[14] с сушевней. Три высоченных аброга[15], набитые сеном и соломой. Четвёртый наполовину выбран. Хлева. Конюшня.
Пока выводили корову, пока картофелем набивали сидора, на дороге появилась санная повозка. Конь рысил прямо на хутор по узкой натоптанной унавоженной дороге. «Кто?» – спросил Турчин. «Нявестки Барадулины на дойку едуць. Ихни гадзину». – «Что ж ты сразу не сказал, сволочь!» – ткнул его стволом винтовки Рыкун.
К несчастью, вместе с Бородулиными невестками, ехавшими на дойку, в санях оказался кто-то из хозяйский сыновей. И когда, Турчин сделал предупредительный выстрел, чтобы остановить повозку в поле и уйти в лес, тот открыл частый огонь из винтовки. Первой же пулей был тяжело ранен один из разведчиков.
Рыкун тут же кинулся в конюшню и вывел коня. На него перекинули раненого.
Выстрелы по-прежнему доносились с поля. Рыкун несколько раз ответил.
Когда начался переполох, куда-то пропал полицай. Винтовка со столба тоже исчезла.
Турчин увидел, как Рыкун передал поводья Переборову, а сам нырнул в крайний хлев. Оттуда тут же послышался двойной выстрел. Рыкун выскочил из хлева, перезарядил винтовку и стрелял в поле, положив винтовку на прясло, пока не закончилась обойма.
И тотчас с опушки донёсся дружный залп взвода. Конь, всё это время понуро стоявший в поле рядом с санями, ломая оглобли, рванул в сторону и завалился набок. Там сразу затихло. Только женский голос какое-то время, пока они не углубились в лес, слышался в морозном воздухе. Женщина охала, монотонно и обречённо, как охают раненые перед концом.
«Наделали дел», – приговаривал Турчин, оглядываясь на свой отряд. Он следил, чтобы никто не отстал.
А через два часа, когда они, обойдя стороной вёску, вышли к перекрестью дорог, одна из которых вела к Яровщинским болотам, их встретили огнём. То ли братья Бородули всполошились, то ли каминцы успели послать группу на перехват, зная, что другой дороги в Чернавичскую пущу, кроме этой, нет.
Схватились. Двоих потеряли. Но засаду буквально вытоптали, как говорил Переборов, до грибницы. Рыкун подполз сзади и забросал пулемёт гранатами. А дальше уже всё пошло бодрым маршем. Среди убитых оказалось пятеро каминцев и трое полицейских со знаками различия Белорусской краёвой обороны. Забрали оружие и ушли.
И вот теперь Турчин оказался со своими бывшими партизанами на той же развилке дорог, у того же просёлка, в том же лесу.
Разведка шла вдоль дороги двумя группами. Прошли уже с километр, когда впереди послышались голоса и рокот моторов.
Замерли.
Немецкую разведку они, видимо, пропустили. По дороге шёл авангард колонны. Несколько танкеток и «бюссинги». Пулемётчики в бронетранспортёрах стояли возле пулемётов и напряжённо крутили головами. Таким порядком не сдаются, таким порядком идут в бой.
Турчин сделал знак, и разведчики начали отползать от дороги в глубину леса.
Собрались в овраге. Турчин написал на блокнотном листе короткое донесение и отправил связного с докладом о приближающейся колонне. Сказал разведчику:
– Савельев, оставь гранаты, вещмешок, скатку и – бегом. Отдашь в руки капитану Солодовникову. В крайнем случае – командиру нашей роты старшему лейтенанту Воронцову. Он свяжет тебя со штабом батальона по телефону. Скажи – идут на прорыв. О порядке построения я всё написал. Если нужно, передашь на словах. Ты всё видел. Давай бегом.
Передать сообщение по рации они не успели. На западе загудело, зарокотало множеством моторов. Рокот с каждым мгновением приближался, опускался с неба и растекался по лесу.
На дороге послышалось:
– Luft! Luft![16]
– Auszubreiten![17]
– In den Wald! In den Wald! Schnell! Schnell![18]
Турчин начал уводить свою группу в лес, подальше от дороги.
Самолёты тем временем развернулись над Яровщинскими болотами, снизились и пошли на бреющем, нацеливаясь на участок лесной дороги, забитой техникой и повозками.
Радовский с остатками своего батальона находился в арьергардной группе окружённой группировки. Генерал, отдававший распоряжения на прорыв, даже разговаривать с ним не стал, когда решалось, кто останется в заслоне для прикрытия колонны с тыла. Радовский был категорически против того, чтобы его разведывательно-диверсионную группу использовали как обычное пехотное подразделение. Тем более, в таких обстоятельствах, в которых оказались войска, отрезанные русскими в ходе наступления.
– Выполняйте приказ, господин майор! – сухо ответил на его доводы бригадефюрер Геттвиг. – Судьбой и обстоятельствами наша дивизия выбрана для смерти и славы. Вы со своими людьми должны подтвердить это. Вы готовы к этой высокой миссии, господин майор?
Ах вот оно что, подумал Радовский и, возвращая хладнокровие, приложил ладонь к козырьку и щёлкнул каблуками:
– Слушаюсь, господин генерал. Я и мои люди готовы выполнить приказ.
– Бригадефюрер, – поправил Геттвиг майора, довольный его ответом.
Удар русских оказался настолько мощным, что, похоже, 9-я армия, которая ещё с сорок второго года удерживала центральный участок Восточного фронта, рассыпалась, разлетелась на куски, словно фарфоровая статуэтка Наполеона мейсенской мануфактуры. Советы прокатились по линиям укреплений германской армии своими танковыми клиньями, в несколько дней охватив огромные территории. Немецкие дивизии, которые стояли на своих рубежах настолько прочно, что, казалось, дальше на запад Красную армию уже ни при каких обстоятельствах не пустят, буквально в один момент были сметены, вырваны из земли вместе со своими блиндажами и дотами, рассеяны по лесам и превратились в голодных беглецов. Остатки разбитых полков, бросив технику и тяжёлое вооружение, бродили по пущам и лесным дорогам в поисках безопасных путей на запад.
Такую же трагедию переживали и сбитые со своих позиций, загнанные в Яровщинские болота, в самую глухомань Чернавичской пущи растерзанные полки дивизии бригадефюрера[19] СС Геттвига.
Из штаба армии за подписью нового командующего 9-й армией генерала танковых войск Николауса фон Формана[20] в штаб дивизии поступила шифровка: выходить в направлении Осиповичей, помощи дать не можем.
Одновременно с этой шифровкой по линии абвера пришла и другая: архивы не уничтожать, эвакуировать при любых обстоятельствах.
Когда Радовский прибыл в деревню, где располагался штаб объединённой группировки, его принял начальник отдела разведки в звании штурмбаннфюрера[21]. Эсэсовец не стал задавать Радовскому никаких вопросов, он даже не поинтересовался численным составом абвер-группы «Чёрный туман». Он сухо продублировал приказ своего бригадефюрера о том, что группа особого назначения «Чёрный туман» в ходе операции по выходу из «котла» выполняет роль арьергарда группировки и что подробные инструкции майор Радовский получит в отделе 1Ц непосредственно в день прорыва.
Когда над Яровщиной и окрестными озёрами и топями начали разворачиваться и выстраиваться для атаки шесть пар советских штурмовиков, Радовский оторвался от фляжки и сказал Гаеву:
– Удивительное дело, поручик! Никогда бы не поверил, что сталинские соколы так сильно могут напоминать ангелов. А между тем это именно они. Наши ангелы. Передайте командирам взводов, чтобы срочно снимались с позиций и собирались в балке возле родника. Там безопасней.
Буквально через минуту юго-западнее, куда уходил лесной просёлок, загремело. Затряслась земля.
Ну, вот и всё, подумал Радовский о судьбе бригадефюрера и его штаба.
Его солдаты точно и быстро выполнили приказ. Сорок три человека – всё, что осталось от батальона, – выстроились в две шеренги в неглубоком овраге и ждали приказа.
– Выходить будем южнее и севернее просёлка мелкими группами до десяти человек. Со мною идут… – И Радовский назвал несколько имён.
Это были самые надёжные. Хотя кому теперь можно было доверять и доверяться на сто процентов?
Две канистры с бензином, который он приказал слить из баков брошенного немцами грузовика, они несли с собой. Пока никто, даже поручик Гаев, не знали, зачем им столько бензина.
Они вышли к дороге, когда штурмовики сломали строй огненной карусели и парами – ведущий-ведомый – ушли в сторону Омельяновичей. По всей вероятности, Советы уже разминировали аэродром, засыпали воронки и перебазировали туда один из своих штурмовых полков.
Грузовики ещё догорали. Потрескивали раскалённые скаты. Ветер носил какие-то бумаги.
Радовский поймал одну из них. Стандартный лист с обгоревшим углом. Вверху на бланке типографским шрифтом шапка: «С Великой Германией – на вечные времена!»[22] А дальше список волостного отдела милиции деревенской самообороны. Третьим в списке значился Воронцов Александр… отчество неразборчиво, чернила расплылись. Радовский сунул лист в карман и распорядился:
– Быстро всё собрать! Сложить в мешок и сжечь. Продовольствие и боеприпасы – в овраг. Сколько сможем, возьмём с собой.
Все эти несколько суток, проведённые ими в Яровщине и среди окрестных болот и озёр в ожидании атаки Советов, напоминали ад. В который уж раз Радовский вспоминал пережитое весной сорок второго в районе Шумихинского леса и Собжи. Тогда в таком же плотном «котле» умирала, готовясь к прорыву, который так и не состоялся, Западная группировка 33-й армии Советов под командованием генерала Михаила Ефремова.
В Чернавичской пуще собрались выжившие и не попавшие в плен в первый день советского наступления – эсэсовцы разбитой дивизии, стоявшей на своих рубежах до последней возможности и потому пропустившей момент своевременного отхода. Именно они пытались сохранить дисциплину и порядок, а потому жестоко карали любое проявления паники, неустойчивости и мародёрства. Бригадефюрер Геттвиг с учётом предстоящей задачи приказал произвести перегруппировку. Личный состав переформировал в батальоны и отдельные роты. Роты патрулировали всю занятую территорию, стояли в охранении, следили за порядком в других подразделениях, вместе с ними попавших в «котёл». В ночь перед прорывом в каждый взвод были назначены по три эсэсовца.