– Госпожа требует тебя к себе, – объявил он.
По сравнению с моей крохотной каморкой просторная каюта Форнеллы представляла собой уютнейшее местечко, задрапированное шелками и устланное мягкими коврами. Хозяйка была в белом платье с декольте до самого пупка. Когда Форнелла, чуть покачиваясь, двинулась мне навстречу, одновременно поднося к губам бокал вина, её прозрачная с разрезом юбка разошлась.
– Ты все знаешь, не так ли? – медленно, с нажимом спросила она. – Долгая осада наконец завершена? Мой дражайший супруг вскоре отпразднует свой триумф?
– Да, хозяйка. Великий день настал.
Она фыркнула, разбрызгав вино, и зашлась в смехе.
– Великий день! О да! Великовозрастное дитя получило новую игрушку. Подумаешь, великий день. – Она скривилась. – Такой пьяной я не бывала лет так пятьдесят. И, кажется, тому есть причина.
Пятьдесят лет?! Заметив моё изумление, она снова захихикала, словно маленькая девочка, скрывающая свой секрет.
– Мне несколько больше, чем кажется на вид, господин Вернье. А ты думал, я молода? – Она подошла ближе, и я собрал все силы, чтобы не отшатнуться. – Кстати, а сколько бы ты мне дал? Только честно. – Она ткнула пальцем мне в грудь. – Приказываю тебе говорить правду, раб! Я вздохнул, удивляясь про себя, как может человек испытывать такой ужас и не падать в обморок.
– Не могу поверить, что вам больше тридцати, хозяйка.
– Тридцати? – Она отшатнулась в притворной обиде. – Да будет тебе известно, что, когда я заключила сделку, мне исполнилось всего двадцать восемь. Правда, с тех пор минуло более трёх сотен лет.
Она умолкла и, уставившись на меня, отпила ещё вина. Её прищуренные глаза заставили меня усомниться в том, что она настолько пьяна, как кажется.
– Ну, что молчишь? Язык проглотил? – спросила она через некоторое время.
– Простите меня, хозяйка, но в это невозможно поверить.
– Разумеется, – промурлыкала она, подойдя вплотную и опустив голову мне на грудь. – Но, тем не менее, я здесь и помню многое. И я все так же прекрасна, ты не согласен? Разве ты не хочешь меня, господин Вернье? Неужто все ещё тоскуешь по своей мёртвой поэтессе?
В моей душе вновь закипел предательский гнев, но я вовремя взял себя в руки.
– Вы прекрасны, хозяйка.
– Да, прекрасна. Но, кажется, ты не хочешь меня. И я догадываюсь почему. – Она подняла лицо, заглянув мне в глаза. – Ты же это видишь, правда? Чуешь это?
– Что именно, хозяйка?
– Усталость. Кто бы мог подумать, что я так безмерно устану! Ты и представить не можешь, скольких пришлось иссушить, чтобы получить эти долгие годы. Сколько жизней было пущено по ветру, чтобы продлить существование усталой старухи, приговорённой к замужеству за кровожадным дураком – и раз за разом вынужденной смотреть на его бойни. Но это была сделка, понимаешь? Власть на долгие годы. Разумеется, только для тех, кто носит красное, да и то – лишь для немногих из них. Ведь именно в наших руках истинная власть, а совет… Совет – не более чем удобная ширма. Мы, вечно молодые и бесконечно усталые, – реальная сила, на которой стоит империя. Все это красноштанное дурачье надеется заключить такие же сделки. Мы продолжаем думать, что мы рабовладельцы! Глупцы! Мы – рабы. Великий дар, который мы себе выторговали, сковывает нас почище цепей.
Она стремительно подняла руку, и в шею мне ткнулась холодная сталь.
– Ты меня отвергаешь, – обиженно произнесла Форнелла. – До сих пор вожделеешь труп какого-то книжного червя, тогда как мог бы обладать мною. Ты хоть имеешь представление, сколько любовников у меня было? Сколько мужчин умоляло меня хотя бы о разрешении поцеловать ногу?
– Я был бы счастлив поцеловать вашу ножку, хозяйка, – тихо проговорил я, чувствуя, как остриё впивается в шею и по коже течёт струйка крови.
– Но ты же меня не хочешь. Мечтаешь о своей альпиранской подстилке. Может, лучше отправить тебя к ней? Как думаешь, а?
Потом долгие годы я пытался осмыслить произошедшее, однако так и не понял, что же тогда случилось. Страх вдруг ушёл, и я почувствовал то же, что она: всепоглощающую, неизбывную усталость. Помню, в тот момент я отчётливо осознал, что моя смерть неизбежна. Злоба ли генерала, кнут ли надсмотрщика станут её причиной, но я обязательно умру, если не сегодня, так завтра.
Я попятился, разведя руки, кровь сочилась из пореза на шее, которым меня наградила Форнелла.
– Не было никакой поэтессы, – произнёс я. – Как не было никакой женщины. Да, я любил, но мужчина, которого я любил, умер. Убит тем, кто, как я всей душой надеюсь, скоро явится и убьёт вас вместе с тем подлецом, которого вы именуете своим мужем. Я с радостью приму ваш дар, хозяйка, ведь это означает, что мне больше не придётся дышать одним с вами воздухом.
Она долго смотрела на меня, а я удивлялся тому, как ровно бьётся моё сердце. Может быть, это и есть то, что люди называют смелостью? Не знаю. Неужели именно так чувствует себя Убийца Светоча, идя в бой? Вот это неземное спокойствие?
– Я часто нахожу отдушину в объятьях рабов, – наконец произнесла она. – На какое-то время это помогает забыть об усталости. Ты же необычайно талантлив. – Она отбросила нож, и тот со стуком покатился по полу. – Иди, карябай свою льстивую ерунду. – Форнелла упала на подушки и вяло махнула рукой, отсылая меня прочь. – Может быть, заработаешь ещё несколько дней жизни.
Через два часа меня вызвали на верхнюю палубу. Всё моё внезапно обретённое спокойствие испарилось. Форнелла, совершенно трезвая, сидела рядом с генералом. Одета она была в скромное, элегантное платье из красного с чёрным шёлкового муслина. Едва удостоив меня взглядом, она обратилась к своему мужу:
– Надсмотрщики проинструктированы должным образом, я полагаю?
Генерал выглядел рассеянным: время, проведённое с рабыней, как будто смягчило его нрав.
– Предоставь это моим заботам, дорогая, – пробормотал он. – Ваша семья, как всегда, получит свою долю. – Он уставился на свиток в моей руке. – Твой последний рассказ, раб?
– Да, хозяин.
– Ну так давай его сюда, посмотрим, сохранишь ли ты мою благосклонность. – Он развернул свиток, но в этот момент один из гвардейцев объявил о приближении вестового. – Наконец-то!
Генерал швырнул свиток на стол с картой и поднялся, приняв хорошо отрепетированную позу терпеливой задумчивости: настоящий благородный полководец предвкушает долгожданную весть о трудной победе.
– Ведьму взяли? – меланхолично поинтересовался он у посланца, глядя куда-то в пространство. – Или она убита в бою? Полагаю, что убита. Странно, но я успел почти полюбить это создание…
– Простите, ваша честь! – выпалил вестовой в доспехах офицера вольных мечников, по его перекошенному лицу обильно тёк пот. – Я принёс дурную весть. Утром был найден один из наших разведчиков: единственный, кто выжил из двенадцатого батальона вольных мечников. Он был схвачен врагами, а потом освобождён, и он утверждает, что сюда скорым маршем движется вражеское войско.
– Войско? Какое ещё войско? – Генерал в изумлении воззрился на гонца.
– В количестве более пятидесяти тысяч человек. – Вестовой вынул из-за пояса сложенный лист пергамента и протянул генералу. – Вам было передано это послание, ваша честь.
– Читай ты, раб, – махнул мне рукой генерал. – Не понимаю их тарабарщину.
Взяв пергамент, я развернул его.
– Послание на воларском, хозяин.
– Ну так всё равно читай.
Я быстро проглядел содержимое, и сердце моё забилось как бешеное. Украдкой покосился на свой свиток, брошенный на стол генералом: я прикидывал, сумею ли забрать его в неразберихе, которая, без сомнения, начнётся после того, как я прочитаю послание.
– «Командующему воларской армией, в настоящее время осаждающей Алльтор, – начал я, надеясь, что они не заметили моей заминки. – Настоящим приказываю вам сложить оружие, освободить всех пленных и ждать заслуженной кары за ваши многочисленные преступления. Если вы выполните данный приказ, ваши люди будут помилованы. Вы – нет. Именем короля подписано: Ваэлин Аль-Сорна, владыка башни Северных пределов».
Глава перваяВаэлин
Когда взошло солнце, стало заметно, насколько лес красив. Яркие лучи осветили изменчивое полотно пёстрых полян, вековые деревья и ленивые ручейки, завершающиеся небольшими водопадами или зеркальными прудиками. Ваэлин чувствовал, что страх солдат поутих, отступив перед величием этого леса. Кто-то даже затянул походную песню, но её суетные слова оказались совершенно неуместными среди этих деревьев, словно вульгарная болтовня в альпиранском храме. С того момента, как они вступили в лес, песнь крови притихла, наигрывая что-то нежное, но в то же время суровое. Однако мелодия звучала не тревожно, а торжественно. «Какой же он древний, – удивлялся про себя Ваэлин. – Куда древнее, чем племя, которое ему поклоняется».
Через четыре дня Гера Дракиль объявил, что пройдена половина пути. Он вёл их по кратчайшей дороге из Пределов в Королевство. Ваэлин давно оставил попытки сосчитать, сколько же сеорда их сопровождают. Спрашивать провожатого оказалось бесполезно – сеорда не видели никакого смысла в числах.
– Много, – пожал плечами в ответ на его вопрос воин с ястребиным лицом. – Много и ещё столько же.
Опытные солдаты, похоже, освоились быстро, а вот многие новобранцы так и не свыклись с лесом.
– Ну, сколько ещё? – все вопрошал Лоркан, позабыв даже о своей преувеличенной любезности. На юношеском челе залегла глубокая морщина, а глаза запали, будто он страдал от скрытой боли. Маркен и Кара тоже не находили себе места. На привалах они беспокойно ёрзали, с отвращением жуя холодную пищу. Один только Плетельщик казался равнодушным ко всему, заняв руки пенькой, которую выдали ему сеорда. По какой-то причине он забросил свои корзины, перейдя на плетение крепкой верёвки: она достигла уже десяти футов в длину и росла с каждым днём.
– Осталось потерпеть денька четыре, – успокоил Лоркана Ваэлин.