Они отметили на карте полярный фронт. Даниэлла откинулась на спинку кресла и кивнула Хэверсу.
– Ладно, – сказала она. – Рассказывай, что видишь. Посмотрим, чему ты научился за эти шесть недель.
Хэверс уставился на карту. Карта подсказала ему кое-что, но этого было не достаточно. Приближается холодный фронт, давление изменится. На границе, возможно, будет буря. Это неважно. Но…
ХЭВЕРС ВЗЯЛ другую карту, большую, и быстро и аккуратно начертил на ней погодную диаграмму. Даниэлла смотрела на него, ее серые глаза были непроницаемы.
Он рассмеялся.
– Не надо уничтожать бурю, – сказал он. – Сейчас не то время года. Возможно, в Дакоте будет небольшая заварушка, но это неважно.
– Почему?
– Прибрежные фруктовые культуры, – ответил Хэверс. – Днем жарко, а ночью холодно. Слишком холодно для этого времени года. Садоводам пригодится облачное покрывало, чтобы спасти урожай.
– Как спасти?
Это он знал наизусть.
– Ночные облака отражают тепло, поглощенное землей жарким днем. Излучение просто будет отражаться туда и обратно всю ночь, вместо того, чтобы рассеяться в космосе, дав растениям замерзнуть. Вот почему не стоит уничтожать бурю, пока она не уйдет на юг слишком далеко. Довольна?
Даниэлла быстро кивнула.
– На сегодня хватит, – встав и зевнув, сказала она. – Я устала. Во всяком случае, теперь это просто рутина, и тебе осталось всего пару дней. А в среду ты отправляешься в Патруль, не так ли?
– Все верно. Патруль пятьдесят один.
– Вот как? – переспросила Даниэлла со странной ноткой в голосе. – Ну, за тобой будет присматривать хороший капитан. Приберись в лаборатории, прежде чем идти спать. Спокойной ночи.
Даниэлла ушла, устало ссутулив плечи. Хэверс секунду посмотрел ей вслед, затем, насвистывая, вернулся к работе. Дело шло медленно. Его голова была занята другим – будущими полетами на настоящей службе.
Это была интересная, престижная и очень важная работа. С тех пор, как в 1946-ом году человечество сделало первый эпохальный шаг к управлению погодой, когда Винсент Шэфер сбросил в облако пару килограммов сухого льда, переохладил его и заставил выпасть на поверхность в виде осадков, человек еще немного приблизился к тому, чтобы стать безраздельным хозяином планеты. Погодой можно было управлять!
Тем, кто пережил бушующие ураганы, обильные потопы, сильные похолодания, периоды засухи и тысячи других капризов любой планеты, не являющейся идеально гладким шаром из воды или камня, вращающимся вертикально, а не с наклоном, управление погодой казалось настоящим чудом.
Даже в 1946-ом и 1947-ом уже было возможно предсказывать будущее. Не в ближайшие дни, разумеется, но скоро, очень скоро…
Фермеры уже могли выращивать привередливые культуры и не переживать, что метель уничтожит их, потому что бурю можно было лишить сил еще до того, как она доберется до полей, на какой-нибудь территории, где снегопад никому не навредит, а, может, и принесет пользу, если снег, например, пополнит бассейн реки. Теоретически, это могло положить конец засухам, а также означало, что города и транспортные узлы больше никогда не будут завалены снегом.
Это предвидели даже в 1947-ом, а сегодня Земля, в климатическом отношении, походила на рай больше, чем за весь период со времени доисторической эпохи, когда погоду можно было предсказать на пару тысяч лет вперед, потому что тогда ландшафт не вызывал ее изменений. Экология была сбалансирована. Человек управлял погодой.
Не без труда и не всецело. Катастрофы все еще происходили. И с древнего нечеловеческого врага, безостановочно нападающего из всех областей рождения бурь, нужно было постоянно не спускать глаз. Это была бесконечная война с врагом, обладающим неограниченными ресурсами.
Врагом, чьим голосом был гром, а мечом – молния. Неумолимым врагом, дубиной которого являлся сам ураган. Неудивительно, что Погодный Патруль был окружен романтическим ореолом, ведь он сражался с самой мощной силой, когда-либо существовавшей на планете.
Пока планета непрерывно катилась по своей гигантской спирали, она ежечасно рождала богов сильнее Зевса и всех его союзников, а также циклопов, правящих громом и молнией, и гекантонхейров, сторуких чудовищ, сотрясающих Землю.
С полюсов накатывали штормы, чтобы встретить древних богов ветра и тьмы, летающих на реактивных самолетах Погодного Патруля – Ликвидаторов Бурь.
Глава 9. Даниэлла Вон, Лидер
ЭТО случалось в те редкие моменты, когда Март Хэверс оставался один. Именно тогда его начинали тревожить воспоминания. В основном, работа почти не давала ему возможностей для самоанализа. Но он уже смутно понимал, что его прошлое было слишком неясным.
Хэверс кое-что помнил о своем детстве в приюте – эксперты мнемоники пытались держаться как можно ближе к реальным фактам – а также о юности и последующей подготовке к работе. Но во всем этом была какая-то странная… призрачность? Пустота? Хэверс не мог точно сказать. Он лишь знал, что у него в разуме стоит какая-то блокировка, не позволяющая ему заглянуть в прошлое и даже захотеть туда заглянуть. Он понимал, что это неправильно, и это не давало ему покоя.
Работа психологов над Хэверсом не была идеальной. По какой-то причине, его сознание оказалось устроено сложнее, чем все остальное, над чем когда-либо трудились эксперты. Никому из людей с возможностями Лидера не требовались такие изменения, пока не появился Хэверс. В целом, ученые добились успеха. Теперь Хэверс искренне верил в правоту кромвеллиан, в их цели и свод правил. Верил, потому что длинная цепь, соединяющихся друг с другом псевдо событий, осторожно имплантированных в сознание Хэверса, привела его к тому, чтобы он встал на сторону Лидеров.
Но в его разуме остались места, которые ученые не заполнили. Остались глубины, куда они не смогли забраться. И вакуум в этих пустотах стремился заполниться сам, поэтому посылал маленькие водовороты безымянного недовольства на поверхность сознания Хэверса.
Одну из таких пустот оставила Джорджина.
Этим вечером, приводя лабораторию в порядок, он нашел идентификационный диск Даниэллы Вон. Диск лежал под ее креслом, к нему вела порвавшаяся цепочка. Хэверс поднял диск и посмотрел на ровные, загадочные символы, мало что рассказывающие о Даниэлле. Ну, медальон понадобится ей уже утром. Хэверсу лучше его вернуть.
Возможно, пройдет еще тысяча лет, прежде чем люди начнут полностью понимать, насколько сложен человеческий мозг. Пока Хэверс стоял перед дверью в апартаменты Даниэллы, в его голове тек странный поток мыслей. Он даже не мог найти его источник, а серьезные ученые, создавшие искусственные шаблоны мышления, тоже не смогли ничего понять, когда оставили эти пустые места… но нынче вечером Хэверс был подсознательно готов к тому, что его ждало.
Прохладный ночной ветер бесшумно дул через приоткрытую дверь. Хэверс услышал внутри тихие шаги.
Он позвонил в звонок.
– Это ты, Мега? – отозвался приятный, бесстрастный голос Даниэллы. – Заходи. Я давно тебя жду.
Март подчинился прежде, чем понял, что она говорит не ему.
Комната была просторной, а потолок – высоким, на полу лежали синие ковры, из освещения был включен лишь ночник в дальнем углу, выполненный в форме стильно украшенной цветущей лозы. На низком столике рядом с креслом лежали книги, а рядом с ними расположились знакомые очки для чтения. Тщеславие контактных линз было не для Даниэллы.
Секунду Хэверс не мог ее найти. Затем приятный голос раздался снова, и Хэверс повернулся к большим окнам, через которые пробивался лунный свет и яркий блеск Чикаго, подобного гигантскому футляру с бриллиантами, уходящему в усеянные звездами небеса и смешивающему свои звезды с теми, что находятся в космосе.
Чикаго? Хэверс на секунду растерялся. Это же должен был быть другой город. Рено? Нет, точно не Рено. Он же никогда не видел Рено, в этом сомнений нет. Он обыскал все доступные закоулки памяти и не нашел ответа.
– Мега? – донесся с балкона голос Даниэллы. – Кто там?
Затем она сама вышла через открытую стеклянную дверь, остановилась, уставившись на Хэверса, и тот на мгновение потерял дар речи.
Если бы не этот приятный тихий голос, он бы никогда ее не узнал. Голубые и пастельные тона комнаты могли подсказать ему, что тут жила блондинка, и то, что в своих квартирах даже Лидеры-женщины могут творить что угодно.
Но слово «блондинка» никак не могло описать Даниэллу Вон. Ее изящная и ускользающая красота поразила Хэверса. Волосы Даниэллы, весь день собранные под строгой лабораторной кепкой, теперь перетекали гладким потоком через одно плечо, словно расплавленный белый металл, и доходили почти до талии. Она приподняла густые волосы и заправила их обеими руками за уши, как вдруг узнала Хэверса. И тоже на секунду потеряла дар речи.
– Я подумала, это мой парикмахер, – засмеявшись, сказала Даниэлла. – Прошу прощения. Теперь ты знаешь мой секрет. Даже женщина-Лидер может быть слишком тщеславной, чтобы отрезать свои волосы.
ХЭВЕРС ДАЖЕ не понял, что так и не ответил Даниэлле. Он пристально и по-новому смотрел на ее изящное, ясное лицо, обрамленное пепельно-белыми волосами. То же самое лицо он видел ежедневно уже ряд недель, но… Нет, оно стало другим. Едва различимые изменения, такие неуловимые, что их нельзя было описать словами, необъяснимым образом придали лицу Даниэллы совершенно иной вид. Но, кроме всего прочего, ритуал превращения в некрасивую женщину включал в себя создание ненавязчивого акцента на неправильных чертах лица при помощи однотонного тонального крема.
А теперь, когда макияж перестал скрывать естественный розоватый цвет лица Даниэллы, особенно красиво выглядевший на фоне искусно оформленной комнаты, у Хэверса перехватило дух. А под бесформенной одеждой, которую она носила на работе день ото дня, скрывалось тело ничуть не менее прекрасное, чем ее лицо. Туго подпоясанный халат мало что мог утаить.
Один из водоворотов, тревожащих поверхность сознания Марта Хэверса, незаметно замедлил вращение и начал уменьшаться. Глубоко под ним пустота, из которой он поднялся, заполнялась, пока он любовался Даниэллой Вон.