселились жалкие остатки великого прежде племени.
Лирну поразило отсутствие ненависти в словах Малессы, ее тон оставался спокойным и непринужденным: они беседовали, словно две придворные дамы, обсуждающие тонкости поэмы Алюция.
— Я не могу отвечать за деяния моих предков, — сказала принцесса, ее собственный голос никак нельзя было назвать непринужденным. — Чего не скажешь о людях, которые утратили жизни, пока я ехала на предложенные тобой переговоры. Вряд ли родителей Нирсы утешит сознание того, что их дочь умерла не напрасно, послужив твоим целям.
Малесса рассмеялась, легко и добродушно.
— Боюсь, у них просто не будет времени горевать или утешаться. Ни у них, ни у кого из нас.
Туннель закончился входом в большой круглый зал, раза в три превосходящим тот, который они только что покинули. Никаких колодцев здесь Лирна не увидела, лишь ярко светились зеленоватым светом пол и потолок — при желании можно было даже читать. А вот стены почему-то оставались темными. В сухом воздухе висел легкий запах тления.
— Принцесса Лирна Аль-Ниэрен, — произнесла Малесса, входя в зал и воздевая руки, — я приветствую тебя в месте памяти лонакхим.
«Книги!» — обрадовалась Лирна, проходя внутрь. Вдоль стен от пола до потолка высились стеллажи с бесчисленными фолиантами и свитками. Ей захотелось тут же погрузиться в их глубины. Некоторые тома были толстыми и такими огромными, что понадобилось бы несколько человек, чтобы их поднять. Другие — тоненькими и крохотными, их можно было бы спрятать в ладони. Не удержавшись, Лирна сняла с полки ближайшую книгу, смутно осознавая, что вообще-то следовало бы спросить позволения. Книга была в кожаном переплете с оттиснутым замысловатым узором. Несмотря на возраст, страницы оставались целыми и легко переворачивались, а вовсе не рассыпались в пыль. Буквы четкие, украшенные сусальным золотом, выписаны разноцветными чернилами, но язык абсолютно незнакомый.
— «Премудрости Релтака», — прокомментировала Малесса. — Его единственный философский труд. Он больше астрономией интересовался. Первый ученый из лонакхим, которому удалось вычислить длину окружности Луны. Хотя Аркиоль и утверждает, что тот ошибся на двадцать футов.
Лирна оторвалась от книги, в замешательстве от того, что слово «ученый» применено было в отношении к лонакам.
— О да! Прежде не все из нас были воинами. Пока твое племя не пришло сюда, а сеорда еще бродили по лесам, теряя себя в дикой природе, мой народ учился, наблюдал, писал великие книги и сочинял прекрасные поэмы. То, что ты здесь видишь, — лишь ничтожная часть наших прежних достижений. Если бы нас оставили в покое еще хотя бы на сотню лет, нам покорилась бы и тайна Горы. К сожалению, при всей нашей мудрости мы так и не научились плавить железо. Какая мелочь, казалось бы, но зачастую войны выигрываются или проигрываются именно из-за таких вот мелочей.
— Ты его знала? — поинтересовалась Лирна, поднимая книгу.
— Нет, что ты! — со смехом покачала головой Малесса. — Не настолько уж я древняя. Впрочем, я была знакома с его прапрапра-и-так-много-раз-внуком. Встретилась с ним, когда он умирал от голода во время нашего тягостного перехода.
— Кем ты была прежде, Малесса? — спросила Лирна, возвращая книгу на место.
— Маленькой девочкой, которой снились кошмары. Они снятся мне и по сей день. И сейчас я как раз смотрю один из них. — В тоне женщины не было шутки, она говорила взвешенно и спокойно.
Прошло много лет с тех пор, как Лирна встречала такого похожего на нее саму человека, который был способен различать малейшие оттенки и тонко чувствовать обман. Ей сделалось стыдно. Но, несмотря на то что смерть стольких людей лежала тяжестью на сердце, Лирна почувствовала радость. Она могла смотреть в глаза, которые видели ее насквозь — не было нужды, да и возможности что-либо скрывать от них. Здесь не требовалось улыбок, слез, интриг, чтобы произвести благоприятное впечатление. Только холодный разум и знания, наполнявшие эти книги. Восторг от этого нового для нее чувства немного горчил виной.
— Ильварек, — произнесла Лирна. — Провидение. Вот что значит это слово.
— Точнее, на твоем языке было бы «гадание». Тебе знакомо это понятие?
— Да. Темная сила, умение заглядывать в будущее.
— Я никуда не заглядываю. Но будущее всматривается в меня, а я — в него. И я вижу там тебя.