Иван заметил, как Николь или оставляет, или подкладывает ему куски получше, помясистей, а сама выскребает ложкой студень.
– Ты давай рубай как следует, – сказал он ей.
– Рубай? – переспросила она.
– Ну, ешь, ешь, – пояснил он.
– Ты об одном и том же каждый раз говоришь по-разному.
Иван уже неплохо говорил по-французски, даже шутил. Правда, частенько смешивал французские слова с немецкими. Она кое-что говорила по-русски. Переводила то, что пока понять он не мог.
В группу Арман отобрал двадцать пять человек. Столько же остались охранять партизанскую деревню.
Вернулась разведка. Арман долго совещался с разведчиками. Наконец позвал Ивана и сказал:
– День мы вынуждены провести здесь. Ночью подойдём и окопаемся на склоне. Ты, Иван, должен определить позиции для наших пулемётов. Потому что только ты знаешь, как должны работать пулемёты.
Пулемётов было три. Три новеньких Brene. Которые пулемётчики ещё не опробовали. Это конечно же беспокоило Армана. Но нарушить тишину гор значило перевести «Маки де Лор» на тот режим, к которому отряд был ещё не готов.
Арман знал, что в этот день десятки, сотни отрядов Сопротивления, которые принадлежали к разным политическим течениям, оппозиционным и открыто враждебным нынешнему руководству Франции в Виши, начинают энергичные действия. От акций неповиновения и саботажа на промышленных предприятиях до вооружённых нападений на оккупантов и их военные объекты.
– И последнее, – сказал Арман. – Нужно определить позицию для пулемёта прикрытия. На тот случай, если придётся отходить под огнём.
Иван поднёс ладонь к пилотке, коснулся пальцем кончика звездочки и ответил:
– Есть. Разрешите выполнять?
– Николь, ты с ним?
– Да, – ответила девушка.
Металлический ящик с запасными магазинами они взяли с собой.
Проводник шёл впереди. Шли медленно, соблюдая интервал в двадцать шагов. Часто останавливались. Прислушивались. Иногда ложились в траву, слушали дорогу. Поверяли, нет ли преследования.
Дорога на Реймс была совсем рядом. Но здесь выйти к ней было невозможно. Наконец, пройдя ещё километр-полтора, вышли к пологому склону, заросшему кустарником и кипреем.
Обзор был великолепный. Шоссе внизу начиналось метрах в ста и уходило на северо-запад, потом, перед скалистой горой, густо поросшей лиственницами, круто поворачивало вправо, на северо-восток, и через сорок-пятьдесят метров снова отворачивало на северо-запад. Если застопорить колонну на повороте или где-то на зигзаге, а пулемёты расположить последовательно по склону, то бошей можно замолотить за несколько минут. Расстрелять по шесть-семь магазинов и уйти. Чтобы уничтожить среднюю колонну, этого достаточно.
В лесу, когда шли, ветра не чувствовалось. А здесь ветер протягивало по горной впадине вдоль дороги. Если бросить дымовую шашку слева, дым потянет вдоль склона, и снизу их отход будет незаметен. Только нельзя стрелять на ходу, чтобы нельзя было понять, в каком направлении мы отходим, прикидывал Иван, осматривая местность. Но тогда пулемёт прикрытия не должен стоять на левом фланге.
Они обследовали окрестности будущей позиции для засады. Иван нарисовал схему расположения огневых точек с маршрутом выхода из боя. Когда дело было сделано и можно было возвращаться, Николь сказала ему:
– Давай побудем здесь. Хотя бы до полудня.
– Так нельзя. Арман приказал сразу вернуться.
– Посмотри, как здесь хорошо. Проводник пусть уходит. Отпусти его.
В это время внизу послышался гул моторов. По звуку – не меньше трёх-четырёх машин. Через минуту на шоссе появился первый грузовик. За ним второй, третий. Четвёртый немного отставал. Кузова их были затянуты брезентом. По тому, как они натужно преодолевали открытый участок дороги до поворота, можно было понять, что там был подъём.
– Вот это хорошо, – сказал Иван, внимательно следя за колонной. – Машины здесь идут медленно.
Николь выслушала его и пнула ногой ящик с патронами. Девушка злилась. Надо было что-то делать.
– Николь, – сказал он, проводил за дальний поворот последний грузовик, – ты очень красивая девушка. Когда мы отомстим бошам за твоих родителей и за моего отца, мы сделаем всё, что ты захочешь.
– Правда?
– Вот те крест! – И Иван перекрестился.
– Смотри, ты поклялся! – Николь погрозила ему пальцем.
Он обнял её за плечи, поцеловал в щёку. Щека Николь сразу запылала густым румянцем. Волосы её пахли травой. Волосы девушек из Подлесного пахли так же…
Пока Николь приходила в себя, Иван взял пулемёт за ручку и, низко припадая к траве и прикрываясь от дороги высокими зарослями кипрея, побежал к соснам.
В соснах пахло разогретой на солнце смолой. В мае здесь было уже по-летнему тепло. Там и тут лежали серые камни, обросшие лишаем. По ним бегали шустрые ящерицы.
– Уходим? – спросил его по-французски проводник.
– Подождём Николь и уходим, – по обыкновению путая французские слова с немецкими и дополняя их жестами, ответил Иван.
К его манере разговаривать в отряде уже привыкли и хорошо понимали.
День прошёл в маете, в ожидании, когда солнце уйдёт за горы, обрамлённые хвойным лесом. Кто спал, кто просто притворялся. Впереди был первый настоящий бой отряда «Маки де Лор». Для большинства партизан тоже первый. Никто не знал, с кем они столкнутся уже на рассвете. Что их ждёт? Удача? Поражение? А вдруг колонна окажется слишком большой? С охраной. С крупнокалиберными пулемётами или скорострельным зенитным автоматом. Его они опасались больше всего.
Иван доложил Арману свой план и предупредил:
– Если в колонне будет зенитное сопровождение, её лучше не трогать. Подождать следующую.
– Иван! – засмеялся Арман. – Неужели ты боишься зенитной установки бошей? Мы просто должны в первую очередь уничтожить её вместе с расчётом. Вот и всё! И у бошей больше не будет этой установки!
В сумерках они собрались. Уничтожили все следы днёвки. Проверили оружие и двинулись вслед за проводником, соблюдая дистанцию в двадцать метров.
Через час собрались в сосняке. Арман поставил боевую задачу.
– Место сбора – здесь. Назад пойдём другой дорогой. На запасную базу. Если во время боя или в дороге разойдёмся, на основную базу не возвращаться. Это приказ.
Вначале к дороге ушло боевое охранение. Вскоре вернулось. Всё было тихо.
Когда Арман расставил людей и уже начали окапываться, по дороге прострекотал одиночный мотоцикл. За ним такая же одинокая легковушка. А спустя полчаса прошла большая колонна в тридцать грузовиков.
Иван отбросил землю, углубил окоп на штык. Затем выложил из плитняка бруствер. Камни ему послушно таскала Николь. Закончив с основным окопом, чуть выше, в зарослях ежевики отрыли запасную позицию.
– Иван, – спросила его Николь, когда они закончили работу и начали готовиться ко сну, – спать мы будем в одной постели?
– В одном окопе, – поправил он её.
Она улыбнулась.
Спали не больше часа. Начало светать.
На рассвете к ним пришёл Арман. Лицо у него было расстроенным.
– Посмотри вниз, – сказал Арман и кивнул винтовкой в сторону шоссе.
Иван выглянул из-за камней. Дороги не было видно. Всё пространство между холмами, поросшими хвойным лесом, заполнил густой туман. Ночь словно утрамбовала его, и теперь он даже не двигался.
– Надо ждать, – сказал Иван. – Сейчас подует ветер, и туман уйдёт.
– Остаётся только надеяться.
На рассвете дорога ожила…
Глава девятнадцатая
Сразу несколько бронебойных болванок врезались в башню и лобовую броню длинноствольного T-IV. Не останавливаясь и даже не сбавляя скорости, танк огрызнулся несколькими выстрелами. Но цена этого огня была ничтожной. Никакого вреда ни артиллеристам, ни ротам снаряды, выпущенные из башенного орудия немецкого танка, не нанесли. И уже следующая серия бронебойных трасс остановила T-IV.
Танк загорелся в каких-то пятидесяти-шестидесяти метрах от КП командира Восьмой роты. Воронцов уже приказал приготовить противотанковые гранаты и сам взял из ниши прикрытую сапёрной лопатой тяжёлую РПГ-43[25].
Открылся верхний люк. Но оттуда никто не появился. Пламя, смешанное с маслянисто-чёрным дымом, вырвалось вверх. Горела и моторная часть, куда, видимо, тоже угодил кумулятивный снаряд.
Артиллеристы своё дело сделали и тут же начали обстрел опушки леса осколочными снарядами.
Пулемёты работали без остановок. Автоматчики в ячейках не успевали менять диски. Огонь был доведён до такой интенсивности, что над линией окопов батальона стоял сплошной гул.
Воронцов положил назад в нишу противотанковую гранату, прикрыл сверху сапёрной лопаткой и посмотрел на фланги.
Рота дралась превосходно. Резко и часто, сливаясь в залпы, били винтовки. Торопливо частили ППШ. ДШК ефрейтора Чучина работал то короткими, то длинными очередями. Плотник стрелял прицельно. Природная вологодская скуповатость не позволяла ему как попало расходовать боезапас.
Но немцы наваливались на поляну перед Восьмой ротой такой густой толпой и так стремительно расползались по лугу и по обочинам дороги, что, несмотря на ураганный огонь взводов и фланкирующий огонь соседних рот, вскоре были уже в пятидесяти шагах от линии окопов. Они с двух сторон обтекали горящий T-IV и снова смыкались в сплошной поток.
Воронцов уже видел, как бежавшие впереди выдёргивали из раструбов сапог штоковые гранаты и отвинчивали колпачки.
Он резко повернулся к старшему лейтенанту и закричал:
– Почему не открываете огонь?!
Старший лейтенант положил трубку на рычаг и надел на свою видавшую виды солдатскую пилотку каску, такую же обшарпанную, поцарапанную, с трещиной на боку. Он махнул рукой за бруствер и сказал:
– Сейчас.
Мины рванули серией. Они буквально смели первые ряды прорывающихся, нарушили движение потока, так что он колыхнулся назад. Но из лесу напирали новые и новые волны, поток на мгновение замер, будто в коротком раздумье – куда дальше? – и стал растекаться вширь, захватывать окрестные перелески. Мины с металлическим хрустом взрывались в самой гуще потока. Вой и проклятия поднимались над дорогой и лугом. В траншее и ячейках, в пулемётных окопах позади хода сообщения тоже кричали и проклинали.