Я добрался до соседнего костра, вытащил оттуда пару горящих поленьев и возродил огонь перед палаткой Скегги. Затем достал руны, быстро резанул ладонь ножом, окропил всё необходимое и воззвал к богине лесов.
— Когги-целительница, госпожа трав, лесов и зверей, услышь мою просьбу и помоги выяснить, что случилось со Скегги.
Исгерд подползла ближе, отрезала прядь своих волос и бросила в огонь. Затем достала из поясной сумки растёртые в порошок травы и тоже бросила в пламя — оттуда мгновенно повалил густой белый дым.
— Услышь меня, Исгерд-защитницу, о Когги, — шепнула она. — Прими эти травы и открой нам знание.
Я вдохнул дым, едва не закашляся, но несколькими мгновениями позже по моему телу разлилось странное спокойствие. Мир вокруг костра погрузился во мрак, я видел лишь Исгерд и пламя.
— Зейд? — хрипло спросил я, не узнав собственного голоса.
— Не совсем.
Все посторонние звуки затихли. Я слышал лишь наше с Исгерд дыхание, треск костра и шёпот лесных духов. Значит, колдунья заменила вороньи ягоды дурманными травами — некоторые ведьмы умели видеть незримое, вдыхая особый дым. Так делали и юхранские ведуны, когда разговаривали с духами. Айна рассказывала, что в её роду были такие.
Порез ещё кровоточил, и я отдал кровь костру, а затем задал вопрос.
— Что случилось со Скегги? Что за недуг с ним приключился?
Я вытащил три руны.
Снова перевёрнутая Когг — болезнь. Нат — руна ночи и тайного колдовства. Часто выпадала на женщин-ведьм. И Нит — руна льда, сковывания и проклятий.
— Проклят женщиной, — выдохнул я, связав узор, что показали мне руны.
— Его окормили, — добавила Исгерд, уставившись в огонь пустыми глазами. — Съел проклятую еду. Должен был умереть, но съел слишком мало. Руны проклятия нанесли на пищу или питьё. Так говорят духи. Но проклинала не женщина, она только подала.
Костёр взорвался снопом искр, дым рассеялся, и я едва успел подхватить резко ослабевшую ведьму. Исгерд откашлялась и выплюнула что-то чёрное на землю. Я не стал спрашивать, что она жевала, но вряд ли это были вороньи ягоды.
— Нужно снимать проклятье, — прохрипела Тёмная сестра.
— Каким образом? Чтобы снять, нужно убить колдунью, а мы не знаем, кто она.
— Не только… Гулла знает, как. Она лучшая в проклятьях. — Исгерд повалилась набок и снова выплюнула что-то чёрное. — Мы сможем сохранить жизнь Скегги на какое-то время, но чтобы снять проклятье, нужна моя сестра. Найди Гуллу, Хинрик.
Глава 24
Сперва я привёл в чувство Исгерд. Спонтанный ритуал лишил ведьму последних сил: Новолуние было уже завтра, и колдовская мощь Тёмной сестры иссякала. Прорицание отняло последнее. Теперь Исгерд даже амулета не смогла бы зачаровать, поэтому наступил мой черёд колдовать. Начертатели от луны не зависели.
Пока я отпаивал Исгерд разбавленным мёдом и наносил на её тело целебные руны, Скегги с бормотанием заворочался на лежаке.
— Мне нужны твои травы, — обратился я к ведьме, когда в её взгляд вернулась осмысленность. — Принеси плошку.
Женщина молча кивнула и отправилась к костру, где оставила свои вещи. Я же снова осмотрел Скегги. Брат не приходил в сознание, но и сон его был некрепким. Да и не сон то был вовсе — Скегги метался в лёгком бреду. Знать бы, что он видел сейчас — это могло помочь определить, какое проклятье было наложено.
Сработано грамотно. И, что бы ни говорила Исгерд, не похоже на женское колдовство. Скорее, к нему приложил руку начертатель. Но кто? Во всём Свергло я знал лишь Эгиля, но зачем бы ему проклинать Скегги, если Эовил заключил с ним союз? Не вязался вариант и с Гутфритом. Даже если конунг был в Туннло, сперва ему предстояло узнать о Скегги и найти возможность нанести проклятье. И, опять же, зачем Гутфриту проклинать его? Если я верно понимал все эти политические дрязги, то мой брат был куда удобнее Гутфриту, чем Элерих Благословенный. Как минимум потому, что Скегги нёс куда меньшую угрозу. Впрочем, я мог чего-то и не знать.
Как бы то ни было, Скегги влип, а с ним и я. Следовало спасти брата любой ценой. Если Скегги умрёт, хирд развалится, Омрик никогда не будет взят, Альрик-Элерих окончательно установит власть спирали в Свергланде, а я не смогу разгадать тайну мёртвого бога. Слишком многое нынче зависело всего от одного человека.
А сам Скегги теперь зависел от нас с Гуллой.
— Держи. — Исгерд вернулась. Походка её была нетвёрдой. Ведьма держалась на ногах из последних сил. — Я всё подготовила.
— Что за травы?
— Ничего сложного. Сбор для укрепления тела и восстановления сил.
— Добавь что-нибудь, что выводит скверну из тела. Чем меньше порченной еды останется в животе, тем лучше.
Исгерд оглянулась по сторонам и сорвала веточку с ягодами ландыша.
— Дам только одну. Три смертельны для ребёнка. Шесть убьют взрослого мужа. Но всего одна вызовет рвоту и понос. И лучше зачаровать ягоду, чтобы не причинила большого вреда.
Я кивнул. Ландыш был ядовит, и дети часто умирали от него в муках. Слишком уж их манили яркие ягоды. Но одна, или даже половинка, могла помочь заставить тело исторгнуть всё съеденное и выпитое.
Я начертил на ягоде руну Когг и обратился к богине с просьбой очистить тело Скегги. Проклятие это не снимет, но немного поможет. Затем принялся чертить связку целебных рун на плошке, в которой Исгерд растирала травы для укрепляющего отвара.
— Нужны дары, — сказал я. Женщина снова исчезла в ночной тьме, оставив меня одного.
— Ты выкарабкаешься, брат, — пообещал я, когда Скегги распахнул невидящие глаза. — Я не позволю им отнять и тебя. Просто продержись до следующей ночи. Я найду Гуллу, и она подскажет, как тебя вытащить.
Я закрыл его глаза. Скегги снова что-то пробормотал. Я подоткнул под ним плащ и обернулся на шум шагов. Исгерд принесла дары, и мы вместе принесли их Когги в наскоро сотворённом ритуале.
— Будь это простой недуг, я бы и сейчас справился, — сетовал я, выливая жертвенный мёд на корни берёзы. — Но не хочу рисковать.
— И правильно, — согласилась ведьма.
— Оставайся со Скегги и глаз с него не спускай. Погрузим его на носилки. Людям скажем, что отравился пищей. Как только дойдём до лагеря, я пойду искать Гуллу — мы условились, что в ночь Новолуния она придёт к лесу на дорогу, что тянется с юга в Омрик.
— А если не придёт? — огласила мои страхи Исгерд.
— Тогда буду справляться сам, — помолчав, ответил я.
— А ты знаешь, как?
— Ещё нет. Но придумаю. Я обязательно что-нибудь придумаю, Исгерд.
Ведьма тихо всхлипнула и раздражённо смахнула слезу.
— Говорила я ему, что нас нельзя разделять… Если бы Гулла была здесь…
— Никто из Тёмных сестёр не смог бы этого предвидеть, — настаивал я. Плечи ведьмы содрогнулись, и я бережно взял её за вымазанную в травяной жиже руку. — Не вини ни себя, ни его. Раз на то пошло, вина моя. Я ведь знал, что в лесу нас ждет болезнь, и Скегги предупредил. Но не думал, что всё обернётся так.
— Хинрик…
Я обернулся на едва слышный шёпот. Скегги с трудом приподнял голову, и мы с ведьмой тут же метнулись к нему.
— Хин… Вод… Воды…
— Молчи, брат, — приказал я, аккуратно придерживая ему голову. Исгерд поднесла к его губам мех с водой. — Береги силы.
Скегги сделал всего пару глотков и обессиленно рухнул мне на руки.
— Ч… Что со мной?
— Хворь проклятия. Не бойся. Мы его снимем, но я должен отыскать Гуллу. — Я поднялся и быстро собрал свои вещи. — Нужно готовиться к выходу. Мы должны добраться до лагеря к завтрашнему вечеру, не позже.
Я бросил взгляд на Исгерд, и она кивнула. Брат снова закрыл глаза и провалился в забытье.
— Я не оставлю тебя, Скегги, — шепнула ведьма за моей спиной. — До самой своей смерти не оставлю.
Я знал, что это было правдой. Из всех Тёмных сестёр по-настоящему его любила лишь Исгерд.
До лесного лагеря мы добрались на самом исходе следующего дня. Как и предсказывали проводники, хирд растянулся тонким ручьём, поскольку тропы не предназначались на проход столь большого войска. Чем ближе мы подбирались к Омрику, тем большую осторожность требовалось соблюдать. Нас спасала лишь дурная слава Оствуда — эглины предпочитали сюда не соваться, и дожидавшиеся нас в лагере разведчики позаботились, чтобы любопытных носов оказалось поменьше.
Скегги несколько раз приходил в чувство. Бред перестал истязать его ослабевший разум, ягода ландыша подействовала — брата мучительно рвало всё утро, но затем он очнулся и смог говорить. Я чувствовал на нём печать проклятия, этот незримый знак неотвратимости беспокоил меня и заставлял суетиться. Но что бы я ни пытался придумать, итог всё равно мне не нравился.
Лагерь оказался вполне обжитым местом, но, увы, не был рассчитан на такую ораву. Пришлось сооружать палатки и навесы, чтобы укрыться от мелкого дождя. После заката небо прояснилось, и я поискал глазами луну среди редких облаков. Ничего. Новолуние вступило в силу, Исгерд ходила, точно сонная муха, я же чувствовал прилив сил, но понимал, что мною двигал страх за брата.
Оставив ведьму и пару верных хускарлов сторожить покой Скегги, я взял одного проводника и велел отвести меня к краю леса, где находилась дорога с юга на Омрик.
В Новолуние Гулла обещала прийти в лес и повязать тряпицу на одном из древ на обочине — так она хотела отметить место, куда она придёт на встречу с нами. Но ждать ещё ночь и день времени не было. Мне следовало найти Гуллу сегодня же.
— Вон там пролегает дорога, — шепнул один из разведчиков Дагмера и указал на бледную полосу за деревьями. — Поселений в округе нет — все они севернее, ближе к берегу. Или за ручьём на западе. Лишних глаз сейчас быть не должно.
Я кивнул.
— Это хорошо. Пойду первым, буду высматривать нашу женщину. Ты поглядывай по сторонам.
Покорившись желанию выйти на хорошо утоптанную дорогу, я осторожно покинул заросли и огляделся — никого. Можно было для разнообразия прогуляться по ровной поверхности — признаюсь, ноги слегка отвыкли от беготни по лесам и побаливали от усталости. Истерзанная Конгермом левая рука ныла, предвещая перемену погоды. Вспомнив о фетче, я начертив в воздухе знак призыва и обратился к духу по истинному имени: