– Жополиз хренов! Я заставлю тебя сожрать собственные яйца!
Риву удивило, что при всём этом удары женщины были быстры, точны и не слишком размашисты. Она упорно теснила священника прочь от кровати. Тот без труда парировал её выпады, его меч описывал сверкающие дуги, точно так же когда-то он парировал все попытки Ривы достать его ножом. Несмотря на ловкость госпожи Велисс, умения ей явно не хватало. Сделав обманный выпад в голову, священник создал дыру в её защите и ударил кулаком в лицо. Женщина упала.
Рива подхватила меч убитого ею мужчины и встала между священником и кроватью. Он разочарованно и возмущённо взглянул на девушку.
– Своим предательством ты отрекаешься от любви Отца! – завопил он, и его глаза тут же налились кровью. – Ты изуродована Тьмой Аль-Сорны!
– Нет, – прошептала Рива, с отвращением чувствуя, что у неё текут слёзы. – Нет, это ты меня изуродовал.
– Грязная, забывшая Отца греш…
Она рванулась к нему, нанеся быстрый и точный удар в бедро. Из раны полилась кровь, мужчина с воплем отшатнулся.
Топот множества ног заставил их оглянуться на двери, отвлекая от боя. Священник схватил табурет и швырнул его в окно. Из-под задёрнутой портьеры на пол посыпались осколки стекла. Он в последний раз оглянулся на Риву, глаза его сверкнули ненавистью. Затем он подбежал к окну и выпрыгнул наружу.
Девушка выронила меч и уставилась на колышущуюся ткань, за которой виднелось чёрное беззвёздное небо. Раздались крики, звон вытаскиваемых из ножен мечей, и чьи-то руки сомкнулись вокруг её шеи.
– Нет! – громкий приказ остановил стражников.
Владыка фьефа выпутался наконец из одеял и уставился на Риву, хотя та не замечала его, не сводя глаз с занавесей на окне.
– Посмотри на меня, – сказал дядя, мягко приподняв её голову за подбородок.
Девушка взглянула в покрасневшие глаза и увидела, что он плачет и улыбается одновременно.
– Рива… – с нежностью прошептал он.
Глава восьмаяФрентис
Десять дней они провели в глуши, углубившись в холмы к северу от Южной башни и держась как можно дальше от проезжих трактов и возможных маршрутов лесных патрулей. Охота продолжалась: гвардейцы с собаками и следопытами оттесняли их всё дальше, заставляли петлять, прокладывая ложные следы в сторону Кумбраэля. Самим охотиться было некогда, они голодали, питаясь грибами да корнями, собранными по пути. Костер стал непозволительной роскошью, ночами они согревались, прижимаясь друг к другу.
Женщина всё время молчала, подавленная своим провалом, в её взгляде отражалась какая-то неуверенность. Френтис всё пытался разглядеть в этих изменениях предвестники слабости, но замечал лишь возрастающую злобу. Теперь он хорошо знал свою спутницу и ненавидел это знание, понимая, что её мрачные размышления приведут лишь к яростному стремлению убивать. Она презирала других за их набожность, сама же поклонялась смерти так, как и не снилось кумбраэльским фанатикам.
– Не думай, что я виню тебя, любимый, – наконец произнесла она впервые за много дней. – Во всём виновата я одна, теперь мне это совершенно ясно. Любовь к тебе сделала меня безрассудной, а дар Ревека – самоуверенной. Мне начало казаться, что я неуязвима. Горький урок, как и все стоящие уроки.
На десятый день они вышли к старому домику лесника. Заросший мхом и полуобвалившийся, он был каким-никаким убежищем, в котором можно было развести ночью огонь. Френтис собрал грибов и корней, а потом ему удалось руками поймать в недалёком ручье форель, дождавшись, когда та неосторожно подплывёт к берегу. Он выпотрошил рыбину и запёк её на углях, завернув в листья. Женщина с волчьим аппетитом проглотила свою долю.
– Голод – лучшая приправа, – заметила она после еды, и впервые за долгое время губы её тронула улыбка. Френтис, уже закончивший еду, промолчал. – Ты обеспокоен, – сказала она, подсаживаясь ближе и прижимаясь к нему. – Гадаешь, кто будет следующей жертвой, когда мы доберёмся до Варинсхолда? Хотя, я уверена, в глубине души ты это уже знаешь.
Френтис подумал, что лучше бы она и дальше продолжала молчать. Путы даже позволили ему высказать это вслух. Сейчас она редко связывала ему язык: похоже, её успокаивали его слова, как бы грубы они ни были. «Почему ты не сдохла тогда в Южной башне?» – хотел он сказать, но не решился. Что-то надвигалось. Близился момент воплощения её безумного плана, что бы это ни было. Теперь Френтис о многом догадывался и понимал, что это, скорее всего, может означать.
– Как насчёт сделки? – спросил он.
– Сделки, любимый? – искренне удивилась она.
– «Любимый»… – передразнил он. – Ты постоянно так меня называешь – и даже душой не кривишь, правда? За всю свою долгую жизнь ты в первый раз влюбилась.
Её лицо сделалось непроницаемым, разве что в глубине глаз плеснулось лёгкое беспокойство. Она кивнула, видимо, ожидая очередного укола или ехидного замечания.
– Ты меня хочешь, меня всего, – продолжил он. – И я в твоём распоряжении. Мы будем вместе. Мы останемся вместе так долго, как ты сама захочешь, и тебе не придётся больше меня принуждать. Я никогда не выступлю против тебя. Мы уйдём вместе, отыщем какое-нибудь забытое людьми место и поселимся там: мы вдвоём, ты и я.
Идеальную маску её лица нарушил лишь едва заметный изгиб губ и лёгкое подрагивание ресниц.
– Ты читаешь в моём сердце, – произнёс Френтис. – И знаешь, что я честен сейчас.
Когда она заговорила, её голос был тусклым, но отчего – от злости или от чёрной тоски, Френтис понять не мог:
– Думаешь, это меня удовлетворит?
– Это то, что я могу тебе предложить.
– А что взамен?
– Свернуть с этого пути, перестать убивать. Забыть о Варинсхолде.
Она закрыла глаза и отвернулась. её точёный профиль багровел в пламени костра.
– Когда я была так же юна, как ты сейчас, я познала ненависть. Ненависть столь же жгучую и восхитительную, как любовь. Ненависть, которая смогла пробиться сквозь пустоту, слившись с даром песни, и эта песнь достигла нужных ушей, чей обладатель предложил мне сделку. И я её приняла. Заключила договор и пролила море крови. Увы, любимый, твои условия мне не подходят.
Женщина открыла глаза и взглянула на Френтиса. Она казалась грустной и смущённой, настолько, что ему больно было на неё смотреть.
– Вот ты толкуешь о забытых местах. Но для Союзника не существует таких мест. Неужели ты не можешь понять, что наш единственный шанс – воплотить его план? Подарить ему вожделенный миг триумфа, последний мазок в его великой картине, и только после этого мы можем пытаться написать свою собственную. Тогда, любимый, я тебе обещаю, нам не потребуется бежать на край мира. Мы подарим ему победу, а потом сожжём его холст вместе с ним самим.
Френтис отвернулся. Женщина прижалась к нему, обняла за талию, положила голову на плечо.
– Я хочу тебя убить, – сказал он. – Ты должна это знать.
Она поцеловала его в шею, и он не отклонился, хотя путы ему позволяли.
– В таком случае, любимый, – прошептала она, и жаркое дыхание опалило его кожу, – ты обречён, а вместе с тобой – и все души этого мира.
Они прятались ещё три дня, пока не убедились, что поиски прекращены, а в лесах больше не слышится собачий лай и не видны костры солдат. Тогда они продолжили путь на север, по-прежнему оставаясь начеку, избегая дорог и не отваживаясь даже обокрасть какой-нибудь крестьянский дом. Женщина была теперь полностью поглощена своей целью и не собиралась рисковать. Она мало разговаривала и не пользовалась по ночам его телом. Они просто шли, спали, ели – и только.
Через две недели они вышли на равнины и увидели дорогу к мосту через Соленку. Оба сильно похудели и приобрели одичалый вид, что женщине, кажется, даже нравилось.
– Беглые рабы редко едят досыта, – сказала она в ночь перед тем, как они вошли в город.
Разбили лагерь на берегу реки, в нескольких милях вверх по течению выше моста, опасаясь попасться на глаза чрезмерно бдительным стражникам. Денег на оплату пошлины у них не было.
– Мы с тобой познакомились в ямах, – сказала она ему. – Двое рабов, предназначенных для разведения. Меня похитили ещё ребёнком из какого-то дикого северного племени, неважно какого. Они все там очень воинственны, и многие из куритаев – потомки всякого северного быдла. Я боялась, что ты будешь как зверь удовлетворять свою похоть, используя моё невинное тело, но ты оказался добр ко мне, мы полюбили друг друга и со временем смогли сбежать. О нашем путешествии через всю империю можно сложить страшную и волнующую сагу. В Воларе нам удалось пробраться на судно, идущее на запад, и вот наконец мы добрались до варинсхолдского порта, где тебя признает добрый лорд. – Она усмехнулась, заметив его удивление при словах о добром лорде. – Это старая заготовка, любимый, таких орудий у Союзника хватает.
Ранним утром, в рассветном тумане, стоящем над водой, они переплыли реку. Когда подошли к западным воротам города, гвардия оттеснила в сторону желающих войти пешеходов и махала алебардами подъезжающим повозкам, чтобы те сворачивали на обочину. Вскоре выяснилась причина переполоха: из ворот показались солдаты. Френтис узнал штандарт тринадцатого пехотного полка – кабан с красными клыками. Полк был полностью уничтожен под Унтешем: по-видимому, его возродили. Позади развевалось знамя шестнадцатого – чёрный медведь. Полки двигались один за другим: судя по всему, на марш вышла вся армия. Из толпы зевак донеслись слова «Кумбраэль» и «владыка башни».
– Ага, нашу неудачу нельзя считать полным провалом, – пробормотала женщина, глядя на марширующих солдат.
Френтис насчитал десять полных пехотных полков и пять – кавалерийских, пока наконец не показался последний, сильно отличавшийся от прочих. Тёмно-синие плащи, кольчуги, кожаные шлемы и знамя с изображением бегущего волка над башней. Их лорд-маршал был моложе других военных его ранга, но, несмотря на молодость и сравнительно хрупкую фигуру, выглядел опытным и суровым солдатом. Он также был в одежде брата Шестого ордена.