— Трос есть⁈ — закричал парень.
— Ты кто такой⁈ — ответил вопросом на вопрос Гордеев.
— Харон! Харламов! Местный я! — а затем спешился со своего уродливого оленя, погладил его по морде и неспеша побрёл в сторону гвардейцев. — Анималист я! Помочь хочу! Я же вижу, что вы свои! Кителя-то у вас зелёные, новосадские!
Во как.
Парнишка умудрился ёмко и коротко ответить на все те вопросы, которые так интересовали Гордеева, и всё пока что вроде бы сходилось. Кроме того, естественно, что анималистов в Новом Саду он не встречал ни разу, но так ведь… население, чай, не маленькое. Да и потом: кто-то уехал, кто-то приехал.
— В доме Зуева живу, на Третьей-Каменной! — продолжил Харон доказывать свою «местность» и медленно приближаться. — Сосед мой, Карякин Арсений Михалыч, может знаете его! Мужики, давайте я вас утяну-то, а⁈ Чего вам тут стоять⁈
Что ж…
Сперва недоверчиво, — уж слишком странным казалось это совпадение, — но затем всё более и более спокойно, Гордеев мало-помалу принял эту новую реальность, в которой люди катаются на рептилоидных оленях.
Не задавая лишних вопросов, Харон взялся за трос, присобачил его к самодельной сбруе своего зверя и запрыгнул на него верхом. Обернулся на гвардейцев, подмигнул и пришпорил оленя. Фургон тронулся. Сперва ничего удивительного в этом не было, но затем…
— Охренеть, — Гордеев аж глаза протёр.
Стрелка спидометра колебалась где-то рядом с отметкой сорока километров в час.
— Если эта тварь так резво тянет микроавтобус с тремя пассажирами, то… охренеть! — повторил Сергей Игнатьевич и снова закурил…
Глава 12
Ох, как же пёр оленегатор! Ох, как же он пёр! Пожалуй, за городом на нём нужно кататься строго в очках — комары, мотыльки и прочие ночные гады так и норовят об глаз удариться. И удивительно, откуда столько дури в этой болотной зверюге! Да, на вид она чуть покрепче оленя, — более плотненькая и сбитая, что ли? — но всё равно. Тянуть на себе столько и с такой скоростью…
Короче говоря, золотая жила детектед.
Примерно около четырёх утра я подобрал на Трассе микроавтобус с гвардейцами, а уже через час отвязывал трос в центральном районе, на самой набережной. Внимание: за шлагбаумом, ведущим к корпусам гвардии Его Сиятельства. То есть там, где квартировались чуть ли не все основные военные силы Нового Сада.
— Не-не-не! — улыбнулся я и выставил перед собой ладонь. — Ну вы что, Сергей Игнатьевич, какие ещё деньги?
Действительно. Оставьте эти копеечки себе, лучше подарите мне свою лояльность. А главное: к утру растрезвоньте всем и каждому в этом городе о том, что есть некий Харон, всадник на оленегаторах. А ещё о том, что это нормально, — кататься на оленегаторах, — и о том, что парень Харон свой, хороший, такому можно доверять.
Эх! Куча моих былых маленьких невезений, которые я порой даже не замечал, взяли и обернулись в одну большую, жирную удачу.
Потому что кто мог знать, что автобус гвардии заглохнет именно там и именно тогда? Лучшего и придумать невозможно! А хотя… возможно всё-таки. Если бы дело было днём, эффект был бы куда круче, ну да ладно. И так сойдёт: в компании гвардии я проехал верхом на болотной зверюге через весь город, а прямо сейчас свечусь на глазах у караула. Моя легитимность не просто доказана, она теперь не подлежит обсуждению.
Ещё ведь и на Гордеева нарвался в придачу!
Сергея Игнатьевича в городе знали хорошо. Он уже давно успел выделиться среди других начальников гвардии: тот случай, когда Гордеев в состоянии гусарского залихватского подпития на спор вылез на крышу в грозу, принял на себя удар молнии, а потом вернулся за стол заканчивать катку в преферанс, обсуждался повсеместно и уже вошёл в неофициальное собрание городских легенд.
Так что гвардейцы обязательно запустят сарафанку. Запустят-запустят. Хотя бы потому, что о чём-то же им говорить надо, а тут такой повод. Люди вообще обожают делиться новостями, а уж когда из первых уст…
— Я же вам от души помочь согласился, — продолжил я изображать святую простоту. — Моя гвардия меня бережёт.
— Хм-м-м, — Сергей Игнатьевич подкрутил ус и хитро улыбнулся. — Раз так, то быть может к нам попробуешься?
Опа… а вот этого в планах не было.
— Нам толковые маги всегда нужны.
— Ой, да куда мне? — я отмахнулся. — Чем я вам помогу на службе-то? Если только в следственный отдел, проводить допрос помойных крыс. Лампу в морду, паяльник в зад, говори что видел…
Не ахти какая смешная шутейка, но Гордеев вежливо хохотнул. А вот я задумался. Так… впереди, кажись, маячит неприятность. То, что один-единственный анималист вымутил себе болотного питомца и разъезжает по городу — это нормально. Но когда у этого анималиста соберётся целый таксопарк, то возникнут вопросы.
А хотя… чего это я парюсь? Ма-а-а-а-агия же! Кто её там разберёт? Основной дар анималистики и побочный дар очарования сплавились в имбу — вот и всё объяснение. А ручки-то вот они, ага.
— Вы лучше знаете что? — я быстренько решил свернуть тему моей службы в гвардии. — Вы лучше мой номер запишите. Я сегодня-завтра на карете таксовать начну, и вдруг понадобится подкинуть? Вам, Сергей Игнатьевич, само собой бесплатно будет.
— Спасибо, Харламов, — искренне поблагодарил меня гвардеец, а затем уставился на оленегатора и спросил: — А можно?
— Конечно можно.
— Не кусается?
Стоп! А ведь кусается!
— Один момент. Пускай увидит, что мы друзья, — с тем я осторожно приобнял Гордеева, так чтобы жабьи феромоны с моего плаща попали на него. — Теперь можно.
Сергей Игнатьевич подошёл к зверюге вплотную и погладил по морде.
— Как будто чемодан щупаю, — улыбнулся гвардеец, а оленегатор внезапно ответил на ласки и будто кошка начал льнуть к его ладони. — Как зовут?
Хороший вопрос. И ответом на вопрос стал нос. Внезапно, при городском освещении мокрый шнопак моего оленегатора поймал отражение аварийной лампы где-то вдали и заиграл красными бликами. И все сомнения тут же отпали.
— Рудольф, — ответил я. — Рудик…
Ох, как же Рудик облегчил мне жизнь — словами не передать. Если бы не он, то со всеми делами я в тот день ни за что бы не управился. Да, чуть ли не каждый третий прохожий считал своим долгом остановить меня для беседы и узнать, что это за тварь такая интересная, но так ведь это даже хорошо.
Новый Сад принял оленегатора с распростёртыми объятиями.
Гвардейцы улыбались при виде меня, тыкали в Рудольфа пальцем и начинали о чём-то шептаться между собой, а значит всё в порядке. Значит, ситуация штатная. Люди не боялись, а дети… те так вообще в восторге были.
И да, с появлением Рудика разрешился самый геморройный момент в моей жизни. Теперь путь до стоянки Разящего Весла и обратно я мог проделать всего лишь за час с небольшим. Неплохо против шести часов ходьбы, не правда ли?
Так вот…
Дождавшись утра, первым делом я поскакал в ателье. За пределы городской стены, чтобы без пафоса и намёка на высокую моду. Там, в полуподвале на цокольном этаже, компания сдобных тётечек латала одежду, подшивала шторы и занималась прочим тряпичным ремеслом. К ним-то я и зарулил.
Поставил перед ними мешок с рыжей пушниной и начал договариваться насчёт шуб. Гоблинские модельеры в этом плане меня вообще не устраивали; из-под их корявых ручонок выходило нечто дикарское.
Но!
Тут всплыли нюансы. Сушка, засолка, обезжиривание, дубление, разминание и ещё куча непонятных мне терминов. По словам барышень, от весело бегущей по лесу лисички-сестрички и до полноценной шубы должно пройти минимум несколько недель. Во-первых. А во-вторых, они подобными вещами не занимаются и надо мне срочно искать того, кто занимается.
И да, судя по их рассказам то, что сейчас висит у меня дома в прихожей обязано завонять в течении нескольких дней.
Что ж. Пришлось временно отступить. Никаких недель у меня нет, а потому некромантия в помощь. Пускай я и не люблю поднимать зомбарей, но всё же магия смерти до сих пор моя основная магическая специализация и умерщвлённая плоть, по идее, должна меня слушаться.
Тут мне понадобилось скрыться с любопытных глаз долой. Поэтому я привязал Рудика у подъезда, заперся в квартире, ровным слоем разложил перед собой шкуры и принялся колдовать. Работа это тонкая, сложная, можно даже сказать «ювелирная», и потому пришлось мне слить все накопленные запасы божественной энергии под чистую.
Вместо засолки и дубления, я провёл что-то типа обряда мумификации. Получилось нормально. За то, что шкуры теперь не испортятся и не рассыплются я отвечаю, ну а дальше уже вопросы не ко мне.
Минус — во время ритуала по моей квартире пополз неприятный запашок гнили и разложения. И не просто пополз, но ещё и уполз на лестничную клетку. Даже несмотря на открытые настежь окна уполз. Тут пришлось извиняться и объяснять Карякину, что это я сырую курицу в духовке забыл на несколько дней, отсюда и запах.
— Жену тебе надо, — зажимая нос руками сказал дядь Сеня и ушёл, вполне удовлетворившись ответом.
Ну а я собрал шкуры и, получается, обратно в ателье поскакал. Теперь качество сырья тётенек устроило, и настала пора договариваться предметно.
Само собой, работали мастерицы не за бесплатно, и тут опять выручил натуральный обмен. Часть шкур барышни забрали себе в качестве оплаты за услуги, да плюс ещё на обрезь глаз положили — на манжеты, воротники и прочие оборки. И как мне кажется, сделка оказалась выгодна вообще для всех.
Дальше: пока шубы шились, я заглянул к Нине и забрал флаги Разящего Весла. Потом забежал в аптеку за баночками для анализов и метнулся до болот, — заодно попробовал выжать из Рудольфа максимум и малость охренел от свиста в ушах. Познакомил бойцов с символикой Империи и собирался раздать ценные указания на день грядущий, но…
Сказать, что порадовался — ничего не сказать.
Оказалось, что гоблины воспринимают звиздюля с первого раза. Жабыч без дополнительного напоминания уже гонял своих воинов, сэр Додерик созывал гоблинов на полуденную молитву, а Шампурелла нависала над компанией бедолаг, которые затачивали верхушку бревна для частокола.