ак она смеялась, болтая с лоначкой, говорило об их искренней дружбе. Острый ум, который принцесса скрывала прежде, теперь ясно светился в её глазах, и смотрела она непривычно раскованно. Песнь зазвучала с новой силой, лицо Лирны заполнило собой весь разум Ваэлина, а зловещая нота, возвестившая о приближении старого корабля, все тянулась и тянулась, пока не превратилась в визг…
Ваэлин закашлялся, по подбородку текла кровь. Его вырвало, он в изнеможении лежал на спине и дрожал от смертного холода.
– Не двигайтесь, милорд, – послышался шёпот Дарены. Ваэлин почувствовал её тёплые пальцы на своём лбу, женщина нахмурилась. – Боюсь, наделали вы глупостей.
– Когда я жила с сеорда, то познакомилась с одной женщиной. Низенькой, очень старой, но все племя от мала до велика оказывало ей глубочайшее почтение. – Дарена подкинула дров в костёр, и Ваэлин, кутаясь в плащ, присел к огню так близко, как только возможно. Он успел немного согреться, но до сих пор дрожал. – Я почувствовала её дар, – продолжала Дарена, – а она – мой. Сеорда не такие, как мы, они спокойно рассуждают о Тьме, исследуют её, пытаются понять, пусть истина до сих пор и недоступна даже мудрейшим из них. Эта женщина кое-что поведала мне о природе нашего дара: она говорила, что чем сильнее дар, тем выше цена, которую ты платишь. Поэтому сама она редко им пользовалась: её дар был настолько велик, что каждый миг, когда она заглядывала во Тьму, приближал её к смерти, а она хотела ещё увидеть, как вырастут внуки. Лишь однажды я была свидетелем того, как она пользуется своим даром. Летние пожары – обычное дело в тех непроходимых лесах. Деревья сохнут, превращаясь в трут, и достаточно одного удара молнии, чтобы занялось всепожирающее пламя. Сеорда пожары не беспокоят, напротив, они считают их благом: леса прореживаются, охотиться становится легче, а на пепелище вырастают молодые, сильные деревья. Но иногда пожар слишком велик, или же сталкиваются два пожара, и пламя становится настоящим бедствием, разрушая больше, чем способно породить. То лето выдалось очень жарким.
Начавшийся пожар двигался так быстро, что от него нельзя было убежать. Словно голодный зверь, огонь перепрыгивал с дерева на дерево, все мы вот-вот должны были стать его пищей. Пламя окружило становище со всех сторон, мы находились посреди огненного круга, и мои братья и сестры запели песни смерти. И тогда вперёд вышла эта маленькая старушка. Она не пела, не делала каких-либо жестов, просто стояла и смотрела на огонь. И вдруг небо почернело. Налетел ледяной ветер, принеся с собой дождь. Дождь такой силы, что его струи валили людей на землю. Я даже испугалась, что мы, избежав опасности сгореть заживо, вместо этого утонем. Когда вода встретилась с огнём, густой пар окутал лес плотной завесой. Потом он исчез, потух и огонь, оставив после себя влажные чёрные пеньки. Старая женщина лежала на земле и истекала кровью, точь-в-точь как вы только что.
– Он-на выж-жила? – стуча зубами, выговорил Ваэлин, растирая замёрзшие руки.
– Да, – кивнула Дарена и улыбнулась, – но прожила всего несколько месяцев. И, насколько мне известно, до смерти больше не пользовалась своим даром. Странно, но лето закончилось мгновенно, в тот самый день. Солнце и жара сменились ливнями и ветром, и только золотая осень принесла облегчение. Старуха объяснила мне, что слишком сильно нарушила равновесие, и требовалось время, чтобы все пришло в порядок. – Дарена протянула руки к огню, растопырила пальцы. – Наш дар, милорд, – это всего лишь мы сами. Он не приходит извне, он – часть нашей сути, как мысли или чувства. И, как любому усилию, ему требуется топливо, которое сгорает и питает его. Пока наконец огонь не выжжет нас дотла. – Она отдёрнула руку, лицо посерьёзнело. – Как ваш Первый советник прошу вас впредь быть осторожней.
– Что-то г-грядет, – тоскливо пробормотал Ваэлин, стискивая зубы. – Песнь предупредила меня.
– О чём?
«Лицо Лирны… И песнь, превратившаяся в визг…» Аль-Сорна закрыл глаза, отгоняя видение: он опасался, что песнь вернётся. Он знал, что ещё одного раза ему не выдержать.
– Я н-не знаю. Н-но среди одарённых есть тот, кто поможет нам узнать. Он живёт в месте под названием Тёмный анклав… Его зовут Харлик.
Дарена настаивала, чтобы Аль-Сорна отдохнул хотя бы один день, но он отказался. Забрался на Огонька, удерживаясь в седле усилием воли. Капитану Орвену пришлось даже поддержать его раз или два. Гвардейцев заметно смутила внезапная болезнь их лорда, однако им хватило ума не задавать лишних вопросов. Инша-ка-Форна между тем особой деликатностью не отличалась и адресовала Дарене несколько едких замечаний. Посмотрев на Орвена, который, судя по всему, неплохо продвинулся в изучении языка эорхиль, Ваэлин расхотел просить его перевести сказанное.
Холод начал оставлять его к полудню, и к тому времени, когда они разбили лагерь, дрожь полностью исчезла. Чего нельзя сказать о непрошеных видениях. Лицо принцессы так и стояло у него перед глазами. Будучи в плену, он никогда не искал её в песни – скорее из равнодушия, нежели из злости. Его гнев испарился в тот же день на причале Линеша, но с тех пор, кроме уважения к остроте её ума, он ничего больше к ней не испытывал. Её амбиции были слишком велики, а объединившее их преступление – столь ужасно, что на этой почве не могли взрасти ни приязнь, ни дружба. Впрочем, временами он чувствовал, что песнь тянется к ней, свиваясь в мелодию, подобную той, с какой он видел её в последний раз: плачущей в одиночестве. Однако Ваэлин всегда сопротивлялся такому повороту мелодии, сосредоточиваясь на Френтисе. Иногда – на Шерин. Но Френтиса он видел лишь какими-то обрывками, а Шерин все больше исчезала и расплывалась в тумане.
«Может быть, она просто чувствует, что наша любовь ушла?» – спрашивал он себя.
Теперь он понимал, что песнь крови не всесильна, что он может отыскать лишь тех, кого знает, кто каким-то образом запал ему в душу. И даже в этом случае чёткость видений изменялась. Его первые видения Шерин были яркими и отчётливыми, словно при взгляде в отполированное зеркало. Но со временем стекло помутилось. В последний раз он увидел её рядом с Ам-Лином во внутреннем дворике какого-то странного дома. Они беседовали с мужчиной в простой одежде и без оружия, по виду – бывшим воином. Ваэлин видел, что тот пытается не показывать своего глубокого уважения к Шерин, но взгляд все-таки выдавал его. Аль-Сорна знал, что когда-то и сам смотрел на неё так же. Видение исчезло, оставив в душе боль и сожаление. Целый год после этого он не пытался её искать. А теперь все, что смог найти, – ощущение прозрачного воздуха и огромной высоты, как если бы она стояла на вершине горы… Ещё он почувствовал, что она счастлива.
Путешествие в то место, которое сестра Вирула называла Тёмным анклавом, а Дарена – мысом Нерин, заняло почти неделю. Они ехали по лесам и горам, ночуя в селениях по пути, и Ваэлин мог оценить все трудности и преимущества жизни в Пределах.
– Я перебрался на север четыре года назад, милорд, – рассказывал щербатый лодочник из Счастливой бухты – небольшого порта, который обслуживал шахты, разбросанные в сорока милях от Зеркального залива. – Сызмальства работал на соленковских баржах, а потом адмирал загрёб меня под королевский флаг на три года. Теперь уж и флота того нет, половина его распродана за военные долги. И вот высадили меня на берег, а всего нажитого – только рубаха, что на мне. Делать нечего, нанялся на купеческое судно, шедшее в Пределы. Прибыл сюда голый и босый, а теперь, погляди-ка, и дом у меня, и жена с сыночком, и треть баржи моя.
– Не скучаете по Королевству? – поинтересовался Ваэлин.
– А чего мне по нём скучать? Там если кем родился – тем и пригодился, а здесь все в моих руках. А воздух какой! – Лодочник поднял голову и сделал глубокий вдох. – Он тут чище и слаще колодезной воды. Живя в Королевстве, я вечно кашлял.
Мыс Нерин выходил в серповидный залив, где волны лизали белый песчаный пляж. Там стояло около сорока крепких домов с толстыми каменными стенами, способными защитить обитателей от любой бури. Путники прибыли туда уже к вечеру. Из одного большого дома вышла целая толпа детей. Ваэлин не замечал здесь никаких признаков присутствия орденов Веры или гвардии.
Он направился к высокому зданию, рядом с которым бородатый блондин играл со светловолосым мальчиком лет пяти-шести. Ребёнок кидал камешки, беря их из кучки, сложенной у ног, а мужчина отбивал их палкой. Несмотря на возраст, у мальчика была крепкая рука, он швырял камни быстро и точно. Однако мужчина безошибочно отбивал все броски, его палка двигалась с такой скоростью, что временами напоминала размытое пятно. Завидя пришельцев, мужчина остановился и тут же вскрикнул – камень угодил ему в грудь.
– Попал! Попал! – закричал мальчик, подпрыгивая от радости. – Отец, я в тебя попал!
Ваэлин спешился и пошёл навстречу мужчине. Тот выронил из рук биту и бросился к Аль-Сорне с раскрытыми объятьями.
– Брат, – сказал ему Ваэлин.
– Брат! – засмеялся Норта. – Глазам своим не верю, это действительно ты?
Аль-Сорна обернулся и увидел любопытный взгляд ребёнка, а поодаль – других поселенцев, опешивших при виде владыки башни. Песнь крови зазвучала узнаванием, обнаружив столько одарённых людей разом.
– Артис, – окликнул Норта своего сына, – поздоровайся с дядей Ваэлином.
– Здравствуйте, – поклонился мальчик, пристально разглядывая приезжего.
Ваэлин поклонился в ответ, чувствуя, что песнь утихает. «У него дара нет».
– Вижу, племянник, ты пошёл в отца – у тебя верная рука.
– Посмотрел бы ты, как он управляется с рогаткой, – усмехнулся Норта, кланяясь подошедшей Дарене. – Ваш визит всегда радость для нас, госпожа.
– Благодарю, учитель, – склонилась она в ответ.
– До нас дошли слухи об Орде, – продолжил Норта. – Люди обеспокоены.
– Не было никакой Орды, – ответила Дарена. – Всего только умирающие с голоду беглецы. Владыка башни позаботился о них.