— Своих? — усмехнулась Лили. — И давно ты стала считать меня одной из своих?
— Мы бьемся с одним врагом, Лиливайсс. А это и значит «свои». Мы ведь служим одному делу.
Та молча усмехнулась. Глубокие порезы и ожоги на её коже, омытые водой из омута, начали медленно затягиваться.
— Но если так, почему Лестат назвала тебя предателем? — продолжила Сирин. — Такие слова не бросают на ветер, не из уст императорского кодекса. Так кому ты служишь, Лили? Ярославу Вайнеру? Или себе?
— Я служу контракту, как и ты, — она смерила хозяйку Библиария колючим взглядом. — Или за эти годы у тебя притупилась память? В каждом гримуаре записано, что кодексы защищают людей, а не допрашивают другие кодексы.
Сирин приблизилась, её переполненная энергией аура замерцала.
— Я чувствую в тебе гнев, Лиливайсс. И неприязнь к другим кодексам. Ты всегда держишься особняком. Но рано или поздно это выйдет боком.
— Как-нибудь переживу, — фыркнула она.
— Лучше бы тебе отбросить свою колючесть и измениться. Перед тем, что на нас надвигается, мы должны встать единой стеной. И кодексы, и люди. Ты меня понимаешь?
— Не понимаю, — она принялась деловито заматывать лоскутом ткани зарастающую рану на бедре.
— Тогда послушай вот что. Мы все слышим шёпот альвы, — императорский кодекс взглянула на ряд гримуаров на подставках. — Я видела сотни кодексов из нескольких поколений, и в каждом поколении находятся те, кто подаётся её шёпоту. Я видела, как альва пожрала их без остатка. Она превращала их хозяев в безумных альва-чудовищ, а кодексы — в пораженные порчей отродья.
Лили замерла, глядя на дрожащую поверхность воды. Сейчас девушка напряженно ловит каждое её слово.
— Мне приходилось убивать своих сестёр, поддавшихся альве, Лили, — строго произнесла она. — Альва может сулить золотые горы. Обещание силы, спасения, чего угодно. Но это кончается всегда одинаково.
— Ты эти сказки впечатлительным кодексам на ночь рассказываешь? — усмехнулась она, стискивая рану.
— Я говорю как есть.
— Можешь не стараться. Я своими глазами видела, что творит с кодексами альва, — холодно ответила она и, помедлив, тихо добавила. — Как и то, что с ними делают люди.
— Уж лучше служить людям, чем альве, — Сирин смерила её пристальным взглядом. Сияющие голубым светом глаза кодекса пронзали, её волевое лицо неуловимо напомнило лицо императора. Та же аура былинного богатыря, прошедшего через сотни боёв.
— Люди меняются, — выдержав её взгляд, тихо ответила она. — И кодексы тоже.
Промолчав, Сирин отошла к постаменту с пистолетами.
— Ты можешь остаться здесь, пока не залечишь раны. Но это оружие я не верну. Оно опасно, не каждый кодекс совладает с таким. Что касается твоего хозяина…
Она обернулась и сузила глаза.
— Скоро вы увидитесь снова. Император будет лично говорить с Ярославом.
Лили обернулась, впервые в её взгляде мелькнуло волнение. Заметив это, Сирин улыбнулась уголком рта и, забрав пистолеты, пошла к выходу из зала.
— Надеюсь, он изменился не настолько сильно, чтобы мне пришлось вмешиваться, — бросила она напоследок. — Я буду следить за вами обоими.
— Скотий бог, убереги агнца твоего Ярослава и верни домой живым…
Прижав к груди его амулет с вырезанными рунами, Поля сидела на коленях у молельного камня с закрытыми глазами. Капище Велеса сегодня было переполнено людьми. Холодный воздух, витавший над лесом, пропитался ароматом благовоний и жертвенных трав из курительниц вокруг алтаря, заваленного подношениями. Но чуткий нос девушки ощущал зловещий запах болотной сырости, подмешавшийся к благовониям.
Люди шли молиться за тех, кто ушел на войну. Голоса и молитвы сотен человек сплетались в сплошной гомон, заглушавший даже хор маленьких служительниц, стоявших позади алтаря.
Наконец, у жертвенного камня показалась невысокая фигура в балахоне. Хор тотчас умолк, как и молящиеся люди.
Убеленный сединами старик в затасканной темно-синей одежде прошел к центральной части капища. Опершись на узловатую трость, увешанную цветными шнурками с вязью ленточек, он взглянул на алтарь — и обвел собравшихся взглядом внимательных серых глаз.
Стоявший рядом с Полиной Лука тронул девушку за плечо.
— Отвлекись ты уже! Пастырь пришел!
Поля открыла глаза, но продолжала беззвучно шевелить губами, повторяя молитву. Пальцы сильнее стиснули амулет, нагретый теплом её рук.
— Дети мои, сыны и дочери Велеса, — глубоким, поставленным голосом заговорил жрец, и слова его с легкостью разнеслись по всей поляне. — Сегодня вас особенно много собралось. Я рад, что вера откликается в ваших сердцах и ведёт в наше скромное капище. Жаль лишь, что по такому поводу.
Он подошел к людям, собравшимся перед алтарем с вырезанными по краям идолами, и коснулся головы маленькой девчушки, стоявшей рядом с матерью.
— Горе войны чёрной тучей нависло над народом нашим. Тысячи мужчин, самых сильных и способных, откликнулись на зов Императора. Все вы слышали известия. Страшную беду удалось отвести, но какой ценой…
Люди одобрительно зашептались, кто-то согласно закивал, иные — сжали кулаки. От слов пастыря кольнуло в груди: её господин… нет, её Ярослав тоже был там. Им, простым слугам, никто не говорил, где сражается юный наследник. Но Поля сердцем чувствовала — он в самом сердце бури.
И оттого тревожнее было следить за каждой новостью, приходившей с войны. Каждый вечер они с Варей сидели у планшетов, слушая вести с фронта, и следили за каждой весточкой о боях, где участвовали маги.
Последние новости лишь усилили тревогу. Альва-прорывы, вражеские кодексы, удар ядерными ракетами… это было уже слишком много для одной маленькой служанки.
— Но что можем сделать мы, простые люди? — жрец поднял руки, оглядывая паству. — Что нам дозволено? Лишь молиться и верить, что мы дождемся наших братьев, сыновей и мужей.
Женщина, стоявшая перед ним, стиснула плечо дочери и прижала ко рту дрожащую ладонь.
— Велес великодушен, и доведёт домой каждого агнца своего стада, все мы — скот его. Я вижу, как сюда каждый день приходят люди, с какой силой они молятся, как крепка их вера. Я верю, он услышит ваши слова.
Он подошел к ним с Лукой и тепло, по-отечески посмотрел на Полю.
— Дитя, ты приходишь сюда каждый день. О ком ты молишься, милая?
Поля инстинктивно попятилась, стискивая амулет, но почувствовала, как крепкая рука Луки придержала её за плечо.
— Не бойся, — шепнул он сзади.
— Я… — она запнулась, косясь на других прихожан. — Я молюсь, чтобы скотий бог вернул домой живым моего господина. Ярослава Вайнера.
По капищу прокатилась волна шепотков, заскрипели доски настила от десятков ног. Люди уставились на неё. Одни смотрели с неприязнью, другие — с презрением.
— Она молится за иноверца… — послышалось из толпы.
Пальцы, сжимавшие амулет, задрожали. Поля невольно втянула голову в плечи, и только тёплая рука Луки не плече не давала ей сбежать от осуждающих взглядов. А среди голосов послышались обидные «княжеская собачка» и «подстилка».
— Воистину, Велес — бог всех людей, милая, — смиренно улыбнулся жрец, касаясь её руки сухими крючковатыми пальцами. — И услышит молитвы даже о тех, кто верит в других богов. Твоя преданность своему господину достойна похвалы. Но спроси себя — достоин ли Ярослав Вайнер твоих молитв о нём?
Дыхание спёрло в горле, когда жрец произнёс его имя. Она сглотнула комок, вспоминая его лицо.
«Поля, ты всегда будешь частью моей семьи».
Раньше она слышала каждую нотку в его голосе, а теперь он словно тонул в гуле толпы.
— Я знаю его с детства, — сбивчиво возразила она. — Мы росли вместе, играли, учились. Он хороший человек!
— Это Вайнер прикончил ублюдка Балашова, — кивнул Лука, отпуская её плечо. — Может, он и маг, но слуги ему доверяют.
— Пусть так и будет, — кивнул старик, сжимая перевитый ленточками посох. — Я лишь переживаю за тебя, дитя, если вдруг он проявит себя недостойно. Нет ничего более хрупкого, чем людское доверие.
Он посмотрел на неё. и в глубине его серых глаз свернуло пламя, отразившееся от десятков свеч.
В тот же миг раздался гулкий удар, заставивший полю испуганно подпрыгнуть. Она выронила амулет, и тот со звоном упал на доски.
— Беда, люди! — раздался встревоженный крик молодого парня, запыхавшегося от бега. Он стоял у распахнутых настежь ворот, ударившихся о ствол дерева. Один за другим люди оборачивались к нему, встревоженно перешептываясь.
Поля подняла амулет: на камне виднелась неглубокая трещина. Сердце, и без того бешено заколотившееся в груди, пропустило удар.
— Знак, — прошептал жрец, поймав её испуганный взгляд, и шагнул к воротам. — Что случилось, сын мой? Какая беда?
— В городе! Там, дворяне! — сбивчиво начал он, пытаясь перевести дыхание. — Машина в магазин врезалась! Внедорожник, здоровенный, с гербами! Прямо в цветочный! Там загорелось всё, да сами посмотрите!
Люди повернулись в направлении, куда взбудораженный парень указывал рукой — из-за домов, видневшихся вдалеке, показался густой столб черного дыма.
— Чей герб-то? — донеслось из толпы.
— С волком и двумя копьями, — растерянно ответил парень.
— Людниковы! Их дети вконец уже охренели! В прошлый раз они заправку сожгли!..
Толпа возмущенно загалдела, выкрикивая ругательства.
— Погоди, парень! — Лука рванулся вперед, распихивая людей перед собой. — Как магазин назывался, ты видел? Вывеска какая?
— «Пастушник» или как-то так…
— «Подсолнух»? — он подлетел к парню и, взяв его за грудки, встряхнул. — С тремя цветками, он?
— Вроде он…
— Там мои мать с сестрой работают! — он обернулся к Поле. — Чёртовы дворяне… Там моя семья! Бежим, я должен!..
Его голос потонул в полных возмущения криках толпы.
— Опять дворяне! Сколько можно терпеть-то?
— Эти твари моего сына в прошлом году переехали на машине, он остался инвалидом! — крикнула пожилая женщина, стоявшая рядом с Полей, вытирая выступившие слёзы грязным рукавом. — Имперская полиция их даже не оштрафовала, им просто плевать на закон!