– О Вера! Не знаю, сумею ли выдержать. – Парень в отчаянии потёр затылок. – Неужели вы ничего не чувствуете, милорд?
– А что я должен чувствовать?
– Тяжесть, – сказала Кара, прерывая своё молчание. – Тяжесть великого дара.
– Чьего дара?
По лицу девушки ему стало понятно, что та уже спрашивает себя, не ошиблась ли она, приписывая Ваэлину силу, которой у него нет и в помине.
– Дара леса, милорд. Лес сам обладает даром: каждое его дерево, ветвь или листок. – Сложив ладони вместе, она слабо улыбнулась. – Наверное, рано или поздно мы привыкнем. Привыкли же Сеорда.
«Почему они чувствуют, а я нет? – размышлял потом Ваэлин. – Почему я не чувствую ничего, кроме радушия?»
– Потому, что лес приветствует вас, – объяснила после вечернего урока Дарена. – Лес узнал вас, признал вашу душу.
– Вы говорите так, словно он – живое существо.
– Разумеется, он живой. – Взгляд Дарены напомнил ему взгляд Кары, только более суровый. – На тысячи миль вокруг нас окружает древняя жизнь и ничего, кроме жизни: дышащей, чувствующей и поющей. Она смотрит на вас, и ей нравится то, что она видит.
– А вас она тоже видит? Вы ведь уже бывали здесь.
– Когда мой отец нашел меня, я была совсем ребёнком. Думала, что все мне приснилось: и волк, и приветствие леса…
Она умолкла, сосредоточившись на оперении своей стрелы. Как положено сеорда, стрелы Дарена делала себе сама. её пальцы двигались с заученной точностью. Несколько дней назад Дракиль дал ей лук, очень похожий на его собственный, но с символами, вырезанными на древке. На первый взгляд они казались неумелыми изображениями лесных зверей, но стоило присмотреться, и становилось ясно, что картинки эти замечательно точны и изящны. По благоговейному выражению лица, с которым Дарена приняла лук, Ваэлин догадался, что это не простое оружие.
– Вы помните, что было с вами прежде? – спросил он. – Как вы провели детство среди вашего народа?
– Лонаки – не мой народ. Я не знаю и десяти слов на их языке. Помню деревню где-то в горах. Женщин, строгих и скорых на расправу, но временами даже ласковых. Ещё помню огонь, крики и кровь. Наверное, все они погибли в ту ночь. Ещё помню мужчину с ножом, идущего прямо ко мне, его чёрный силуэт на фоне пламени… А потом – волка. Мне думается, что он загрыз этого мужчину, но точно я сказать не могу. Волк подошёл, присел рядом, и мне почему-то вдруг захотелось взобраться к нему на спину. Он долго бежал, а я сидела, вцепившись в его мех, и холодный ветер обвевал мне лицо. Страшно не было – напротив, было сначала весело, а потом грустно, когда эта скачка закончилась в темноте, в гуще деревьев. Я слезла со спины волка, а он лизнул меня, благословляя. Его язык скользнул по моему лицу, прогоняя ночные страхи. Потом он ушёл. Утром меня нашёл отец. В первый раз сеорда позволили кому-то из марелим-силь войти в лес, и первое существо, которое он здесь встретил, была я.
По её тону Ваэлин понял, что Дарена давно уже смирилась с тем, о чём он сам только догадался: «Всё это не просто так. Мы оба с ней – дети волка».
– Сколько раз вы его видели, госпожа?
– Всего дважды. Причём второй раз – вместе с вами. А вы?
– Четырежды, – ответил Ваэлин, подумав про себя: «А может, и пять. Если считать тот раз, когда он был в виде статуи…» – И всякий раз волк спасал мне жизнь, так же как и вам.
Её пальцы застыли, и он увидел страх в её глазах: ту же самую напряжённость, которую он заметил, когда впервые встретился с Мудрым Медведем.
– Но для чего он нас спасал?
– Не знаю. Может быть, как раз для этой войны, в которой нам придётся сражаться.
– Когда волк благословил меня, я была слишком мала и только сейчас начинаю понимать, что чувствует столь невообразимо древнее существо. Должно быть, он много раз наблюдал за мелкими дрязгами странных бесшёрстных двуногих, бегающих по земле и постоянно дерущихся между собой. Чем именно эта война могла его заинтересовать?
Ваэлин припомнил слова аспекта Арлина о судьбе, ожидающей Королевство в результате безумной войны короля Януса: «Оно падёт обязательно. И не просто разделится на враждующие фьефы, как прежде: оно превратится в руины, земля будет выжжена, леса сгорят дотла, и все люди – и народ Королевства, и сеорда, и лонаки, – все погибнут. Что ещё нам остаётся?»
– Наверное, эта война затронет не только наш мир, но и его, – ответил Ваэлин. – Мы ведь оба с вами понимаем, что сразиться нам предстоит отнюдь не с одними воларцами.
– Для чего нам и нужен этот добрый брат. – Она бросила взгляд на Харлика, который что-то горячо обсуждал с Алорнис.
Ваэлину казалась, что сестру очаровали обширнейшие познания Харлика, и девушка часами донимала того вопросами, рассчитывая (до сих пор безрезультатно) поставить архивариуса в тупик.
– По-моему, он не слишком стремится делиться с нами своим знанием, – заметила Дарена.
– Ничего, поделится, – заверил её Ваэлин. – Если потребуется, я вытрясу из него всё, до последнего словечка.
Следующее утро он провёл вместе с эорхиль. Судя по всему, конный народ чувствовал себя в лесу так же неуютно, как и одарённые.
– Кони не видят неба, – пожаловался ему Санеш Полтар, поглаживая по голове своего жеребца, который нервно прядал ушами. – Не нравится им тут, и всё. Да и мне тоже.
– Сеорда не пропускают вас в лес? – спросил Ваэлин.
Мудрая, шедшая рядом с вождём, тихонько рассмеялась.
– Зачем нам сюда соваться? Языки эорхиль и сеорда схожи, мы торгуем шкурами и оружием, но мы с ними не одной крови. Они – люди леса, мы – люди степей.
– Нет ли у эорхиль историй о временах, когда не было ещё ни степей, ни марелим-силь?
Санеш и Мудрая удивленно переглянулись.
– Не было до степей никакого времени, – объяснил Санеш. – Эорхиль всегда скакали на конях по равнинам. И всегда будут. Но было время, когда в лесах бродило куда меньше сеорда: так нам рассказывали прадеды, а они, в свою очередь, слышали это от своих прадедов. Но мы ничего не знали о мерим-силь, пока вы не объявились здесь и не принялись раскапывать холмы в поисках камней.
– Но вы знаете о слепой женщине? – спросил Ваэлин Мудрую.
Оба эорхиль сразу же сникли, Санеш даже ускорил шаг, потянув коня за собой.
Мудрая, замкнувшись в себе, некоторое время молчала. Потом с заметной неохотой заговорила вновь:
– На окраине земли лонаков есть развалины древнего города. Эорхиль не любят это место и держатся от него подальше. Старики говорят, что смельчаки, решавшие отправиться туда, видели во сне жуткие кошмары, а то и с ума сходили. Однако в детстве я была любопытна, ведь любопытство – мать мудрости. Именно так я и заслужила своё имя. Как-то я в одиночку отправилась в то место, но нашла там одни только развалины, бывшие когда-то дивным городом. Развела костёр среди руин, и на его свет пришла женщина из племени сеорда. её глаза были пусты, но она меня видела. Я почти не испугалась, потому что знала – у сеорда рождается больше одарённых, чем у эорхиль. Женщина рассказала, что проделала длинный путь, чтобы увидеть эти развалины, как и я. И всю ночь мы делились крохами сведений, которые были известны нам об этом месте. Она показала мне камень, валявшийся среди обломков: небольшой, квадратный, замечательно гладкий – при желании его можно было унести в руках. Я спросила, не хочет ли женщина его забрать, но она ответила, что этот камень – для меня, так что я взяла его с собой.
– И он переносит вас в разные места, – добавил Ваэлин, когда Мудрая вновь умолкла.
– Нет, – покачала та головой. – Камень даровал мне… знания. Очень много знаний, и все сразу. Ваш язык, говор лонаков, даже наречие людей, с которыми мы собираемся сражаться, и ещё многое другое. Я могу прочесть наизусть все катехизисы вашей Веры и всё Десятикнижие Отца Мира. Помню имена всех альпиранских богов и все лонакские сказания. Однако мои новые знания не имели смысла для меня. Это… причинило мне боль. Настолько сильную, что я потеряла сознание. А когда пришла в себя, слепой женщины уже не было. Но знания остались.
– Значит, у вас тоже есть дар?
– Дар? – Она со вздохом покачала головой. – Скорее, проклятье, и куда более злое, чем любые другие. Эта каменная пластинка наполнена знаниями о народах нашего мира, хотя её сделали в незапамятные времена, когда ещё не было ни этих народов, ни их языков. Кто её создал? И для чего?
– Тот камень ещё у вас?
Мудрая подняла голову, обшаривая взглядом лесной полог в поисках клочков неба.
– Нет, – ответила она и улыбнулась, обнаружив меж ветвями крохотный голубой лоскут. – Я нашла камень потяжелее и размолола ту пластину в прах.
На следующий день лес начал редеть. Между деревьями появились прогалины, то тут, то там замелькали широкие поляны. И хотя лес все равно был много гуще Урлиша, солдаты воспрянули духом: открытые пространства позволяли полкам собираться на ночлег вместе, даруя чувство безопасности. Зачарованный лес покорил многие сердца, но глубинный трепет перед ним отнюдь не исчез – как и понимание того, что они здесь чужие. В довершение Ваэлин, переходя от поляны к поляне, смог наконец оценить количество воинов сеорда.
– По-моему, их тут тысяч восемь или чуть больше, – предположил Норта на ежевечернем совете капитанов.
– Десять тысяч восемьсот семьдесят два, – доложил брат Холлан. – По крайней мере тех, кто показывался достаточно ясно, чтобы я смог их посчитать. Итого в нашем войске немногим более тридцати тысяч.
– Может, дадим имя нашей армии? – предложил Норта. – Армия Севера. Как вам?
Ваэлин взглянул на капитана Адаля, тот согласно кивнул:
– С точки зрения укрепления морального духа идея связать людей воедино каким-либо именем совсем неплоха, милорд.
– Отлично. Попрошу-ка свою сестрицу намалевать нам штандарт: что-нибудь эдакое, пострашнее, – одобрил Ваэлин, глядя на карту. – Сеорда говорят, что мы в одном дне пути от Нильсаэля. Капитан Орвен, возьмите людей и проведите разведку на востоке. Капитан Адаль, отправьте отряд северной гвардии на запад, а сами вместе с другим отрядом поезжайте на юг. Немедленно докладывайте мне о любых соединениях воларцев в пределах тридцати миль. – Аль-Сорна посмотрел на Дарену. – Нам потребуется и более дальняя разведка.