— Варвара я, сударь.
— Займись девочкой, — сходу велел ей отец, кивнув на малышку. — Осмотри, отмой и приведи в порядок. Если есть раны, перевяжи.
Та молча подошла и занялась осмотром. При всей внешней неотёсанности, женщина действовала быстро и бережно.
— Батюшки, гдеж вы её такую откопали-то… — бормотала она, вытирая малышку мокрой тряпицей. — Худющая, как велосипед, а синяки просто жуть…
— Выкупили у рабовладельца, — мрачно ответил отец, наблюдая за её действиями. — Её в лесу нашли. Одна она осталась.
Пока он говорил, Варвара сноровисто раздела малышку и, осмотрев её, взялась за фельдшерскую сумку. На кушетке тут же появились с десяток цветных упаковок с лекарствами, одноразовых шприцев и еще бог знает чего. По очереди берясь то за одно, то за другое, женщина попутно отмывала пациентку от грязи влажной тряпицей.
— Вот так, а потом в чану помоем да переоденем…
— Смотрю, ты и в медицине соображаешь, и с детьми умелая, — заметил отец.
— А я до войны ещё на фельдшера выучилась. У нас в деревне врачей не было, приходилось всё самой узнавать, и чужих деток лечить, и своих…
— Местная?
Она кивнула и склонилась над ребёнком.
— Девочка-то домашняя, видно сразу. Кто ж тебя такую одну-то оставил, а, чудо? — Варвара приподняла головку пациентки. — Война-то как началась, все, кто мог, сразу уехали семьями.
— А что ж ты осталась? — сощурился отец. — Или семьи нету?
— Как же, и муж, и деток четверо есть… — она запнулась и тихо добавила. — Были. Нету больше никого. Проклятый кодекс ляхов всех сжёг в нашей деревне.
— Так ты из Пироговки? — отец сощурился, скрещивая руки на груди. — По закону Империи, князь Ималеев должен был послать войска, когда враги подходили к деревне.
— Должен-то должен, — горько усмехнулась женщина. — Да так и не послал. Не успели мы уехать, до последнего ждали подмоги. Доверились князю нашему, себе на голову… А когда поняли, что никто не придёт, было уж поздно. Я тогда уехала в госпиталь помогать, а как вернулась, осталось от нашей деревни только пепелище.
Женщина опустила тряпку в тазик и стиснула край грязного фартука.
— Они согнали всех в большой хлев на краю деревни. Мужчин, женщин, детей. Заперли снаружи, и сожгли.
Её слова, начисто лишенные эмоций, вызвали дрожь. Я покосился на нагую девчонку на кушетке, безучастно смотревшую куда-то вдаль. Отжав тряпку, Варвара вернулась к работе.
— А ваши войска, княже, уже были в трёх километрах от нашей деревни. Отправь наш князь хоть горстку солдат раньше, они бы задержали этих убийц до вашего прихода.
— Соболезную твоему горю. Иная бы все глаза выплакала, а ты явно крепче многих.
— А я своё горе уже всё выплакала досуха, — ответила она. — Да и толку с них… мёртвых слезами не вернёшь.
— Выходит, тебя здесь ничего не держит, — кивнул отец.
— Выходит, так, — она пожала плечами.
— Вот что, Варвара. А поезжай-ка ты со мной в Москву. Скоро война закончится, но жизнь-то продолжается. Я вижу, ты женщина умелая, а мне такие нужны. Да и девчонке нужен кто-то с твоим опытом и характером, чтоб научила её всему. За жалованье не переживай, деньгами не обижу. А если занятие по душе не найдёшь, мне бы пригодилась старшая горничная в поместье. Работа несложная, всему выучим. Что скажешь?
— Да чего мне учиться, — усмехнулась она. — За порядком следить, готовить да убираться я с детства приучена. А девочка…
Она взъерошила её волосы, стерев въевшуюся пыль.
— Если ваши городские её возьмутся воспитывать, изнежат ведь девчонку. Пропадёт совсем.
— Так что, согласна?
— Коли вы не против, чего ж мне нос воротить? По рукам, княже.
Улыбнувшись углом рта, она снова занялась малышкой, а к отцу подошёл его помощник, Силаев, и негромко спросил.
— Сударь, что это за девчонка?
— Не знаю. У неё никого не осталось, а по одежде даже не опознать, была она простолюдинкой или наследницей благородной семьи. У поляков татуировки гражданства только с восьми лет делают. Вот что, подготовь документы и включи её в список приближенных моей семьи, чтобы с генерал-губернатором проблем не было.
— Ну, подрастёт, и коли пробудится в ней магия, понятно станет, — пожал плечами помощник. — И как её записать?
— Запиши, «Полина», хм… Найдёнова. И Варвару тоже добавь, документы позже у неё возьмёшь, понял? Всё, ступай.
С тех пор много чего случилось. Я видел, как постепенно Поля из молчаливого, затравленного зверька превращалась в жизнерадостного ребёнка. Не сразу, конечно: говорить она начала лишь через два месяца после нашего возвращения в Москву. Она долго боялась ходить одна и вечно цеплялась за других людей, и особенно часто — за Варвару и моего отца.
А ещё — за меня.
Мы росли вместе и были неразлучны. Первым её другом стала Есеня. Она быстро приняла её как младшую сестрёнку и таскала её везде, затягивая в свои шалости. Вместе они играли, спали, даже нагоняи от Варвары получали вместе. В основном, конечно, Поля — хозяйской дочке наша суровая горничная могла разве что пальцем погрозить. Зато Полине влетало порой так, что она еще неделю ходила и дулась, потирая зад, отшибленный тяжёлой рукой Варвары.
Отец не жалел на неё денег, Поля наравне с нами занималась у лучших репетиторов и учителей, училась верховой езде и этикету. Правда, когда для нас наступало время игр, девчонку забирала Варвара и устраивала ей свои уроки, для горничных.
Но всё закончилось в ту ночь, когда в наше поместье ворвались имперские войска во главе с опричниками. Отец приказал Варваре уводить слуг, чтобы не было лишних жертв, а они с матерью приняли первый удар на себя.
С тех пор я её не видел. До того самого дня, когда закончил суворовское училище и вернулся в дом.
Здесь изменилось всё. Даже Поля.
Я внимательно посмотрел на её симпатичное, веснушчатое лицо, обрамленное ярко-рыжими локонами. Она больше не была тем нескладным, неуклюжим ребёнком, с которым мы били палками крапиву, ловили лягушек в саду, прыгали по грязным лужам и бегали от разъярённой Варвары. На меня смотрела нежная и красивая девушка.
Мой последний кусочек тепла и добра из счастливого детства. Мой самый верный союзник и заговорщик.
Я коснулся её пальцев, сжавших край моей рубашки. Они были такими же тёплыми, как в тот, первый раз.
— Княжич? — она склонила голову набок, двумя пальчиками поправляя выбившуюся прядку за ухо.
Во рту пересохло от близости её лица. Мой плотоядный взгляд пожирал её, выделяя то её полные губы, то аккуратный нос, то доверчиво распахнутые глаза. Ох, Всеотец, как же к ней тянет…
По телу прокатилась волна возбуждения. Сердце заколотилось в груди, разгоняя жар по телу, всё ещё напряжённому от откровенных ласк Жанны Плахиной. Но если умелая куртизанка была сродни ловкой тигрице, то невинная Поля походила, скорее, на оленёнка.
И мне не терпелось выйти на охоту.
Если с Жанной меня ограничивали правила салона, то с Полей можно не сдерживаться.
Словно почуяв это, Полина потянулась ко мне, прижимаясь к плечу.
Ну, девчонка, потом не жалуйся.
Я коснулся её щеки и притянул к себе, срывая с губ первый поцелуй. Поля дрогнула, стиснув мою руку, но уже на втором поцелуе её хватка ослабла, а пальчики обняли меня, трепеща от волнения.
Целовалась она неумело. Но страсть с лихвой заменяла ей мастерство, и вскоре её нежные губки призывно раскрылись, давая нашим языкам коснуться друг друга. Под бешеный бой крови в ушах я стиснул Полю в объятьях, проникая ладонями под ткань её формы. Чуткое девичье тело отреагировало на ласку благодарной дрожью, Поля с тихим стоном обняла меня, отбрасывая остатки стеснения.
По комнате поплыли влажные звуки поцелуев, но я даже не замечал их, всё внимание захватила рыжеволосая красавица в моих объятьях. Я ощущал сквозь одежду, как отчаянно колотится её сердечко, жаркое дыхание опаляло мою кожу, а девчонка льнула ко мне, словно призывая поскорее сбросить мешавшую одежду и выпустить всё, что мы сдерживали долгое время.
И, черт возьми, я хочу этого. Повалить её на кровать, сорвать одежду и взять её прямо здесь, уверенный на сто процентов, что она хочет того же.
Я ощущал её желания, одурманенный ей, как запойный алкоголик. Смелее, девочка, дай мне испить тебя ещё, ласкать тебя, услышать, как ты с трудом сдерживаешь стон, хватая ртом воздух. К чёрту всё…
Оторвавшись от неё, я повалил девушку на кровать — она призывно закусила губу, жмурясь от удовольствия. Подрагивающие пальцы принялись расстегивать пуговички формы на ее часто-часто вздымавшейся груди. Ладони уже ощущали жар её обнаженной кожи сквозь тонкую блузку, как в наш мирок вторгся чужой голос.
— По-ля-я! — донесся из-за двери зычный крик Варвары. — Ты что там застряла? Подолом к кровати присохла?
— Господи!.. — прошептала девчонка, стыдливо пряча раскрасневшееся лицо в ладонях. — Княжич, она же сюда придёт!..
— Да черт… — выдохнул я сквозь зубы.
— Ну ты где там? — повторился призыв старшей горничной.
Я навис над пунцовым личиком девчонки — она обвила мою шею и, чуть не плача, покачала головой.
— Простите, княжич, я правда не хотела…
— Всё хорошо.
Ничего не хорошо! Раззадоренное сперва ласками Жанны, а теперь ещё и Полиной тело требовало продолжения. Скрутив свои желания в бараний рог, я выпустил девушку из объятий и помог ей подняться. Красная до корней волос, она спешно оправила складочки на помятой форме и, кое-как застегнув пуговки непослушными пальцами, крикнула Варваре дрожащим голоском.
— Иду уже! Сейчас!
Немного переведя дыхание, она с искренним сожалением посмотрела на меня — и поклонилась.
— Княжич, простите мне мою податливость, я не собралась вас соблазнять, или там еще что-то…
— Ш-ш.
Я прижал палец к её рту — она легонько прихватила его губами, вызвав ещё один прилив желания.
— Ступай, помоги Варваре приготовить ужин. Про это никому не говори ни слова, поняла?