Однако большинство средневековых монастырей занимались не производством или борьбой с бедностью, а молитвой. В эти неспокойные времена, когда население было глубоко религиозным, молитва была тесно связана с убеждением. Священники и религиозные ордена давали советы людям и оправдывали существующую иерархию, и, что более важно, они пропагандировали видение того, как должно быть организовано общество и производство.
Способность духовенства убеждать усиливалась их авторитетом как посланников Бога. Учение церкви нельзя было подвергать сомнению. Любой публично выраженный скептицизм быстро приводил к отлучению от церкви. Законы также благоприятствовали церкви, как и светской элите, и давали полномочия местным судам, управляемым феодальной элитой, или экклезиастическим судам, которые находились под контролем церковной иерархии.
Вопрос о том, является ли власть духовенства выше светской власти, оставался спорным на протяжении всего Средневековья. Архиепископ Кентерберийский Томас Бекет знаменит тем, что вступил в спор с Генрихом II. Когда король настоял на том, что серьезные преступления, совершенные священнослужителями, должны рассматриваться в королевских судах, Бекет ответил на это: "Этого, конечно, не будет сделано, ибо миряне не могут быть судьями [церковных] клерков, и что бы ни совершил этот или любой другой представитель духовенства, его следует судить в церковном суде". Бекет был бывшим лорд-канцлером и доверенным лицом короля, и он считал себя защитником свободы - или одной из форм свободы - против тирании. Король расценил эту позицию как предательство, и его ярость в конечном итоге привела к убийству Бекета.
Но это применение силы королем обернулось обратным эффектом, поскольку только усилило силу убеждения церкви и ее способность противостоять королю. Бекет стал считаться мучеником, и Генриху II пришлось совершить публичное покаяние у его гробницы. Гробница оставалась важной святыней до 1536 года, когда под влиянием протестантской Реформации и желая вступить в новый брак, Генрих VIII выступил против католической церкви.
Сломанный вагон
Такое неравное распределение социальной власти в средневековой Европе объясняет, почему элита могла жить безбедно, а крестьянство - в нищете. Но как и почему новые технологии привели к дальнейшему обнищанию большей части населения?
Ответ на этот вопрос тесно связан с социально предвзятой природой технологии. То, как используется технология, всегда переплетается с видением и интересами тех, кто стоит у власти.
Наиболее важная часть производственного ландшафта средневековой Англии была реорганизована после Нормандского завоевания. Норманны усилили господство лордов над крестьянами, и этот контекст определил заработную плату, характер сельскохозяйственного труда и способ внедрения новых технологий. Мельницы представляли собой значительные инвестиции, и в экономике, где землевладельцы стали крупнее и политически сильнее, было естественно, что именно они будут осуществлять эти инвестиции, причем таким образом, чтобы еще больше укрепить свои позиции в борьбе с крестьянами.
Феодалы сами управляли большими участками земли, имея значительный контроль над своими арендаторами и всеми, кто жил в их поместьях. Этот контроль был крайне важен, поскольку сельские жители должны были выполнять неоплачиваемую, по сути, принудительную работу на владениях сеньора. Точные условия этой работы - как долго она должна длиться и насколько она должна совпадать с сезоном сбора урожая - часто обсуждались, но местные суды, контролируемые лордами, принимали решения при возникновении разногласий.
Мельницы, лошади и удобрения повысили производительность труда, поскольку теперь можно было производить больше сельскохозяйственной продукции, используя то же количество труда и земли. Но повозки производительности нигде не было видно. Чтобы понять, почему этого не произошло, давайте вновь обратимся к экономике "ленточного вагона производительности".
Хотя мельницы экономят труд на различных работах, таких как помол кукурузы, они также повышают предельную производительность работников. В соответствии с перспективой повышения производительности, работодатели должны нанимать больше людей для работы на мельницах, а конкуренция за работников должна привести к росту заработной платы. Но, как мы видели, институциональный контекст имеет огромное значение. Повышение спроса на работников ведет к росту заработной платы только тогда, когда работодатели конкурируют за привлечение рабочей силы на хорошо функционирующем рынке труда без принуждения.
В средневековой Европе не было такого рынка труда и конкуренции между мельницами. В результате заработная плата и обязательства часто определялись тем, что лордам могло сойти с рук. Лорды также решали, сколько крестьяне должны платить за доступ к мельницам, и устанавливали некоторые другие налоги и повинности, которые они должны были платить. Благодаря большей социальной власти при нормандском феодализме лорды могли закручивать гайки.
Но почему внедрение новых машин и связанное с этим повышение производительности труда приведет к еще большему ущемлению крестьян и ухудшению уровня жизни? Представьте ситуацию, в которой новые технологии повышают производительность, но лорды не могут (или не хотят) нанимать дополнительных работников. Тем не менее, они хотели бы иметь больше рабочих часов для более производительной технологии. Как этого добиться? Один из способов, который часто игнорируется в стандартных расчетах, заключается в усилении принуждения и выжимании большего количества труда из существующих работников. Тогда рост производительности приносит выгоду землевладельцам, но наносит прямой ущерб рабочим, которые теперь страдают и от большего принуждения, и от более продолжительного рабочего дня (и, возможно, даже от более низкой заработной платы).
Именно это произошло после появления мельниц в средневековой Англии. По мере внедрения новых машин и роста производительности труда феодалы все интенсивнее эксплуатировали крестьянство. Рабочие увеличивали рабочее время, оставляя меньше времени на уход за собственным урожаем, а их реальные доходы и домашнее потребление падали.
Распределение социальной власти и видение эпохи также определяли, как разрабатывались и внедрялись новые технологии. Важнейшие решения касались того, где будут строиться новые мельницы и кто будет их контролировать. В орденском обществе Англии считалось справедливым и естественным, что и лорды, и монастыри управляли мельницами. Эти же люди обладали властью и полномочиями, чтобы не допустить появления конкурентов. Это позволяло мельнице лорда перерабатывать все зерно и ткани в местной экономике по ценам, установленным лордом. В некоторых случаях феодалам даже удавалось запретить домашний помол. Такой путь внедрения технологий усугублял экономическое и силовое неравенство.
Синергия между принуждением и убеждением
Мы можем увидеть роль доминирующего видения средневекового общества, подкрепленного принудительной властью религиозной и светской элиты, в определении пути внедрения технологий на примере истории о попытке Герберта Декана построить ветряную мельницу в 1191 году. Аббат Бури Сент-Эдмундс, одного из самых богатых и могущественных монастырей, был недоволен этим предпринимательством и потребовал, чтобы ветряная мельница была немедленно снесена, поскольку она будет конкурировать с мельницами его монастыря. Согласно Джоселину из Бракелонда, который работал на аббата, "услышав это, декан пришел и сказал, что он имеет право делать это на своей свободной вотчине, и что в свободном пользовании ветром не должно быть отказано никому; он также сказал, что хочет молоть там свою собственную кукурузу, а не чужую, чтобы не подумали, что он делает это в ущерб соседним мельницам".
Аббат был в ярости: "Я благодарю тебя так, как должен был бы благодарить, если бы ты отрубил мне обе ноги. Клянусь Богом, я никогда не буду есть хлеб, пока это здание не будет снесено". В соответствии с толкованием обычного права настоятелем, если мельница существовала, он не мог запретить соседям декана пользоваться ею, и это было бы конкуренцией для собственных мельниц монастыря. Однако, согласно той же интерпретации, декан не имел права строить ветряную мельницу без разрешения настоятеля.
Хотя такие аргументы в принципе можно было оспорить, на практике у декана не было возможности оспорить их, поскольку все вопросы, связанные с правами монастыря, решались в церковном суде, который выносил решение в пользу влиятельного аббата. Декан поспешно снес свою мельницу как раз перед тем, как прибыли судебные приставы.
Со временем контроль церкви над новыми технологиями усилился. К тринадцатому веку монастырь Сент-Олбанс в Хартфордшире потратил 100 фунтов стерлингов на модернизацию своих мельниц, а затем настоял на том, чтобы арендаторы доставляли на эти мельницы всю свою кукурузу и ткань. Несмотря на то, что у арендаторов не было доступа к другим мельницам, они отказывались подчиняться. Ручная обработка сукна дома была предпочтительнее, чем высокая плата монастырю.
Но даже эта небольшая независимость натолкнулась на замысел монастыря быть единственным бенефициаром новых технологий. В 1274 году аббат попытался конфисковать ткани из домов арендаторов, что привело к физическим столкновениям между арендаторами и монахами. Неудивительно, что когда арендаторы выразили протест в Королевском суде, решение было принято не в их пользу. Их сукно должно было обрабатываться на мельницах аббата, и они должны были платить пошлину, установленную монастырем.
В 1326 году произошла еще более ожесточенная конфронтация с Сент-Олбансом по поводу того, разрешено ли арендаторам молоть зерно дома с помощью ручных мельниц. Монастырь дважды осаждали, и когда аббат в конце концов одержал победу, он захватил все домашние жернова и использовал их для мощения двора в монастыре. Пятьдесят лет спустя, в ходе крестьянского восстания, крестьяне ворвались в монастырь и разбили двор, "символ их унижения".