от объединенных франко-пьемонтских сил при Мадженте (около Милана) и Сольферино (чуть ниже озера Гарда). Страдания раненых и жестокое с ними обращение во второй битве привели к созданию Женевской конвенции и Международного Красного Креста.
За коротким перемирием летом 1859 г. последовал территориальный обмен, который в итоге приведет к объединению больших кусков Италии под властью Виктора Эммануила. За поддержку французов в войне король отдаст им герцогство Савойю и графство Ниццу – для него это личная потеря, так как данные земли крепко связаны с Савойским домом. Сардинское королевство получило Ломбардию, а потом, воспользовавшись крахом австрийцев, аннексировало Великое герцогство Тосканское, герцогства Парма, Модена и Реджо и большую часть Папской области. К весне 1860 г., таким образом, почти вся Северная и большая часть Центральной Италии оказались под Виктором Эммануилом и его премьер-министром Кавуром. Однако на юге Королевство обеих Сицилий все еще оставалось под управлением бурбонского короля Франциска II, а Рим – под папой. Кавур принял это разделение, но кое-кто – нет. И в ночь на 5 мая 1860 г., в красной рубашке и пончо, с винтовкой Colt через плечо, на борт корабля в Генуе взошел Джузеппе Гарибальди с тысячей разношерстных добровольцев, кричавших: «Italia e Vittorio Emanuele!»
Весной 1860 г. Джузеппе Гарибальди, рыжеволосому и синеглазому, коренастому и бородатому, было 52 года. За ним уже тянулся впечатляющий шлейф приключений. Родился он в Ницце в семье владельца торгового судна, который видел его священником. Но у юного Гарибальди – который считал «черное племя» духовенства «смердящими отбросами человечества» и «врагом всего людского рода» – имелись другие планы [9]. В 1824 г. 16-летний Джузеппе садится на корабль, следующий в Одессу на Черном море, а на следующий год сопровождает отца на его судне Santa Reparata в поездке в Рим с грузом вина. К счастью для юноши, его отец не смог заплатить владельцу упряжки буйволов, чтобы оттащить «Санта Репарату» вверх по Тибру в порт Рипетта, и в Риме им приходится задержаться. Вечный город производит на парня сильное впечатление. Его руины, напишет он позже, были «наследием всего величия прошлого» [10] – священным символом, искрой, которая воспламенит его воображение и породит знаменитое «Roma o morte!» («Рим или смерть!»).
В следующие десять лет Гарибальди будет много плавать по Средиземноморью, побывает в Константинополе и на Канарских островах. Сослуживцы и соотечественники, живущие за рубежом, укрепят его в патриотических республиканских идеалах Джузеппе Мадзини – к «Молодой Италии» которого (как мы видели) он присоединился в 1832 г., – как и в гуманистической философии французского социального реформатора Анри Сен-Симона, социалиста, верившего в братство людей и улучшение условий беднейших классов. Гарибальди намерен посвятить жизнь демократии, гуманизму, социализму и объединению Италии.
Впервые Гарибальди применил свои политические идеалы на практике не в Италии, а в Южной Америке. Когда военный трибунал в Генуе приговорил его к смерти, он рванул в Рио-де-Жанейро, где начал активно помогать республике Риу-Гранде в ее борьбе за отделение от Бразильской империи. Он становится корсаром на 20-тонном судне, называет его «Мадзини» и начинает мешать морским перевозкам государств, враждебных к самопровозглашенной республике. Его отчаянные выходки с маханием саблей – неожиданные нападения, столкновения в море, абордажи, захваты грузов, освобождение африканских рабов – будут потом с придыханием описываться в биографиях и популярных еженедельниках. В 1843 г. мысли его поворачиваются к дому, он собирает Итальянский легион, на флаге которого изображен извергающийся вулкан, а формой становятся красные рубашки типа тех, что носят работники бойни в Рио-де-Жанейро.
В апреле 1848 г., во время «весны народов», Гарибальди вернулся в Италию на корабле Speranza («Надежда»). И привез с собой жену, Анну Марию Рибейра да Сильву, которая сражалась бок о бок с ним в джунглях Южной Америки, продираясь через леса и болота, примотав к себе куском тряпки их маленького сына. На борту «Сперанцы» также находились шестьдесят членов Итальянского легиона. Их услуги, с презрением отвергнутые королем Карлом Альбертом, пригодились временному правительству Милана, энергично сопротивлявшемуся превосходящей австрийской мощи. Когда его войско увеличилось до 4000 человек, Гарибальди пошел маршем на Рим, чтобы так же яростно – и так же безрезультатно – защищать республику от французов. Но такова уж была «легенда о Гарибальди», что одного слуха о нем, идущем в Венецию восстанавливать республику, было достаточно, чтобы восторженные толпы начинали выплескиваться на городские площади.
Снова пришлось убегать, и в 1850 г. Гарибальди снова пересек Атлантику, на этот раз чтобы высадиться в Нью-Йорке. Газета New York Tribune назвала вновь прибывшего «человеком всемирной славы, героем и защитником Рима» [11]. Какое-то время он работал на Статен-Айлендской свечной фабрике еще одного недавнего итальянского эмигранта, Антонио Меуччи, а потом пошел наниматься в порт и получил место на торговом судне. Следующие два года плавал по всему миру от Перу до Гонконга, Австралии и Новой Зеландии, пока – благодаря скромному наследству, доставшемуся от брата, – не осел на Капрере, суровом, но прекрасном острове неподалеку от Сардинии. Здесь, страдая от ревматизма и депрессии, вызванной смертью любимой жены, он построил каменный дом, выращивал инжир, разводил коров и коз. Его военная карьера, казалось, закончилась.
К этому моменту Гарибальди уже порвал с Мадзини, чью бескомпромиссную политическую цель – создание Итальянской объединенной республики – считал нереалистичной и чьи спорадические революционные выступления в 1850-е кончились серией удручающих провалов. Теперь, как и Камилло Кавур, он уповал на объединение нации в конституционную монархию под королем Виктором Эммануилом. Это могло представляться безумной мечтой во время его плаваний и добровольной ссылки на остров, но разразившаяся в 1859 г. война изменила все.
Подвиги Гарибальди и его добровольцев – «Тысячи» – так же поразительны и исторически значимы, как переход Ганнибала через Альпы, переход Цезаря через Рубикон или победа Константина над Максенцием у Мульвийского моста. Он был мировой знаменитостью уже в начале 1860 г., и фантастическая серия триумфов над армиями Бурбонов утвердила его в образе легендарного полководца, величайшего борца своего времени – мифического eroe dei due mondi («героя двух миров»). Единственный, кто мог в тот век сравниться с ним блестящими лидерскими качествами и размахом побед, Наполеон, был тщеславным тираном, в то время как Гарибальди боролся за свободу и демократию. Если Наполеон – агрессивный завоеватель, то Гарибальди – освободитель народа в гирляндах из роз.
Гарибальди и его «Тысяча» высадились в Марсале, захватили Палермо, переправились через Мессинский пролив, промаршировали через всю Калабрию и 7 сентября вошли в Неаполь – все это за четыре месяца, во время которых они одерживали одну сенсационную победу за другой над превосходящими числом армиями Бурбонов. «Здесь мы создаем Италию или умираем», – сказал военачальник своему войску, стоявшему под стенами Палермо, который защищали 20 000 бурбонских солдат [12]. Второй вариант выглядел гораздо более реалистичным, и неудивительно, что сицилийские крестьяне, ставшие свидетелями триумфов Гарибальди, верили в волшебную силу его красной рубашки. В «Тысячу» (на самом деле их было 1089) входили в основном итальянцы – разношерстная компания парикмахеров, сапожников, гражданских служащих, студентов, журналистов и моряков, плюс сотня врачей и 150 юристов. Также была одна женщина (прачка, любовница из юристов) и 11-летний ребенок. Преимущественно это были мужчины с севера, почти половина – из ломбардских городов, но на Сицилии к ним присоединились повстанцы, вошедшие в историю под именем Picciotti (буквально – «малыши с обрезами»). Когда «Тысяча» переправлялась через Мессинский пролив, их, вероятно, было больше 3000.
Джузеппе Гарибальди (1807–1882): «Герой двух миров». Image via Wikimedia Commons
Одним хмурым днем позднего октября Гарибальди, в плоской шляпе с небольшими полями, встретился в деревне Теано, что в 50 км к северу от Неаполя, с Виктором Эммануилом и передал ему завоеванные территории. Вдвоем они вернулись в Неаполь – король Франциск бежал в город Гаэту, а когда она пала, бросился в Рим, где папа Пий IX предоставил ему убежище. Королевство Италия было официально провозглашено в Турине 17 марта 1861 г. Королем по порядку наследования становился 40-летний Виктор Эммануил. Крупный, грубоватый мужчина с неподвластными гравитации усами, новый padre della patria (буквально – «отец отечества») происходил из старейшей правящей династии Европы. Родившись во времена, когда тон туринской моде задавали напудренные парики с хвостиками, сам он в высшем обществе чувствовал себя скованно. Неотесанный и часто вульгарный, он не мог, по словам одного из биографов, «сочинить ни одной страницы прозы» [13]. Утонченным удовольствиям королевского двора и городской жизни он предпочитал свои охотничьи угодья и загородные поместья.
При Викторе Эммануиле бóльшая часть полуострова, а также Сицилия и Сардиния, объединяются. Исключения – Рим и окружающая его Папская область, охраняемые французами, а еще Венеция и Венето, до сих пор остающиеся под австрийцами. Это неоконченное дело раздражало Гарибальди, который надеялся собрать войско из 30 000 добровольцев для завершения процесса объединения государства. Его поддерживал Кавур: историческое и религиозное значение Рима превращало город в символ национального воссоединения. Кавур даже вел переговоры с папством о возможности сделать Рим официальной столицей Италии несмотря на то, что он не входит в состав королевства. Предложение было отметено Святым Престолом, а хитрый стратег Кавур, пламенный сторонник объединения, умер тем же летом от малярии. Его оплакивали и в Италии – депутаты открыто рыдали в парламенте – и за границей: английские газеты славили политика как «самого замечательного человека нашего поколения» и «выдающегося государственного деятеля Европы» [14].