И мне ничего не стоит раздавить тебя прямо сейчас. Как физически, — отправить тусоваться с шаманом Родильного Ведра до тех пор, пока я не сумею сотворить личную пыточную, — так и юридически. Подкинуть под ноги одному из городских гвардейцев заветную папку с фамилиями и всё, конец тебе.
Но!
Второе мы сразу отметаем. Во-первых, тогда пострадает Мендель, а Мендель мне как будто бы уже почти нравится, — так забавно глаза пучит парень, ну прям не могу. Во-вторых, уверен, что папка пригодится мне для чего-нибудь более полезного. Ну и в-третьих, это я какая-то ябеда-карябеда получаюсь. Недостойно богу так себя вести.
Что до первого, — физического устранения, — план тоже так себе. Провернуть всё так, что ко мне ни одна ниточка вести не будет не сложно. Градский просто пропадёт. А бой… если, конечно, можно это так назвать, закончится через секунду после начала.
И вот что же мне с тобой делать, чертила?
На кону стоит столь немногое, что даже руки марать неохота, но стерпеть и проглотить твоё хамство? Хм-м-м…
— Антон Васильевич, сейчас я притворюсь что разговора, который случился между нами до этого не было, а потом предложу вам передать компанию под моё управление. Собственно говоря вот… предлагаю. И обещаю, что буду переводить вам десять процентов прибыли ежемесячно. Учитывая мои планы, на безбедную старость вам точно хватит, уж поверьте.
Обычный алгоритм беседы оказался провален, и Градский в ответ недоуменно захлопал глазами.
— Харламов, ты пьяный что ли?
— Нет. Просто если вы не согласитесь, то не получите ничего. Я вас разорю.
— Ах-ха-ха-ха!
Блин! Да почему мне сегодня никто не верит⁈ Что Женёк над моей божественностью поржал, что этот теперь.
— Иди отсюда, придурок! — заорал Антоша. — Пошёл вон!
Что ж… вот и появился спортивный интерес. Злость, азарт, все дела. Зажёгся огонёк. И теперь я разорвусь, но в самое ближайшее время освою оленегаторов. Где один, там второй, а где второй, там уже и стадо. И я не буду размениваться только на пассажирские перевозки. Не-не-не. Помимо прочего, теперь я отберу у Градского его хлеб. Накажу сволочь изысканным путём, через разорение и обнищание.
Потому что вот он, отличный способ с ним потягаться. Здесь силы пока что неравны, и Градский вроде как на коне. Так что уделать его на его же поле для меня будет и радостно, и полезно. Победа будет полнокровной, а не так… как будто бы мимоходом, заряди я ему прямо сейчас веслом в ухо.
— То есть вы отказываетесь от моего предложения? — на всякий случай уточнил я.
— Иди, а? — Градский уселся обратно на стул и взялся за спагетти.
Ну… совсем уж молча уйти после «придурка» и прочих обзывательств тоже так себе. А потому я спокойно встал, спокойно же взял Градского за затылок и чуток притопил в тарелке.
— М-м-м-м!!!
— Ч-ч-ч-ч… Спокойно…
— М-м-м-м-м!!!
А когда дятел наконец высвободился и потянулся к ящику стола, в котором могло быть всё что угодно, — в том числе и огнестрел, — спас его от необдуманных поступков. Выкрутил дар страха на максимум. Градский и без того был напуган, а тут в конец оцепенел. Ноздри растопырил, дышит часто; в глазах слёзы, а с подбородка соус капает.
— Должо-о-о-ок! — погрозил ему пальцем и вышел из кабинета.
Повторюсь ещё раз — я предупредил. Всё честно. И нечего потом говорить, мол, не знал, ой-ой-ой, простите-извините.
А дальнейшие мои планы таковы: где-нибудь пообедать, затем в пару магазинов и домой. Провести пару часов в режиме обычной человеческой жизни, а потом двинуть обратно на болота. Тянуть больше нечего. Уверен: оленегаторы спят и видят, когда же я наконец их объезжу…
Дом Менделей
— Так всё-таки, какой он?
Первые два точно таких же вопроса Вадим Евграфович проигнорировал напрочь. Но судя по тому, что Лиза не успокоилась, то теперь и не успокоится. И надо бы ей что-то ответить.
— Парень как парень, — пожал плечами Мендель. — Черные волосы. Чуть выше меня…
— Симпатичный?
Пу-пу-пу… во-первых, само понятие «симпатичности» субъективно. А во-вторых, Мендель всё-таки был уже не мальчик и за жизнь успел передумать много дум. И о привлекательности человеческих самцов в глазах человеческих самок он тоже размышлял, но вот какое дело: чем глубже он углублялся в эту тему, тем лишь больше запутывался.
Женщины врут. То они врут пузатым, что никто не любит качков, то качкам что никто не любит пузатых, то лысых обвиняют в переизбытке мужественности, то намекают на их нехватку тестостерона и половую немощь. Одним впаривают заезженную сентенцию о том-де, что мужчина должен быть чуть красивее обезьяны, другим же говорят совершенно противоположное.
Ложь тут, ложь там; везде ложь.
Но всё-таки наве-е-е-е-ерное… да, наверное, есть какие-то общие стандарты, основанные именно на здоровье. И судя по этим стандартам загадочный Харон:
— Симпатичный, — кивнул Вадим Евграфович, но тут же понял, что ляпнул лишнего и заорал: — Лиза! Ты… ты чего⁈
— А чего?
— Ты даже не думай в ту сторону!
— Почему?
— Это опасный человек, ты понимаешь⁈ Я даже приблизительно не знаю, что за силы за ним стоят и почему он вдруг нас оберегает!
— Ну оберегает же, — улыбнулась Елизавета Евграфовна, подобрала под себя ножки и мечтательно уставилась в окно.
Брат продолжил орать о том, что мотивы Харона не ясны и его стоит опасаться, — и судя по покрасневшей роже таким манером он скоро доорётся до тошноты, — но Лиза его не слушала. Она свои выводы уже сделала.
Ведь не об этом ли мечтает каждая маленькая девочка с самого раннего детства? О спасении благородным рыцарем из лап смертельной угрозы. Спасённая жизнь, отстоянная честь, и всё как будто бы так и надо. Загадочный незнакомец действовал без пошлого умысла и не требуя ничего взамен.
Потому что он хороший.
— Харо-о-о-о-оша, — ласково протянула Лиза и прихлебнула чая; чая у Менделей с недавних пор в доме было завались.
— Ты слышишь меня вообще⁈ Лиза⁈ Эй⁈
Хороший, да ещё и симпатичный. И дерзкий судя по тому, что рассказал брат — эдакий «плохой парень». Ну прямо комбо. А учитывая то, что Харон уже несколько раз спас их от беды и даже вытащил брата из той немыслимой авантюры с Младшими, то они ещё встретятся. Обязательно встретятся.
— Лиза⁈
— Да?
— Пообещай мне!
— Вадим, — вздохнула Елизавета Евграфовна. — Шёл бы ты лучше спать, а?
Глава 11
Это была любовь с первого взгляда.
Грубо скроенный, хрустящий чёрный кожаный плащ в пол. Тяжёлый и ароматный. С массивными манжетами чуть ли не до локтя, такими же отворотами, поднятым воротом, клёпками на плечах и внушительными пуговицами. Моя же ты прелесть.
— Беру.
— Может, нашивки какие-нибудь? — сквозь жвачку уточнила пухленькая молодая неформалка, лопнула розовый пузырь, а затем шлёпнула на витрину потёртую папку с образцами нашивок и начала листать. — Вот, гляньте-ка. Черепа, волки, языки пламени, надписи всякие… о! Вот прикольная! «Всё пропьём, но панк не опозорим». Не хотите?
— Не-не, спасибо, мне и так хорошо, — ответил я, глядя в зеркало.
Весна не ахти какая тёплая пока что выдаётся. Плюс я частенько разруливаю свои делишки по ночам. Ещё и на болоте, где даже днём бывает довольно зябко. Так что не пристало Владыке гонять в демисезонной куртке с распродажи, и самое время начинать качать личный бренд. С образа и начнём.
К плащу я взял берцы с высоким голенищем и железным носком, тёмно-зелёную рубашку и чёрные штаны. Для весёлости мне вполне хватает пивных трусов, а в остальном всё-таки надо соответствовать агрессивно-мрачному настроению. Свыкся я уже с образом тёмной фигуры в балахоне, ну что ещё сказать? Да ещё и теневые доспехи где-то впереди маячат.
Так что вот так будет в самый раз.
— Спасибо большое, — я вышел из магазина и в голове тут же прояснилось.
Блин…
Ну да, я мот. Слил почти всё то, на что собирался жить весь месяц, но так ведь… не за мотовство себя корить надо, а зарабатывать больше. Вот скоро этим и займусь.
— Ох ты ж, — улыбнулся Карякин, открыв дверь, и показал мне рокерскую козу. — Прибарахлился, смотрю.
— Ага. Вот, дядь Сень, здесь деньги за месяц…
Квартплату Зуеву мы всегда передавали именно через него, как через старшего по подъезду. Отдал я её, значит, и совсем грустно стало. Ай, да долбись оно всё провались! Вернулся в город и спустил последние деньги. Прикупил кое-каких книг для гоблинов, — с картинками, ага, — спальный мешок и дешёвенькую палатку. Задолбало меня туда-сюда мотаться, и хочется иметь возможность если что заночевать на болоте.
Так вот. Ещё пожрать немного взял и отправился в пригород на разборку.
Но не на ту разборку, которая по понятиям и когда лица бьют, а на ту, где старые тачки в запчасти превращают. Зачем? Так вот же — в крайний момент додумался, что толку с одного оленегатора не будет.
Быстрый, тягловой — это да. Но дальше-то что? Мне господ аристократов привязывать к нему верёвкой и волоком тащить? Так ведь они же очень быстро об асфальт сотрутся. Клиентоориентированность в таком случае на нуле, сервиса никакого и база постоянников не собирается.
Так что нужно мне… э-э-э… что-то. Да, когда-нибудь я придумаю для своего дела настоящие специализированные кареты, но по первой нужно хоть что-нибудь. Вот только что?
Понятное дело, что после Исхода автобизнес просел. Хорошо ещё, что не сдох полностью — выручил Бурганск. Кстати! Про Бурганск в памяти Харитона внезапно всплыл один интересный факт. Город был назван в честь Большого Бургана — крупнейшего нефтяного месторождения в Кувейте.
Типа юмор такой профессиональный.
Ну и вот. Вся добыча, перегонка, очистка и производство топлива в этом мире оказалась сосредоточена в одном-единственном городе. В руках одного-единственного человека по фамилии Чёрный.
Титулов Константин Львович не имел, зато имел волю к жизни, коммерческую жилку и, — по ходу дела, — дар предвидения. Ведь ещё до Исхода он укрепил город и основные его предприятия так, что к ним теперь невозможно подступиться. Возвёл настоящие крепости. Объяснялся тем, что человечество до сих пор не знает, что там дальше, на севере. Так, мол, и так, вдруг придёт неведомая арктическая хтонь, а мы готовы.