— Хмм…
И надо бы, наверное, объясниться. Примерно десять минут назад, после того как младший Голубицкий охлопал меня по карманам на предмет колюще-режущих и пропустил в машину к отцу, мне было сделано действительно очень щедрое предложение.
Спасибо графу, что не стал играть в загадочность и сразу же объяснил: что, зачем, почему.
Итак! Голубицкий воспринимал мир после Исхода точно так же, как и я сам — куча возможностей, минимум конкуренции, вперёд-вперёд-вперёд! Обо всех своих предприятиях Семён Андреевич мне не рассказал, — ну а ещё бы, — зато поведал про виноградники близ Рубежного.
Географически, Новый Сад был эдаким экватором, выше которого виноградная лоза в этом мире не приживалась. Точнее… приживалась, конечно, но не так как того хотелось бы. И совсем другое дело южный Рубежный — там культура пёрла, как на дрожжах.
Взращивать виноградники Голубицкий начал ещё до Исхода, когда транспорт гонял туда-сюда-обратно, и даже не думал о том, что могут возникнуть проблемы. А они ведь возникли. И как это частенько бывает — в мелочах.
Перевезти партию вина на бензиновых фурах с кучей охраны — это одно. Это оправданно. Это логично и экономически выгодно; в плюсе и транспортная компания, и Голубицкий, и потребители. А вот везти в Рубежный партию бутылок для розлива этого самого вина — жгучая боль чуть ниже спины, которая взвинчивает ценник конечного продукта. Потому что обратно фуры возили не бутылки, а… Тут его сиятельство не стал мне ничего пояснять, да я и не любопытствовал.
И прослышал граф про некого Харламова с его оленегаторами. И задумался — а сможет ли упряжка из болотных зверей утащить большегруз? Звучит как бред, конечно, но и времена нынче не самые вменяемые.
— Давайте расскажу, Семён Андреевич, на что планирую потратиться. Во-первых, вон те милые люди за окном, — я указал на ребят, — пока что единственные сотрудники «Такси Харон». И если я заберу с собой в путь хотя бы одного из них не оставив замены, то моё собственное дело встанет.
Тут Батяня, чьи чёрные-глазки бусинки безотрывно вглядывались в тонированную бездну графской машины, постучал воблой по столу. Не то, чтобы «в подтверждение моих слов», но всё равно символично.
— Во-вторых, мне потребуется провести несколько дорогостоящих экспериментов. Не исключаю, что табун не сумеет утащить на себе десятитонную платформу и нам придётся искать какую-то альтернативу. А даже если сможет, то платформу всё равно придётся дорабатывать.
— То есть?
— То есть нужна какая-то система торможения, Семён Андреевич. Представьте себе ситуацию, в которой ваш груз летит с горочки. Сперва давит моих зверей и сотрудников, а потом вылетает в кювет, из которого его потом вытаскивать спецтехникой. А хотя… зачем его вытаскивать? Бутылки же перебьются.
— Резонно.
— Ну и в-третьих, Семён Андреевич, у меня есть обязательства перед городом. И если я сосредоточусь на вашем заказе, то не смогу выполнить их в обещанный срок.
— Хм, — граф дотянулся до сигары, пыхнул пару раз, а затем уложил её обратно на край пепельницы. — Что за обязательства?
— Я обещал оборудовать несколько экипажей для больниц и гвардии.
Граф улыбнулся и переглянулся с сыном.
— А вы, Харламов, что же? Насаждаете благодать?
— Отнюдь, — честно ответил я. — Просто обрастаю полезными связями и рычагами давления. В седле обязательно будут сидеть мои люди, которым именно я буду платить зарплату, и это не обсуждается.
И ответил я, по всей видимости, правильно. Поскольку Голубицкий ещё немного поиграл в гляделки с сыном, погладил бороду и ответил:
— Хорошо. Я согласен выплатить вам предоплату. Андрей Семёнович, — это он по имени-отчеству к сыну обратился. — Займись сегодня же.
— Да, отец.
— Благодарю, Ваше Сиятельство, — сказал я. — И надеюсь на долгое плодотворное сотрудничество.
«Если ты, конечно, не прощупываешь почву с тем, чтобы попытаться отжать у меня бизнес», — додумал я про себя, пожимая графу руку. Понравился он мне или не понравился, а надо бы быть настороже. Если уж недоумок Градский додумался до того, что за оленегаторами будущее, то и остальные тоже слюни пускают.
И надо бы, наверное, копнуть в эту сторону:
— Семён Андреевич, а позволите задать вопрос? — сказал я перед тем, как вылезти из машины. — Как начинающий предприниматель, просто сгораю от любопытства.
— Спрашивайте, Харламов.
— Зачем это вам? Какие-то бутылки, олени, вино? Мышиная возня, одним словом. И меня не покидает ощущение, что это как будто бы не ваш масштаб.
И опять эта хитрая улыбка, и опять поглаживание бороды, и опять граф потянулся за сигарой.
— Присядьте обратно, Харламов, — сказал он. — Мы ведь с вами начистоту общаемся, верно? Вы честно ответили мне насчёт истинной природы своего меценатства, а я честно отвечу вам на ваш вопрос; как на прямой, так и на подстрочный.
— Благодарю, Ваше Сиятельство.
— Так вот, Харламов, вы очень сильно заблуждаетесь насчёт масштабов, — менторским тоном начал граф. — За «мышиной вознёй», как вы выразились, на самом деле кроется стабильность. В своё время отец донёс до меня одну очень правильную мысль, которая в нашей семье передаётся из поколения в поколения. А звучит она примерно так: будь то революция, голод, конец света или, как в нашем с вами случае, Исход — всё одно. Люди всегда, во все времена и при любых обстоятельствах будут бухать, лечиться и трахаться. Прошу прощения за мой французский…
Тут Голубицкий щёлкнул пальцами и охранник, что сидел рядом с ним достал из нагрудного кармана небольшую деревянную коробочку сигар; с виду на пять-шесть штук.
— Так что мои интересы, — продолжил Голубицкий, — распространяются на алкоголь, фарму и на… м-м-м… ну вы поняли, да?
— Вполне.
— Ну а раз «вполне», то не переживайте, Харламов. Пока я окончательно не подмял под себя всё вышеперечисленное, мне нет никакого дела до грузоперевозок. И мне куда легче нанять вас, чем что-то у вас отнимать и развивать самостоятельно…
Тут граф посмотрел в окно, за которым дядь Сеня с Женьком бросили распитие пива и теперь гонялись по парковке за Рудиком, который упёр у них со стола связку воблы.
— Вот где действительно мышиная возня, — улыбнулся Голубицкий, а затем протянул мне коробку с сигарами. — Возьмите, Харламов. Угостите ваших людей и угоститесь сами.
— Благодарю, Ваше Сиятельство, — сказал я и принял подарок.
Вышел из машины, пронаблюдал за тем, как кортеж графа тронулся с места, помог мужикам отобрать у Рудика рыбу, ну а потом… потом полетели дни…
— Харитон Харламов, — весь из себя галантность, я слегка поклонился и поцеловал утончённую ручку в чёрной шёлковой перчатке. — Должно быть, госпожа Голубицкая?
На что барышня заливисто расхохоталась, и цокая каблуками по асфальту просто пошла дальше. Поцокола, доцокола, и села на заднее сиденье машины во главе колонны.
— Не обращайте на неё внимания, Харламов, — сказал мне Андрей. — Это бизнес-партнёр моего отца. У неё возникли свои интересы в Рубежном, и мы согласились её подвезти. К нашим с вами делам она не имеет ровно никакого отношения.
— Как скажете, Ваше Сиятельство.
Не очень-то и хотелось с ней знакомиться, по правде говоря.
Но вот «не обратить внимания» я всё равно не мог, потому как эта женщина делала всё ради того, чтобы на неё обращали внимание. Очень ухоженная, аппетитная и одетая… м-м-м… весьма эксцентрично. Шляпка с широкими полями, чёрное платье, чёрные перчатки, чёрные туфельки и фатин-фатин-фатин. Больше фатина богу фатина! Глубокое декольте и почти голая левая нога к образу прилагались. Эдакая современная городская ведьма.
Выглядела женщина явно моложе своих лет, и о её настоящем возрасте можно было лишь догадываться. Сорок? Сорок пять? Чёрт его знает, но хороша. Каноничная роковуха. Настоящий маркер для мужской состоятельности: тех, у кого яйца побольше такой типаж магнитом притягивает, а мужички из робкого десятка стараются поскорее скрыться с её глаз долой.
И ещё немного об этой барышне… ах-ха-ха-ха! Фу, Харон, ну что за мысли⁉
Почему-то вдруг я зацепился за слово «бизнес-партнёр». Затем провёл параллель со сферами интересов князя Голубицкого и подумал, что ни на сомелье, ни на фармацевта эта женщина не похожа, а потому…
Ну да ладно.
К делу! Последние четыре дня я и мои пацаны, — если что, Карякин в душе тоже пацан, — провели в праведных трудах. День и ночь пахали до солёных усов, носились по всему городу, разговаривали разговоры, но в конце концов сделали всё в лучшем виде.
Пока гоблины на болоте забуксовали в развитии и изо всех сил стагнировали, — не хватает им живительной оплеухи Владыки, что ли? — в городе было сделано очень многое. Его Сиятельство передал мне деньги, а с деньгами всяко быстрее, веселее и надёжнее.
Итак, по пунктам:
На стоянке Разящего Весла эти дни я бывал только с тем, чтобы забрать баночки с жабьими феромонами, коих теперь требовалось бесстыдное количество. Ведь мойка буквально ломилась от оленегаторов, а стоянка от «повозок». Развитие пошло по геометрической прогрессии, и отныне по городу катались десять такси, две скорые и гвардейский бобик.
И тут… да, тут имел место щекотливый момент.
Мне пришлось приоткрыть Карякину тайну феромонов. Дядь Сеня всё-таки остаётся в городе за главного, и иначе никак. Я как мог объяснил, что это коммерческая тайна и её нельзя узнать никому, — вполне логично, ведь это наша корова, и её удой непосредственно скажется на самом Карякине.
Меня поняли.
Ну… дядь Сеня всё-таки мужик надёжный. Ещё и головастый оказался до кучи — подсказал хорошую идею. Вместо того, чтобы мутить нашим всадникам униформу, которую они один хер будут тайком игнорировать, он предложил опрыскивать им перед рейсом руки. Дескать, это антисептик такой, чтобы не заразиться от оленей болотной гонореей. Гонорея была выдумана на коленке, но кому охота проверять? А страх за собственное здоровье всё-таки куда лучший мотиватор, чем просьба соблюдать корпоративную форму.