ле стольких лет — ведь нельзя было исключать и того, что какие-нибудь боги или бессмертные за прошедшие тысячелетия могли ее повредить. Но Сфера сработала как часы, вниз пролилось ровно столько эфирной кислоты, сколько было нужно, чтобы разрушить крепость.
Элгар повелительным тоном приказал мне убираться, что я и сделал — по крайней мере, с точки зрения наблюдавших за представлением людей. Однако, ушел я недалеко — лишь отступил от мира людей на один шаг, и вновь вернулся, возникнув среди руин Браша в виде неотчетливой тени. Все было скрыто испарениями от проедающей камень и дерево черной влаги. Если оставить все как есть, флот не сможет подойти к Брашу, люди будут умирать, едва вдохнув эти пары. Поэтому, хотя уменьшать присутствие свой силы мне и не было приятно, я заставил отраву, выплеснувшуюся из Сферы, изменить свои свойства так, чтобы сделаться менее опасной — по крайней мере, не разъедать больше камни и не отравлять воздух.
Я ощутил движение… внимание… присутствие. В мирах, невидимых глазу людей, ко мне приближались духи этих мест. Вероятно, совмещение Сфер всерьез их обеспокоило, раз они явились сюда гурьбой. Я с интересом ожидал, что они предпримут, разглядывая каждого из них по очереди.
Хеллигион, Всадник Севера, спустился с третьего неба, на котором расположены хрустальные горы, отражающиеся в алмазных небесах — в тех Сферах обитают короли стихиалей и боги островов, морей и долин. Его борода казалась корнями тысячелетних деревьев, корона — ледяными вершинами Алгафаридских гор, глаза — горными озерами, тело его было необъятным, как весь ильсильварский север, а лошадью ему служил холодный северо-западный ветер. В правой руке он сжимал топор на длинной рукояти, а в левой — круглый щит с полуистершимся изображением дракона.
Пантера и леопард, танцевавшие в круге, спустились вниз и спрыгнули на камни у мертвых бастионов справа и слева от разрушенного Браша. Их рык сотряс горы, а ярость проистекала от того, что те, кого они обязаны были защищать, оказались отравлены моей магией и бесславно погибли: в центральной крепости — от пролившегося с небес яда, в соседствующих с ней бастионах — от ядовитых паров. Пантера и леопард на знамени Ильсильвара символизировали темное и светлое, женское и мужское начала, а круг мог служить символом любого из трех Светил, в зависимости от того, кто и с какой целью трактовал значение ильсильварского знамени. Хранители государства ильсов усмотрели вызов в том, что демон разрушает колдовские бастионы оберегаемых ими людей и пришли восстановить порядок на своей территории.
Со второго неба сошел король Вебларед, родоначальник династии, долгое время владевшей севером Ильсильвара. Короля сопровождало множество героев и властителей, произошедших от его семени, а после смерти — взятых на небо, в родовой замок, представлявший собой более совершенную и воздушную копию их первого замка в мире людей, расположенного у восточной границы Иладейской равнины.
С пятого неба сошел Иунемэй, воинственный дух южной звезды, истребляющей демонов — бессмертный, поставленный богами наблюдать за миром людей и первыми тремя небесами, не допуская проникновения в них обитателей Нижних Миров. Его доспехи сияли, а длинное копье, похожее на пойманную молнию, дрожало и изгибалось в правой руке. Иунемэй, как правило, не обращал внимания на различную мелочь, призываемую людскими чародеями, но именно к нему обращались они тогда, когда призванный демон отказывался подчиняться или выходил из-под контроля.
— Убирайся прочь с этой земли, Горгелойгово отродье! — Проревел Хеллигион и затрубил в рог, побуждая духов камней и ветров обрести форму и стать его армией.
— Здесь тебе места нет. — Вторил ему Иунемэй. Духи, оберегающие ильсильварское государство, вновь зарычали, а Вебларед поклялся рассечь мою душу на десять частей и разбросать по Нижним Мирам в отместку за то, что я сделал с герцогом Халдором и его сыновьями.
Ни один из них не понимал, кому бросает вызов — они видели перед собой лишь темного бессмертного, пусть и наделенного немалой силой.
Я поднял руку и призвал четырех хуриджаров — Аг-Доэна, Шулоу, Аг-Нава и Фоа-на-Куто — по одному на каждого из явившихся сюда, если считать зверей со знамени Ильсильвара за одно существо.
— Убейте их всех, — приказал я своим сыновьям. — Убейте их воинов, слуг и родичей, разрушьте их обиталища и напейтесь крови тех, кто им дорог в отместку за непочтительность, проявленную ими к вашему отцу.
Глава пятнадцатая
Гэйбар эс-Таннорт, герцог островов Хадой, Лаку, Рамин и Ёф, сжал губы и хмуро посмотрел на посетителя. Старик склонился в поклоне, его взгляд выражал отчаянье и мольбу. Некоторые из рыцарей, охранявших герцога, вероятно, сочувствовали посетителю, но еще более ясно Гэйбар ощущал их гнев.
Старика звали Рикан Немайн, и он был одним из придворных барона Фальне. Его сын погиб, когда головорезы Мангуса и Хангера заняли замок, и, вероятно, ему еще повезло — в отличии от его собственных детей, внуков Рикана, Дейры и Зейгара, взятых в плен вместе с Риканом. Старика бросили в яму вместе с другими не слишком богатыми придворными и слугами — там не было крыши, и когда шел дождь, вода лилась прямо на головы пленников; грязи там было выше щиколотки, а вонь от их собственных испражнений стояла невыносимая, ибо, конечно же, пиратов мало волновали условия, в которых были вынуждены существовать те пленники, что были отбракованы их капитанами и не должны были быть забраны в рабство. Зейгара посадили не в яму, а в башню, и это значило, что красивый четырнадцатилетний паренек вскоре окажется в трюме пиратского корабля, а затем будет продан в рабство на острове Энгеу или на каком-нибудь другом. Но хуже всего обошлись с Дейрой — малышкой Дейрой, которую Рикан когда-то качал на руках, напевая ей колыбельные песни; красавицей Дейрой, обрученной с одним из двоюродных племянников Фальне — ее утащили куда-то наверх и все две недели, что Рикан провел в яме, он слышал ее крики из верхней части донжона. Сторожа, охранявшие яму, развлекались тем, что мочились на головы людей, находившихся внизу; один из них в ответ на отчаянный вопль Рикана «Что вы творите с моей внучкой?! Есть ли у вас сердце?!» засмеялся и сказал, что Дейру и еще одну молодую девку, из служанок, привязали к кроватям: этих двух Мангус и Хангер отдали на потеху своим командам, прочих же молодых и смазливых девок запретили трогать, поскольку они предназначались для продажи. Рикан кричал, умолял, проклинал — над ним либо смеялись, либо не обращали внимания.
Когда замок осадили, ничего не изменилось. Крики Дейры становились все глуше, лишь изредка взрываясь истошным воплем: ступни ее ног жгли раскаленным железом, если она вдруг проявляла строптивость, отказывалась делать те отвратительные вещи, к которым ее принуждали пираты. Затем, в какой-то день, старика вдруг вытащили из ямы и приволокли в донжон, где бросили на колени перед Краснозубом — Хангер, раненый при последнем штурме, отлеживался в это время в другой части Фальне. Мангус сказал, что Рикан еще может спасти своих внуков — как и всех прочих людей, взятых в плен в этом замке. Для этого Рикан должен отправиться в лагерь Синвора эс-Цагара и сообщить о том, что Мангус и Хангер готовы отпустить пленников, если Синвор отведет войска. Замок Фальне стоял на побережье, и бухта была хорошо видна из его окон, и корабли пиратов, пусть и захваченные островитянами, по-прежнему, стояли у причала. Чтобы не было подвоха, первой из замка выйдет небольшая группа морских разбойников — они проверят корабли и подготовят их к отплытию, после чего дадут сигнал остальным. Тогда отряды Мангуса и Хангера покинут Фальне, оставив тут и пленников, и большую часть добычи — в противном же случае Мангус обещал перебить всех. Чтобы мотивировать Рикана, он показал ему внуков: Зейгар исхудал, но выглядел лучше, чем опасался Рикан, но вид Дейры поверг его в ужас. Ее обоженные ступни были покрыты волдырями, груди и живот — в синяках и мелких порезах, один из сосков откушен, губы разбиты, а изо рта воняло мочой. Грязные простыни были в пятнах крови, также следы семени и крови были на бедрах и половых органах Дейры. Ее взгляд — бессмысленный, остановившийся, взгляд отчаявшегося животного был так не похож на веселый и внимательный взгляд Дейры, которую помнил старик. Она уже ни на что не надеялась и просто ждала смерти. Однако, она была еще жива — в отличии от другой девушки, умершей от издевательств два дня назад. Он протянул руку, хотел коснуться ее, пообещать, что вытащит ее отсюда, но его схватили, выбросили за ворота и вновь поспешно закрыли их, не желая давать отрядам Синвора ни шанса. Прихрамывая, старик побрел к лагерю, его остановили, он сообщил о своей миссии, его доставили к предводителю и Рикан повторил свой рассказ. Синвор задумался. Он не хотел ошибиться, да и мольбы старика тронули его сердце. Он продолжил осаду, но дал Рикану коня и отправил вместе с ним своего кузена, велев тому узнать решение герцога и сообщить о нем в лагерь.
И теперь Гэйбар, разглядывая больного седого старика, должен был принять решение, которое окончательно сломит его.
— Никаких сделок, — проговорил он. — Уступить один раз в подобном деле — значит дать понять этим и подобным им негодяям, что нами можно управлять, захватывая заложников. Пойдя сейчас на сделку ради спасения обитателей замка Фальне, мы поставим под угрозу множество других жизней в будущем: у нас на Ханое слишком много прибрежных поселений — рыбацких и торговых деревушек — которые легко захватить…
— Неееет!!!! Молю вас!!! — Закричал старик. — Заклинаю всеми богами!..
Гэйбару стало жаль старика, но менять решение он не собирался.
— Как ты думаешь, чем займутся Секира и Краснозуб дальше, если мы их сейчас отпустим, и сколько еще жизней ими будет отнято, прежде чем кому-то представится случай покончить с ними?
Старик, однако, не слышал вопроса: он кричал, умоляя герцога спасти его внуков. Он пополз на коленях к трону, и тогда Гэйбар, поймав взгляд одного из охранников, показал глазами на старика. Солдат поднял Рикана за плечо и ударил по лицу, отстраняя от герцога и заставляя замолчать.