Сын Винченцо, Галилео, тоже использовал математическую аргументацию и непосредственные наблюдения за явлениями природы, чтобы перевернуть классические теории – только более масштабно. Сделавшись самой важной фигурой научной революции, он войдет в историю как «отец современной науки». Галилео родился в Пизе в 1564 г. – за три дня до смерти Микеланджело – и в 1589 г. там же стал профессором математики. Сбрасывал шары разной массы (как гласит легенда) с Пизанской башни, дабы опровергнуть теорию Аристотеля, что скорость падения тела прямо пропорциональна его массе. В 1609 г., узнав о «голландской трубе», изобретенной около года назад мастером по изготовлению очков в Мидделбурге, усовершенствовал прибор, значительно повысив его увеличительную силу. В конце года начал исследовать небо с помощью, как он его назвал, cannocchiale («зрительная труба»). В 1610 г. он написал о своих многочисленных открытиях в книге «Sidereus Nuncius» («Звездный вестник»), которая, как написал ее переводчик в 1989 г., «вводит нас в современный мир» [18]. С помощью телескопа он обнаружил, что Луна – вовсе не идеальная полупрозрачная сфера, на Солнце есть пятна, у Венеры имеются фазы, как у Луны, а у Юпитера – четыре спутника. Их Галилей назвал «звезды Медичи» в честь своего бывшего ученика, великого герцога Козимо II, и трех его братьев – жест, который принес ему хороший оклад философа и математика при дворе Козимо. Дальнейшие астрономические изыскания привели к тому, что он начал оспаривать геоцентрическую концепцию Вселенной, пошатнув, таким образов, всю стройную европейскую систему взглядов.
Открытия Галилея принесли ему могущественных покровителей и невероятную славу. Однако в 1615 г. он терпит сокрушительное поражение: два доминиканца доносят на него Римской инквизиции. После расследования и частных наставлений ему наказывают никогда больше не пропагандировать и не защищать гелиоцентрическую теорию. Но времена, кажется, вдруг меняются: в 1623 г. его друг и сторонник Маффео Барберини становится папой Урбаном VIII. Галилео получает разрешение опубликовать работу в защиту гелиоцентризма «Диалоги о двух системах мира», которая выходит из печати во Флоренции в 1632 г. И тут же теряет поддержку папы. Помимо прочего, Урбан посчитал, что один из участников диалога, Симплиций, – это карикатура на собственное убеждение, что невозможно решить, какая из моделей Вселенной верна. Более того, Галилео не смог предоставить убедительного или окончательного научного подтверждения гелиоцентризма. Например, он игнорировал систему мира Тихо Браге, которая в точности совпадала с его наблюдениями, но оставляла Землю центром Вселенной.
В любом случае на кону стояло слишком много академических назначений и репутаций среди последователей Аристотеля, плюс слушком много иезуитов чувствовали себя оскорбленными сатирой Галилео, чтобы его книгу приняли официально. Летом 1633 г. ученый предстал перед трибуналом в монастыре Санта-Мария сопра Минерва в Риме, где узнал, что инквизиция подозревает его в ереси. Он был вынужден встать на колени и, под угрозой пыток и тюремного заключения, признать свои «ошибки», пообещав никогда больше ни писать, ни говорить ничего подобного. Тем не менее отнеслись к нему с уважением и снисхождением: поселили в просторных апартаментах дворца Святой палаты, а не в подвальной келье. В тюрьму Галилео не отправили и в итоге разрешили вернуться во Флоренцию, где он жил под домашним арестом на вилле в Арчетри. А в последние свои дни (он умер, ослепший, в 1642 г.) подрезал виноград и развлекал именитых гостей вроде Томаса Гоббса и молодого Джона Мильтона. И еще все эти годы сочинял одну из важнейших своих книг – «Беседы и математические доказательства, касающиеся двух новых отраслей науки, относящихся к механике и местному движению», труд по физике, оказавший огромное влияние на будущее науки.
8«Лети, мысль, на золотых крыльях»: Италия в эпоху Просвещения
Наступившее столетие принесло Италии перемены. После полудня 1 ноября 1700 г., в День Всех Святых, король Испании Карл II умер бездетным в своем мадридском дворце. Праправнук всемогущего императора Карла V представлял собой жалкое зрелище. Прозванный Карлом Зачарованным, он стал жертвой бездумных кровосмесительных браков в династии Габсбургов (родная мать, в результате чудно́го генеалогического вывиха, приходилась королю еще и двоюродной сестрой). Ему, болезненному и слабому, больше других не повезло стать обладателем самой ярко выраженной «габсбургской челюсти» – типичного прогнатического прикуса, при котором нижняя челюсть значительно выдвинута и, как заметил один английский эмиссар, «зубные ряды не могут сомкнуться» [1]. Смерть его, давно ожидавшаяся, подняла вопрос: что станет с обширными владениями Испанской империи – в том числе и с теми, которые в Италии?
Последовала Война за испанское наследство, по окончании которой, в 1714 г., владычество в Италии испанских Габсбургов поменялось на австрийских. Австрийские Габсбурги получили контроль над Ломбардией, Мантуей и Королевством Неаполь. В то же время, по условиям мирного соглашения, герцог Савойи, Виктор Амадей II, становился не только королем Савойи (бывшего герцогства, получившего повышение), но также и королем Сицилии. Правда, через несколько лет он был вынужден обменять сицилийскую корону, которая перешла к Австрии, на менее важную сардинскую (хотя он и сохранил Турин своей столицей). Еще одна корона перешла в другие руки в 1734 г.: Неаполь снова захватила Испания, и началась династия неаполитанских Бурбонов. Управлял там Карл Бурбон, сын испанского короля Филиппа V. В отличие от множества предыдущих монархов, Карл действительно жил в королевстве (пока, конечно, не унаследовал испанскую корону и не переехал в Мадрид в 1759 г.). В 1752 г. он начал строить Реджа ди Казерта – и по сей день самый большой королевский дворец, занимающий территорию в семь футбольных полей. Его поражающее воображение великолепие (1200 комнат, 34 лестницы и 37-километровый акведук для наполнения бассейнов, фонтанов и позолоченной медной ванны королевы) в сочетании с бесчеловечным характером строительства (использовался рабский труд заключенных, пригнанных из неаполитанских тюрем, и турецких пиратов, захваченных бурбонскими флотилиями) вызывали в памяти монументальные проекты эпохи римских императоров – больше, чем что-либо, построенное за последние 1500 лет.
Вторая половина XVIII в. подарила Италии непривычный мир, пожалуй, самый долгий в истории полуострова. Мирная жизнь стимулировала рост населения, а также подъем торговли и промышленного производства. Благодаря культивации шелковицы Италия стала крупнейшим в Европе производителем шелка-сырца, а шелковые фабрики в Болонье и Турине обладали самым современным оборудованием, доступным в доиндустриальной Европе – прядильными и крутильными машинами. Производство шерсти восстанавливалось, потому что в городах, включая Скио (около Виченцы) и Прато (около Флоренции), начали делать ткани более низкого качества – как mezzelane, материя из шерсти и льна – которые могли конкурировать с более дешевыми альтернативами из Англии и Бельгии. Торговля крепла благодаря свободным портам в прибрежных городах – Триесте, Анконе, Чивитавеккье и Мессине.
Кроме того, во второй половине века до Италии долетело свежее веяние – необходимость политических реформ, охватившая бо́льшую часть остальной Европы. Это была эра Просвещения (ит. Illuminismo): все активнее применялись доводы рассудка и эмпирический метод, задавались вопросы к светским и религиозным властям, крепла вера в прогресс и способность человечества и его институтов самосовершенствоваться. К середине столетия работы философов и писателей, таких как Джон Локк, Вольтер, Монтескье и Жан-Жак Руссо, преодолели альпийские хребты и начали распространяться среди культурных элит полуострова. В начале 1760-х гг. в Милане, в доме дворянина Пьетро Верри и его младшего брата Алессандро, стала собираться группа молодых людей. После того как однажды обмен мнениями закончился дракой, они придумали себе название Accademia dei Pugni («Общество кулаков»). Иногда они встречались в кофейне, которую держал (по их собственной мифологии) греческий беженец Деметриус, объявившийся в Милане с запасом «самого восхитительного в мире кофе» – напитка, который сглаживал и вдохновлял политические дебаты от Лондона до Вены [2].
Кофе в Италии пили минимум с самого начала XVII в., когда папа Климент VIII якобы провел обряд крещения кофейных зерен (привезенных из стран «неверных» мусульман), чтобы сделать их безопасными для христиан. Кофейни стали множиться на полуострове в конце XVII в. Самая известная, Caffè Florian, открылась в Венеции в 1720 г., а к концу столетия на площади Сан-Марко работало уже не менее 20 заведений. В 1780-х гг. английский путешественник восхищался, что «в венецианских колониях на удивление много кофеен; они встречались нам во всех городах и даже в деревнях, мимо которых мы проезжали» [3]. Как и в Англии, да и где угодно еще, многие из этих заведений, заваленных газетами и регулярно посещаемых разными социальными группами, становились центрами сплетен, дискуссий и обмена идеями. Участники Общества кулаков использовали кофейню Деметриуса в качестве трибуны для дебатов, и в июне 1764 г., дабы сохранять и распространять содержание своих оживленных бесед, они запустили журнал идей. Назвали его Il Caffè (на итальянском это и кофе, и место, где его предлагают), и он действительно сделал Просвещению хорошую инъекцию кофеина.
В первом выпуске Il Caffè заявлялось, что статьи в нем будут посвящаться «всему, что направлено на общественную пользу», и что планируется «делать все возможное для нашей родины ради распространения полезных знаний среди граждан». В следующие два года на страницах журнала появлялись тексты по физике, медицине, политике и сельскому хозяйству (в том числе планы выращивать кофе в Италии) наряду с эксцентричными и юмористическими заметками. И хотя большую часть работы делал Пьетро Верри, самым важным членом Общества оказался Чезаре Беккариа, еще один молодой миланский аристократ. Беккариа учился в иезуи