в ком обнаруживается подобный дар. Предупредил, чтобы я никогда и никому не рассказывала о полётах.
– А потом пришла Орда?
– Через два лета. Я была осторожна, никогда не летала дольше часа и всегда только ночью, чтобы моё тело оставалось в безопасности у горящего камина. Я увидела, как они разделались с караваном, везущим лазурит из Сребродола на юг. Четыре десятка погонщиков были в одно мгновенье растерзаны боевыми котами и копьястребами. Воины ходили среди трупов, срезая трофеи, и все они светились тёмно-красным. Никогда прежде я не видела душ, покидающих тело. Это походило на лёгкое дуновение ветерка, задувающего свечу. Но среди них была одна, сиявшая ярче прочих. Когда она взлетела, мне показалось, что мир прогнулся под неё, будто воронка, в которую и затянуло сверкающую душу…
– Куда же она отправилась? – Ваэлин наклонился поближе, когда женщина умолкла.
– Не знаю. На миг я увидела то, что находилось в воронке, – сплошную тьму. – Она вновь умолкла и обняла себя за плечи, подавляя дрожь. – Я рада, что больше никогда этого не видела.
– И ваш дар помог лорду Аль-Мирне заранее подготовиться к обороне?
– Верно. Я побежала к нему с новостями, выложив ему всё в присутствии капитана Адаля и брата Келана. Он взял с них клятву молчать, они держат её уже много лет. Впрочем, я уверена, многие что-то подозревают, а есть и те, кто знает наверняка, вроде вас или Санеша.
– Эорхиль не боятся Тьмы?
– Они, как и сеорда, уважают её. Они знают, что её можно использовать во вред, но не боятся без причины тех, кто владеет даром, – ответила Дарена и вопросительно приподняла бровь.
«Баш на баш. Секрет за секрет».
– Сеорда зовут это песнью крови, – произнёс он.
– Это они вам сказали? – На лице её мелькнул страх, который он уже видел, когда шаман делился с ними воспоминаниями.
– Слепая женщина. Она назвала себя Нерсус-Силь-Нин. Я повстречал её в лесу Мартише.
– Повстречали? – дрожащим от страха голосом произнесла Дарена.
– Да, тёплым летним деньком, который вдруг настал посреди зимы. Она сказала, что это память, заточенная в камне. И дала мне имя на языке сеорда.
– Бераль-Шак-Ур, – произнесла Дарена, и страх сменился недоверием. – Значит, это она так вас назвала? – Дарена моргнула, тряхнула головой. – Ну да, конечно, она.
– Вы о ней слышали?
– Все сеорда от мала до велика слышали о ней, но никто её не видел… За исключением меня.
– Когда?
– После смерти моего мужа, – ответила Дарена, и от Ваэлина не укрылось, что она очень расстроена, как если бы услышала давно ожидаемую дурную весть. – Слова, которые она произнесла… Но я была совершенно уверена… когда он умер… – Женщина замолчала, погрузившись в свои мысли.
– Ваш муж? – подсказал Ваэлин. Она гневно посмотрела на него, но гнев мало-помалу сменился глубокой усталостью.
– Извините, я должна все обдумать. Спасибо вам за вашу искренность, я рада, что моё доверие было оценено. – С этими словами Дарена поднялась на ноги и пошла к своему шатру.
Аль-Сорна взглянул на север, нашёл яркую звёздочку, в честь которой назвал его Санеш. Сейчас она стояла высоко над горизонтом, сияя даже ярче, чем луна. «Авенсурха… Под её светом не идёт война. Хорошее имя, – подумал он с невольной улыбкой. – Хоть раз в жизни мне досталось хорошее имя».
Глава шестаяЛирна
Она начала спускаться во тьму, такую чёрную и беспросветную, что найти дорогу можно было, только прикасаясь рукой к камню. А ещё по всхлипам Кираль. Та перестала молить о пощаде, лишь скулила, временами страдальчески подвывая. Сначала Лирна подумала, что свет впереди – это морок в изголодавшемся мозгу, настолько свечение было слабым. Так, лёгкая розоватая дымка, которая окутала высокую фигуру Давоки. Однако с каждым шагом оно усиливалось, и когда они достигли нижней ступеньки, повсюду уже разливалось глубокое красное сияние.
Комната была огромной, круглой, пол, стены и даже потолок выложены точно подогнанными мраморными плитками. В стенах зияло множество отверстий в рост человека – чёрные дыры, манившие забытьем. Красный свет исходил из большого круглого отверстия в центре, оттуда поднимался столб густого дыма, уходя в такое же отверстие на потолке.
Давока потащила упирающуюся Кираль к колодцу, Лирна последовала за ними. Жар от пара был таким, что они не смогли подойти ближе, чем на дюжину шагов. Прищурившись, принцесса попыталась заглянуть хотя бы в отверстие на потолке, но увидела лишь влажные, выложенные все той же мраморной плиткой стенки туннеля, пробитого в горе.
– Когда мы впервые попали сюда, в нижней шахте были установлены огромные медные ножи, – сказала Давока.
Из одного туннеля появилась женщина. Темноволосая, одетая в простое хлопковое платье без рукавов. В свете зарева из колодца её лицо тоже отливало розовым.
– Но шахта внизу была засыпана камнями, – продолжила она фразу Давоки, подходя ближе.
– Пожалуйста, сестра! Пожалуйста! – шептала Кираль, обняв ноги Давоки.
Молодая женщина, не обращая на неё внимания, остановилась перед Лирной и приветливо улыбнулась.
– Под нами на расстоянии трёхсот футов отсюда подземная река встречается с потоком Крови Нишака, и получается пар, который поднимается из этого колодца. Пар встречался с теми лезвиями, установленными крест-накрест на большом металлическом стержне, который достигает третьего уровня башни. Интересная загадка, не правда ли?
Лирну поразила уверенность, излучаемая лицом такой молодой женщины, к тому же она говорила на языке Королевства без малейшего акцента. В её пристальном взгляде почти не было заметно любопытства.
– Пар заставлял ножи вращаться, – ответила Лирна. – Получалось что-то вроде мельницы.
– Именно. – Молодая женщина широко улыбнулась. – К сожалению, те лонакхим, которые впервые пришли сюда, не ценили подобные секреты. Ножам суждено было стать куда более полезными для быта кастрюлями и сковородами, а огромный железный стержень переплавлен на наконечники копий. Лишь когда я приказала очистить колодец от камней, прояснилось истинное назначение ножей. В каждом новом перерождении я обещала себе, что велю сделать новые лезвия, мечтая увидеть, как они начнут вращаться, но так и не сделала этого. – Она перевела взгляд на девушку, скорчившуюся у ног Давоки. – Вечно что-нибудь отвлекает.
– Но для чего она была нужна? – спросила Лирна. – Энергия, производимая ножами?
– У меня нет ответа. Стержень оканчивался большой шестерней, но то, что она вращала, рассыпалось в пыль сотни лет назад. Я подозреваю, что все это как-то связано с обогревом пещер в горе над нами. – Несколько мгновений женщина молча смотрела на дрожащую Кираль, затем подняла взгляд на Давоку и перешла на лонакский: – Это тело твоей сестры?
– Да, Малесса.
– Если я верну её, она будет… иной. Я говорю не только о шрамах. Ты понимаешь, о чём я?
– Понимаю, Малесса. Я хорошо знала сестру. Она предпочла бы вернуться к нам, чего бы это ни стоило.
– Как пожелаешь, – кивнула Малесса. – Тогда веди её.
– Нет! – взвизгнула Кираль, попытавшись уползти.
Давока рывком подняла её на ноги и потащила к колодцу.
– Думаешь, эта тварь меня боится? – спросила Малесса у Лирны. – Ошибаешься. Вовсе не я её пугаю, а наказание за неудачу, которое последует, когда я верну её в пустоту.
Кираль продолжала вопить, захлёбываясь ужасом. Она умоляла, брыкалась, плевалась, ругалась. Все было бесполезно. Давока-подтянула её к краю колодца, пот градом тёк с обеих женщин. Малесса подошла к Кираль, но Лирна не заметила ни капли пота на её лице. Она протянула руку за склянкой, стоявшей на краю колодца, – маленьким пузырьком из дымчатого стекла с тёмной жидкостью.
– Дай её руку, – сказала Малесса Давоке, вытаскивая пробку.
Лирна увидела парок, поднявшийся из склянки, и почувствовала нестерпимую вонь. Давока достала нож, разрезала верёвку, стягивающую запястья Кираль, и принудила девушку убрать одну руку за спину, а другую протянуть Малессе.
– Когда думаешь о страданиях и горестях, которые посеяли эти твари, – сказала Малесса Лирне, погладив судорожно сжатый кулак девушки, чей визг перешёл уже в бессильное хрюканье, – начинает казаться, что их – целый легион. На самом же деле их всегда было не больше трёх. Эта – самая молодая. Она была женщиной, когда впервые попала в гибельные сети, и сейчас умеет занимать лишь женские оболочки. Она не способна контролировать больше одной, и то – только до тех пор, пока смерть не выкинет её из тела. К тому же она не слишком искусная обманщица. Вот её брат, тот куда опытней. Он может использовать несколько оболочек разом, любого пола, он живёт, годами прячась под масками. Так что никто, даже те, кто знает их с самого рождения, ничего не подозревают. Что до его сестры… Лучше бы вам никогда не встречаться. Век за веком они убивают и обманывают, плетя паутину раздора в нашем мире. Теперь они пытаются довести до конца великий план их хозяина. Эти трое погрязли в пучине злобы. Но что же порождает эту злобу, если не страх и… боль?
С этими словами Малесса подняла склянку и капнула одну-единственную каплю на руку Кираль.
Яростный вопль нестерпимой боли, вырвавшийся из горла девушки, заставил Лирну прикрыть глаза, с трудом подавляя тошноту. Недели опасностей и постоянное зрелище чужой смерти укрепили её дух, но явное нечеловеческое уродство этого звука содрало наросшую корку, словно скальпель лекаря вонзился в рану. Когда принцесса вновь подняла веки, то увидела, что девушка стоит на коленях, её лицо зажато в руках Малессы, а широко распахнутые глаза немигающе смотрят перед собой.
– Боль – это дверь, – продолжала Малесса. – А страх – ручка двери, тот инструмент, который удалит из поражённого разума скверну, присосавшуюся к её дару, подобно пиявке. – Кираль задрожала, забормотала какую-то невнятицу, вылетающую изо рта вместе со слюной. – Ибо даже такая тварь боится истинного забвения: она знает, что, если будет противиться мне, я обращу её в ничто.