Бородач рыкнул и отступил, отпуская меня. Я привалился к лееру, стараясь остаться на ногах. Если бы я упал на палубу, это было бы расценено как оскорбление моего хозяина. Подошла жена генерала и протянула мне шёлковый платок. Я прижал его к порезу на шее, тонкая вышитая ткань сразу же окрасилась кровью.
– Вы допросили пленников, как вам было приказано? – требовательно спросил генерала чужак, подходя к столу. Налил себе кубок вина и выхлебал его в несколько глотков: по подбородку потекла красная струйка, марая и без того грязную одежду.
– Да, – холодно и неохотно ответил генерал, исподлобья глядя на бородача. – Плетут всякие небылицы. Судя по всему, они его ненавидят и не ждут от него помощи.
– Да ну? – Бородач вновь уставился на меня. – Иди-ка сюда, писака.
На нетвёрдых ногах я подошёл к столу, избегая смотреть чужаку в глаза.
– Ты же путешествовал с ним на острова. Как думаешь, станет он спасать тех, кто его ненавидит?
Я припомнил историю, рассказанную мне Аль-Сорной во время нашего плавания: все испытания и сражения, которыми была так богата его жизнь. Самым же ярким моим воспоминанием стал день сражения: Щит Островов без сознания лежит на земле, Аль-Сорна вкладывает меч в ножны и уходит… У меня были свои причины ненавидеть его – не проходило и дня, чтобы я не думал о Селиесене. Однако в тот день моя ненависть померкла. Не исчезла вовсе, но уже не жгла так сильно.
– Простите, хозяин, – обратился я к генералу, – но я должен сказать: рано или поздно Аль-Сорна придёт, чтобы сразиться с вами.
– Разумеется, придёт. – Бородач осушил ещё один кубок и отбросил его прочь, при этом капли вина забрызгали бесценную карту. Он развернулся и пошёл прочь к своей лодке.
– Нет ли у вас каких-нибудь ценных сведений? – крикнул ему вслед генерал.
– Ах да! – Тот обернулся через плечо. – Есть кое-что: не надейтесь легко отделаться. – С этими словами он на удивление ловко для человека своих лет перепрыгнул через леер. Очутившись в лодке, отдал отрывистую команду рабам на вёслах. Лодка начала стремительно удаляться и скоро причалила к берегу, всё это время бородач неподвижно стоял на носу. Но мне казалось, что даже на таком расстоянии я различаю его вонь.
Форнелла тихонько процитировала строчку из третьей песни «Золота и праха», то есть «Размышления о природе политики»: судить о народе лучше всего по его союзникам.
Штурм начался в полдень. Тысячи варитаев и вольных мечников на сотнях лодок пересекли реку и пристали к стенам Алльтора, осыпаемые стрелами защитников крепости. Некоторые из нападающих так и не достигли берега: их тела нашпиговали стрелами, весла выпали из рук, и лодки унесло течением. Другие погибли, когда выпрыгивали на берег и строились в боевые шеренги. Генерал заметил, что его решение обеспечить своих людей щитами было весьма мудрым, и приказал мне записать это.
– Несколько сколоченных вместе досок – и вот уже под ними могут укрыться два-три человека, – вещал он. – Прекрасное противоядие от их хвалёных длинных луков.
Несмотря на «противоядие», к тому времени, когда первый батальон добрался до разлома в стене, я насчитал на земле более двух сотен погибших. Корабль с баллистой подошёл ближе. Теперь с него стреляли связками пропитанного маслом тряпья, поджигая его с помощью факела перед тем, как метнуть через стену. В небо поползли столбы дыма: в городе начались пожары.
– Огонь – великий союзник смелого военачальника, – важно изрёк генерал. Интересно, подумал я, сколько изречений у него ещё в запасе? Судя по тому, как закатила глаза его жена, – немало.
Битва возле пролома свирепствовала уже около часа. Воларская солдатня оказалась зажата в капкан под ливнем стрел и не могла сдвинуться с места. Правильно рассчитав время, генерал приказал подать сигнал, чтоб куритаи начинали штурм. Один отряд бегом преодолел дамбу, неся с собой длинные лестницы. Хотя, как и ожидал генерал, основное внимание кумбраэльцев было сосредоточено на разломах, куритаи также подверглись сильнейшему обстрелу: около двух дюжин повалилось на землю прежде, чем остальные достигли крепости и лестницы взметнулись вверх, чтобы зацепиться за зубчатые стены. По моей оценке, они потеряли по крайней мере половину солдат, пока взбирались наверх. Чуть ли не каждое мгновенье вниз падало чьё-то тело. В конце концов одна сплочённая группа сумела достичь зубцов на стене: чёрный клин впился в серо-зелёную толпу кумбраэльцев, пытавшихся сбросить его обратно. Генерал, наблюдавший за сражением в подзорную трубу, скомандовал сигнальщикам:
– Отправить резерв!
Два батальона вольных мечников кинулись с лестницами к дамбе. У них потери были меньше, поскольку кумбраэльцы занимались куритаями. Мечники взобрались на стену в двух местах, отвлекая тем самым часть защитников на себя, и куритаи принялись прорубаться внутрь. По рядам кумбраэльцев пробежала внезапная судорога, и они разом отступили, так что через несколько мгновений на стенах не осталось ни одного защитника. От одного из проломов донёсся крик триумфа: атакующие наконец-то прорвались в город.
– Вот и всё, – нарочито буднично проговорил генерал, сунул подзорную трубу ближайшему рабу и сел, задумчиво потирая подбородок. – Итак, величайшая осада в истории Воларской империи завершилась успешно. Благодаря разумному планированию и нескольким часам упорной работы. – Он покосился на меня, желая убедиться, что я все записываю.
– Возможно, Совет позволит тебе дать городу новое имя. Как насчёт Токревия? – сказала Форнелла, а генерал покраснел и сделал вид, что не расслышал. – Хотя, пожалуй, Горящие Руины подойдут больше, – закончила она, глядя на многочисленные столбы дыма, поднимающиеся над городом.
– Отстроим! – рявкнул он.
– Если ваши солдаты оставят нам для этого рабов. – На лице женщины не было и тени радости, когда она смотрела на город, лишь меланхоличная брезгливость.
Следующие два часа прошли в ожидании формальной сдачи города. Генерал проявлял все большее нетерпение и бесцельно метался по палубе. Направо и налево сыпались приказы избивать матросов-рабов за самые незначительные проступки. Наконец от берега отвалила лодка с человеком, одетым в чёрные доспехи командира дивизии. На палубу взобрался донельзя усталый мужчина с закопчённым лицом и забинтованным предплечьем. Он отдал честь генералу, потом поклонился его жене.
– Ну?! – требовательно сказал Токрев.
– Стены наши, ваше превосходительство, но и только, – доложил офицер. – Судя по всему, кумбраэльцы не особенно старались их удержать. В городе построены баррикады, они разрушили дома, чтобы перегородить дороги, превратив их в ущелья смерти – на всех крышах засели лучники. Мы уже потеряли там больше людей, чем при взятии стен.
– Баррикады?! – взревел Токрев. – Вы явились, чтобы сообщить мне о баррикадах? Ломайте!
– Мы сломали первую час назад, ваше превосходительство, но через сто футов напоролись на следующую. Весь город поднялся против нас: мужчины и женщины, стар и млад. Приходится сражаться за каждый дом, а эта их ведьма… Создаётся впечатление, она повсюду.
– Ещё одно слово о ведьме, – тихо прошипел генерал, – и я сдеру с вас кожу в назидание остальным трусам! – Он прошёл на нос корабля и уставился на город.
– Возможно, следует дать приказ отойти и перегруппироваться, – сказала Форнелла. По тону её голоса было понятно, что это вовсе не совет. – Нужно разобраться в том, чего мы достигли.
Токрев напрягся: я видел, как сжались за спиной его кулаки. Он резко повернулся к командиру:
– Прекратить наступление, перестроиться и собрать все масляные лампы, какие только найдёте. Мы нападём в темноте и не будем больше сражаться за каждый дом. Мы их сожжём. Вам ясно?
В ту ночь над Алльтором стояло огромное оранжевое зарево. Оно достигало неба, затмевая звёзды. Генерал приказал мне остаться на палубе и записывать происходящее, а сам заперся в каюте с хорошенькой рабыней, которой было не больше пятнадцати лет. Форнелла, зябко завернувшись в шаль, осталась на воздухе. Причиняли ли ей звуки, доносящиеся снизу, какое-либо беспокойство или нет, она ничем не показывала. Встала рядом со мной на носу и разглядывала город все с тем же безрадостным лицом.
– Сколько лет этому поселению? – спросила она.
– Почти столько же, сколько и всему фьефу, госпожа, – ответил я. – Где-то около четырёхсот.
– Те два шпиля, насколько я понимаю, это храм их бога?
– Собор Отца Мира, госпожа. Вероятно, самое святое место из всех подобных.
– Быть может, именно поэтому они так сопротивляются нам? Защищают дом своего бога?
– Не могу точно сказать, госпожа, – ответил я, подумав: «А может, они предпочитают смерть рабству и мучениям, которые вы им предложите?»
– Тот вонючий бородач, – продолжала она. – Не хочешь узнать, кто это был?
– Я не в том положении, чтобы спрашивать, госпожа.
– Ты довольно убедительно играешь свою роль, – с улыбкой повернулась она ко мне. – А ведь сделался рабом всего несколько недель назад. Наверное, очень сильно хочешь жить. – Она встала спиной к зареву, скрестив руки на груди. – Ты сильно удивишься, если я скажу, что он вообще не человек? Просто оболочка, заполненная чем-то ещё более мерзким, чем его зловоние.
– Я… Я ничего не знаю, о таких вещах, госпожа.
– Разумеется. Куда тебе. Это тщательно охраняемый секрет, известный лишь Совету, да немногим вроде меня: особам достаточно важным, что их нельзя было не проинформировать. Наш грязный, постыдный секрет. – Казалось, она находилась где-то далеко, разговаривая с призраками, о которых не хотела вспоминать. Потом моргнула, встряхнула головой. – Расскажи-ка мне об этом Аль-Сорне. Кто он?
Глава перваяВаэлин
– Я тоже по ней скучаю.
Алорнис оторвалась от резьбы по дереву, тёмные глаза смотрели на Ваэлина сурово, как и на протяжении последних четырёх недель. То, что он принудил сестру к переезду,