Власть и мы — страница 20 из 36

Понятно, что при Сталине такие выступления были бы невозможны, и только «хрущёвская оттепель», начавшаяся в середине 50-х годов, открыла «Ящик Пандоры», создав проблемы для властей. Из лагерей и ссылки вернулись осуждённые по 58-й статье. Писатели, художники и кинорежиссёры получили возможность творить без опаски оказаться под судом по обвинению в контрреволюционной пропаганде. А после доклада Хрущёва на XX съезде КПСС в феврале 1956 года возникло ощущение, что теперь вполне допустимо критиковать советскую власть и открыто выражать собственное мнение. Даже ввод войск в Венгрию осенью того же года для подавления восстания не поколебал уверенности в том, что грядут большие перемены. А через двенадцать лет на Красную площадь вышли несколько человек, протестуя против ввода советских войск в Чехословакию.

Что же заставило этих людей пойти на конфронтацию с властями? Обострённое чувство справедливости? Уверенность в том, что эта власть значительно слабее, в сравнении со сталинским режимом, поэтому стоит на неё только надавить и она вынуждена будет подчиниться? Откуда у диссидентов появилось желание пожертвовать собой ради туманных перспектив переустройства общества?

Если речь идёт о последователях Абрама Гоца и Евгении Ратнер – они в составе партии эсеров боролись с царским самодержавием, – здесь побудительные причины достаточно понятны. И Горбаневскую, и Бабицкого, и Гинзбурга, и Богораз побудило выступить против советской власти желание обрести свободу для полной реализации своих способностей вопреки распространённому в обществе антисемитизму. Этому наверняка способствовали и настроения в семье. К примеру, Людмила Алексеева, один из основателей Московской Хельсинской группы, в своих воспоминаниях приводит слова дяди, Бориса Львовича Славинского:

«Принципы социализма – для таких учёных дур, как ты. Нет принципов. Нет социализма. Есть просто шайка паханов».

Если покопаться в биографиях диссидентов, то можно обнаружить свидетельства того, что предки некоторых из них вполне благополучно жили в царской России – имели свой дом, хозяйство, владели небольшим предприятием, которое приносило доход. А кое-кто регулярно наезжал в Париж и посещал модные европейские курорты (см. «Загадочная Русь: от Рюрика до Путина»). И вдруг всё разом кончилось… Так что побудительные мотивы и здесь вполне понятны – жгучая обида на тех, кто стал инициатором крушения надежд.

Но каковы причины, которые заставили физика Юрия Орлова пожертвовать своей карьерой и примкнуть к российским диссидентам? Всё началось в 1956 году, после выступления на партийном собрании, посвящённом обсуждению доклада Хрущёва на XX съезде КПСС – тогда Орлов подверг весьма нелицеприятной критике Сталина и Берию, потребовав проведения демократических реформ в КПСС. За это он был исключён из партии и уволен из института, где работал. Как видим, причина для обиды была – хотел как лучше, поверив в искренность вождя, а за это его обухом по голове…

В начале 70-х годов Орлов стал активно участвовать в диссидентском движении, основав «Московскую Хельсинкскую группу». В ту пору он выступал в поддержку Андрея Сахарова и Владимира Буковского. По совокупности «заслуг» Орлов получил в 1977 году семь лет лагерей, а после окончания трёхлетней ссылки был выдворен из СССР.

Однако насколько была оправдана деятельность диссидентов, стоило ли жертвовать собой? Ни у Юрия Орлова, ни у Владимира Буковского нет ни малейших сомнений в том, что дело того стоило. В качестве доказательства Буковский в интервью газете «Русская Германия» 27 мая 2008 года привёл поистине «убойный» аргумент:

«Мне говорили Рейган и Тэтчер, что на них правозащитное движение в России оказало огромное воздействие».

Иными словами, Буковского «со товарищи» мы должны благодарить и за то, что на СССР повесили ярлык «империи зла», и за то, что США решили сокрушить советскую систему, нанеся удар по экономике – здесь следует напомнить о гонке вооружений, начавшейся в конце 70-х годов и о падении цены нефть, инициированном США с помощью Саудовской Аравии.

А вот что в 2014 году Людмила Алексеева сообщила в интервью на сайте «Радио Свобода» о ситуации в диссидентском движении середины 70-х годов:

«Мы были очень маленькое и очень обозримое сообщество».

Так что приходится признать, что эти люди были очень одиноки в своей стране и ни на йоту не приблизили реформы в идеологии и во внутренней политике – власть пала в результате экономических потрясений, к которым руководители страны оказались не готовы. Однако с приходом новой власти бывшие диссиденты не сумели оказать сколько-нибудь заметного влияния и на её политику – слишком незначителен был их авторитет среди людей.

Гораздо более существенный вклад в изменение политического строя в России сделал Андрей Сахаров. В 60-е годы он избежал сибирских лагерей, однако лишился орденов и званий. Только «перестройка» позволила ему вернуться к публичной деятельности. Вот что он написал в статье «Неизбежность перестройки», опубликованной в марте 1988 года:

«О чем же я думаю, что жду от перестройки? Прежде всего – о гласности. Именно гласность должна создать в стране новый нравственный климат! Общепризнанно, что в этой сфере мы шагнули дальше всего. Всё меньше запретных тем, мы начинаем видеть своё общество таким, какое оно было в прошлом и есть в настоящем. Люди должны знать правду и должны иметь возможность беспрепятственно выражать свои мысли. Развращающая ложь, умолчание и лицемерие должны уйти навсегда и бесповоротно из нашей жизни. Только внутренне свободный человек может быть инициативным, как это необходимо обществу».

Увы, умолчание и лицемерие никуда не делись, а отличить ложь от правды далеко не каждому дано – несмотря на гласность, слишком многое до сих пор скрыто от наших глаз, поскольку гласность находится в руках пропагандистов и интерпретаторов, как «либеральных», так и «патриотических», причём и те, и другие преследуют конкретные цели, действуя в интересах какой-то части общества. Но в 1989 году, во время своего последнего выступления на съезде народных депутатов, Андрей Дмитриевич всё ещё верил в возможность воплощения своих идей, а вместе с ним верила и значительная часть интеллигенции.

С началом нового тысячелетия наметились изменения в правящей верхушке, и кое-кто оказался не у дел. Тогда-то вновь возродилось протестное движение, причём по вполне обоснованной причине – надежды на успешную карьеру в органах власти не сбылись, а прибыльные предприятия уже разошлись по чужим рукам. Поэтому всё, что оставалось, – делать бизнес на политике, встав в позу непримиримой оппозиции. Как показали выборы 2003 года, шансов на реванш было крайне мало, но почему бы не попробовать, если есть возможность на этом деле прилично заработать?

После того, как стало известно об источниках финансирования оппозиционных партий либерального толка, в глазах большинства жителей страны слово «либерал» приобрело негативный смысл. И в самом деле, можно ли доверять тем, кто существует на подачки бывших олигархов? Тем не менее, правые партии до сих пор находят поддержку в крупных городах, однако было бы наивно рассчитывать на распространение либеральных взглядов среди значительной части населения. Предельно ясно и непротиворечиво сущность либерального движения разъяснил Николай Бердяев в трактате «О либералах», написанном в 1923 году:

«Слово либерализм давно уже потеряло всякое обаяние, хотя происходит оно от прекрасного слова свобода. Свободой нельзя пленить массы. Масса не доверяет свободе и не умеет связать её со своими насущными интересами. Поистине, в свободе есть скорее что-то аристократическое, чем демократическое. Это ценность – более дорогая человеческому меньшинству, чем человеческому большинству, обращённая прежде всего к личности, к индивидуальности».

Далее следует весьма существенное уточнение:

«Либерализм есть настроение и миросозерцание культурных слоев общества… Правда либерализма – формальная правда. Она ничего не говорит ни положительного, ни отрицательного о содержании жизни, она хотела бы гарантировать личности любое содержание жизни».

Ленин обещал землю и заводы, Хрущёв – коммунизм через двадцать лет, а нынешние либералы – всего лишь какую-то свободу, которую не намажешь на хлеб даже при большом воображении. Ещё одна причина низкого уровня поддержки либералов состоит в том, что, борясь за свободу и права граждан, они нередко забывают о своих обязанностях. Видимо, никто из них так и не удосужился прочитать слова Бердяева:

«Требования прав без сознания обязанностей толкало на путь борьбы человеческих интересов и страстей, состязание взаимоисключающих притязаний. Права человека предполагают обязанность уважать эти права. В осуществлении прав человека самое важное не собственные правовые притязания, а уважение к правам другого… Обязанности человека глубже прав человека, они и обосновывают права человека. Право вытекает из обязанности. Если все будут очень сильно сознавать права и очень слабо сознавать обязанности, то права никем не будут уважаться и не будут реализованы».

В начале 90-х либералы посчитали святой своей обязанностью перед будущими поколениями разбазарить государственную собственность, только бы не допустить возврата к прежнему режиму. Мысль, конечно, благородная, вот только в результате, вместо одурачивания под красным знаменем КПСС, народ получил то же самое под знаменем ельцинского триколора. Если же отвлечься от политики, то возникает вот какой вопрос: может ли человек рассчитывать на реализацию своих прав, если он пренебрегает обязанностями по отношениям к другим гражданам России? Понятно, что неуважение к ним вызовет ответную реакцию, и тогда такому человеку можно будет только посочувствовать.

По мнению российских либералов, цивилизованное государство служит людям – люди платят налоги государству, а оно обязано их обслуживать. Иными словами, личность важнее государства. Если это так, каждый гражданин может пренебрегать своими обязанностями по собственному усмотрению – что-то ему подходит, а что-то категорически не нравится. Но тогда и государство может наплевать на права такого индивида, не важно, кто он – простой рабочий, студент или писатель.