– Своим лебезением ты мешаешь мне созерцать Хозяина, – произнес он, указывая на котел эфирного золота.
– Я сдаюсь. – Логистикатор упал на колени.
Чародей посмотрел на Скагги внимательнее. И вдруг разразился шипящим смехом.
– Я тебя знаю. Ты Скагги, верно? Мой шпион частенько наблюдал за тобой. Я, Кхорам, благодарю тебя за превосходную службу. – Он развел ладони, указывая на разыгравшейся по всему правильному цеху бой. – Все это – твоих рук дело.
Скагги слушал слова чародея, и в его сердце разгоралась надежда. На лице появилось хитрое выражение. Если чародей был ему благодарен, может, Скагги удастся убедить хаосита отпустить его с миром. Он ощутил укол вины, даже стыда за то, что, вероятно, привел своих товарищей к гибели, но одной лишь вины было недостаточно, чтобы подавить его желание уцелеть в этой передряге. Скагги хотел жить, а позор – невелика беда. Он вернется домой, отправится в новую экспедицию, накопит средств и смоет с себя пятно бесчестия.
Кхорам расхохотался вновь.
– Интриган, проныра и манипулятор. Мой план во многом сработал благодаря твоей жадности. И, наверное, ты считаешь себя крайне умным. Достаточно хитрым, чтобы купить у меня свою жизнь.
Скагги кивнул, всем видом показывая согласие.
– Пощади меня, и с моей помощью ты обретешь баснословные богатства. – Он указал на котел. – На корабле есть еще золото. И я знаю координаты месторождения, откуда оно взято. – Он подавил горечь вины, которая мешала произнести его следующие слова. – Кроме меня, никто не способен отвести тебя к нему, – солгал он.
– Мне нужны заложники, – ответил Кхорам, обращая внимание логистикатора на захваченных культом дуардинов. – Пленники, ради которых твои товарищи на корабле выполнят любое мое повеление. – Он ухмыльнулся. – И мне кажется, что ради спасения твоей шкуры никто не пошевелит и пальцем. – Ухмылка превратилась в жестокую улыбку. – Но даже ты можешь быть полезен Призматическому Королю.
Скагги попятился, его охватил ужас от того, как переменился голос Кхорама.
– Я сделаю все, что ты прикажешь, – пробормотал он, надеясь угодить чародею.
– Сделаешь, будь уверен, – пообещал Кхорам. – Твой предательский нрав и изворотливый ум идеально гармонируют с планами Лорда Тзинча. Твоя душа черна, своими поступками и интригами ты наполнил ее скверной. О лучшем подношении моему богу я не мог даже мечтать. Мне потребовалась бы по меньшей мере дюжина твоих сородичей, чтобы Тзинч принял жертву. – Его рука сжалась в кулак, и Кхорам потряс ей в воздухе. – Но, я думаю, тебя одного для ритуала будет достаточно.
Слишком поздно Скагги осознал свою ошибку. Хитрость исчезла с его лица, на ее место пришла маска смертельного страха. А когда Кхорам коснулся дуардина посохом, к ужасу прибавилась скрючившая логистикатора боль. Грудная часть его туники обуглилась от прикосновения: на его плоти Кхорам выжег ту же метку, которой обладал сам.
Метку Призматического Короля.
Кхорам зловеще смотрел на дуардина, наблюдая, как страх сковывал его все сильнее. То был хороший знак. Темным богам нравилось, когда их подношения переполнял ужас. Чародей направил палец на Скагги и произнес:
– Беги. Если надеешься, что для тебя еще есть спасение, – беги со всех ног.
Дуардин не заставил просить себя дважды и рванул прочь из плавильного цеха. Побег логистикатора прошел незамеченным для всех хаоситов. Кроме одного. Того, кому судьбой было предначертано принести эту жертву Призматическому Королю. Тамузз набросился на Скагги, пылающий конец его палаша насквозь пронзил тело логистикатора вместе с меткой, которую оставил на нем Кхорам. Клинок и метка объединились в один рисунок, между ними образовалась колоссальной силы магическая связь. Кхорам мог сделать жертвой любого из дуардинов, но манера Скагги действовать втайне и исподтишка прекрасно гармонировала с излюбленными методами Призматического Короля. Ложь и иллюзии, заговоры и интриги – все это была вотчина Повелителя Перемен.
Сияние вокруг железного котла усилилось. Несмотря на жар плавильной печи, по цеху пронесся ледяной холод, образовав на стенах кристаллики льда. Здесь творилось колдовство, могучее и колоссальное. Кхорам использовал свое владение темными искусствами, чтобы направлять сгущавшуюся энергию, питать ею сосуд, который он выбрал давным-давно. Крикуны и летучие диски в один момент растворились в воздухе: сила, что поддерживала их существование в Хамоне, иссякла, скормленная эфирному золоту, которое теперь бурлило в нетерпении.
– Побежденный, как о нем думали, живет, дабы вернуть себе трон! – каркающим голосом возвестил Кхорам. – Призматический Король явился!
Дергавшаяся туша крикуна придавила Грокмунда к полу. Его крылья хлестали эфирного химика, яростно били, не давая ему выбраться из-под демона. Дуардин крепко приложился головой о камень, из его рта потекла кровь. В бороде увязли выбитые зубы. Очередной взмах крыльев перебил дуардину нос.
Внезапно демон перестал давить. Грокмунд услышал, как крикун, встав на дыбы, издал болезненный вой. Из разорванной плоти потек гной, который, капая на раны, вызывал ожоги. Терзаемый непрекращавшейся чередой ударов, крикун вопил все громче, все оглушительнее. Грянул выстрел – и демон затих, повалился набок и затрепыхался изувеченной окровавленной кучей.
Убийца демона оттолкнул дохлую тушу от Грокмунда. Затем он наклонился, схватил руку эфирного химика и начал оттаскивать его в сторону. Оказалось, его спас Готрамм, практически неузнаваемый, поскольку все его лицо было покрыто запекшейся кровью. Грокмунд почувствовал новый укол боли. Боли, порожденной виной. Он осознавал масштаб сражения и понимал, что не один он нуждался в подмоге. Однако Готрамм решил помочь ему – незнакомцу из чужого небесного города.
– Отходим! – приказал Готрамм. – Отходим к плавильне!
Грокмунду удалось повернуть голову и рассмотреть позицию, с которой Готрамм намеревался оказывать сопротивление. Дверцы печи были распахнуты настежь, и из ее пасти вырывалось пламя. Хоргарр стоял у приборной панели и управлял рычагами, отвечавшими за уровень подачи топлива в устройства: главный двиргателист использовал печь, чтобы создать стену огня, которая будет прикрывать один из флангов. Спины дуардинов защищала стена цеха, таким образом, единственным способом подступиться к харадронцам оставалась лобовая атака. Это не сильно увеличивало их шансы на выживание, но если уж им суждено принять смерть, они встретят ее в бою.
Несколько харадронцев сумели отбиться от своих противников и последовали приказу капитана. Отступавших дуардинов яростно преследовали и люди, и зверолюды. Птицеголовые хаоситы пикировали на харадронцев, пасти на нижней части демонических дисков лязгали зубами и брызгали слюной. Культисты в масках швырялись в противников сверкающими энергетическими сгустками, убивая одних, обугливая защитные доспехи другим.
На помощь Готрамму подбежал Турик и схватил Грокмунда за вторую руку. Вдвоем они оттащили его в их импровизированный укрепленный пункт. В какой-то момент на них на лету напал зверочеловек, но, к радости дуардинов, он промахнулся и пронесся сквозь вырывавшееся из печи пламя. Демонический диск выбрался из огня невредимым, но наездник на его спине являл собой кричащий факел. Горелые остатки шерсти и перьев слезали со шкуры, обнажая жареное мясо.
Крики зверочеловека затмил внезапный предсмертный вопль дуардина. Грокмунд приподнялся и увидел командира хаоса с палашом. На клинке висел Скагги. Хаосит пробил грудь логистикатора и оторвал его тело от земли с такой легкостью, словно дуардин весил не больше детской куклы. По мере того как жизнь покидала Скагги, атмосфера в цеху изменялась, в воздухе начало кружиться плотное ощущение разрушения и гибели.
Внимание Готрамма притянул котел с эфирным золотом; все, кто находился в пещерном отсеке, глядели туда же. В потрясенном изумлении люди, зверолюды и дуардины наблюдали, как сияние вокруг него набирало яркость. Демонические жеребцы мгновенно растворились прямо под ногами культистов, и те попадали на пол. Крикуны исчезли, а их инфернальная сущность была отправлена на корм той силе, что накапливалась прямо перед дуардинами.
Та тень, что Грокмунд видел в плавильной печи, отражение крупной хищной птицы, не шла ни в какое сравнение с тем, что в действительности поднималось из котла.
Перед существом, что видел Грокмунд, перед изображением, над которым замирал Готрамм, бледнели даже самые жуткие ночные кошмары. Оно достигало колоссальных размеров: в десять раз выше любого дуардина. Тело было тонким и отощалым, но сухие, жилистые конечности не давали усомниться в их силе. Ноги и руки оканчивались длинными когтями, пальцы покрывала плотная чешуя. На остальных частях гуманоидного тела, а также на широких – как у кондора, только много крупнее – крыльях на спине росли перья. Кончик каждого пера расцвечивал жуткий рисунок в виде глаза. У существа была орлиной формы, с загнутым острым клювом голова, которая покоилась на длинной, как у стервятника, шее, казавшейся слишком тонкой, чтобы выдержать столь массивный груз. Птичий облик завершали фасеточные, как у бабочки или мухи, глаза.
Не внешность восставшего перед ними существа пугала Грокмунда сильнее всего, не испускаемая им аура злобной силы, но то, из чего оно состояло. В крепости находилось создание не из плоти и крови, не из чародейского подобия плоти, как у демонов, которое они обретали, вторгаясь во Владения Смертных. Тело монстра было полностью золотым. От пернатой макушки до кончика самого нижнего из когтей чудовище состояло из цельного золота. Когти и перья, руки и крылья – все было тусклого золотого цвета. Даже его жуткие глаза, разделенные на тысячи фасеток, представляли собой золото.
Та тень, отражение в расплавленном эфирном металле: Грокмунд с самого начала неверно истолковал его значение. Он считал, что столкнулся с изъяном в самой руде, каким-нибудь неизвестным паразитом, устроившим себе внутри месторождения дом. Теперь же его озарила чудовищная правда. Чужеродный организм не просто забрался