Дом, попасть в который тоже не составило труда, встретил их запахами моря, летних трав, смолы от нагретых досок. Покинутый людьми, он словно превращался в объект природы, в часть зарастающего сада, и уже принял новых жильцов – муравьев и ящериц.
Георгий прошелся по комнатам, оглядываясь. Заглянул в спальню Майкла, остановился на пороге.
– Это его половина, я жил наверху, – объяснил Игорь. – Вот этот сейф был вскрыт, а второй они не нашли.
– Со вкусом устроились, – заметил Георгий Максимович желчно.
В библиотеке, освещенной мягким предзакатным светом, Игорь снял с полки два тяжелых тома с золочеными обрезами, нашел углубление, в котором был спрятан рычаг пружины. Георгий помог ему отодвинуть секцию шкафа. Несколько секунд они молча разглядывали старинный сейф с эмалевой инкрустацией и бронзовым декором; Игорь слышал собственный учащенный пульс. Он потянул за ручку, и прохладная лакированная дверца бесшумно открылась.
Содержимое было на месте. На верхней полке сейфа лежали папки с документами, внизу – выносной диск компьютера, две пачки евро в банковской упаковке и продолговатый, обтянутый сафьяном футляр, который Коваль, видимо, привез из последней своей поездки; по крайней мере, открывая сейф в последний раз, Игорь не заметил ничего подобного.
– Интересно, откуда ты знаешь про этот сейф? – спросил Георгий, который, видимо, давно уже обдумывал этот вопрос.
– Просто догадался. Случайно подсмотрел. Коваль не знал, что я знаю.
Георгий взял шкатулку, повертел, разбираясь с крохотной защелкой.
– Вот и сокровища. Как думаешь, Фаберже?
– Он покупал разные вещи на аукционах.
– Коллекционер, – процедил Измайлов сквозь зубы и добавил крепкое ругательство. – Странно, что его раньше никто не нахлобучил.
Разглядывая женские украшения с блестящими камнями, Игорь вдруг почувствовал эрекцию и понял, что Измайлов возбужден не меньше. Их руки соприкоснулись и замерли. Но внутренний голос подсказывал, что сейчас нельзя поддаваться соблазну, что это грозит им обоим каким-то еще неизведанным наказанием.
– Это мы оставим здесь, – сказал Георгий. – И деньги тоже. Нужно взять только документы.
Игорь принес из кухни пакет, в него сложили папки. Синюю тетрадку с записями Измайлов сунул во внутренний карман пиджака.
– Возвращайся к машине, – сказал Игорь, когда они закрыли сейф и задвинули обратно книжные полки. – Хочу еще взять пару вещей. Я догоню.
– Ты уверен? – спросил Георгий.
– Да, – кивнул Игорь.
Солнце уже опустилось к самой кромке моря, томный зудящий звук в траве сделался глуше, приблизив шум прибоя. Уже с трудом превозмогая боль в колене, Игорь подошел к пересохшему бассейну, опустился в плетеное кресло и вынул из кармана конверт. Майкл писал:
Любимый мой мальчик!
Если ты держишь в руках эти листки, значит, меня уже нет среди живых. Не знаю, будет ли у нас возможность попрощаться наедине – моя болезнь часто преподносит горькие сюрпризы. Поэтому я решил обратиться к тебе с этих страниц.
Верю, что ты опечален моим уходом, и надеюсь, что не дал повода вспоминать меня с упреком. Знаю, что когда-нибудь время приблизит нас друг к другу, и ты сможешь понять, что значит любить без надежды на взаимность. Я не питаю иллюзий и трезво понимаю, что мое чувство к тебе так и осталось безответным. Большее, на что я мог надеяться, – не вызывать неприязни или отвращения; по крайней мере, я делал все от меня зависящее.
Ты наполнил финал моей жизни смыслом, и я бесконечно благодарен тебе за это. Да, я много страдал, но был и очень счастлив рядом с тобой. И не только в минуты наслаждения, но даже во время наших quarrels, когда мы оба говорили лишнее.
Я не люблю сентиментальности, но наедине я часто сравнивал тебя с цветком, потому что ты так же красив и так же беззащитен перед ударами судьбы. Ты не можешь жить без опеки. У меня тяжело на сердце, когда я думаю, что должен буду оставить тебя одного. По счастью, я могу рассчитывать на своих друзей.
Мне больно об этом думать, но все же представляется вполне вероятным, что после моей смерти ты захочешь построить новые отношения. Будь благоразумен в выборе – ты плохо знаешь жизнь, легко доверяешься посторонним людям, тебя могут обмануть и больно ранить. По этой же причине я не хочу оставлять тебе каких-то значительных денежных сумм. Ты не умеешь распоряжаться деньгами и легко станешь жертвой мошенников. Поэтому я советую тебе довериться человеку зрелому, материально обеспеченному, который сможет предоставить тебе привычный комфорт.
Это письмо тебе передаст Азарий Слезник. Ты знаешь его, он порядочный человек, можешь целиком ему довериться. Скажу сразу – мне бы хотелось, чтобы ты вместе с ним вернулся в Аргентину. Это красивая и дешевая страна, подходящая для спокойной жизни. Азарий Маркович предоставит тебе возможность устроиться в нашем старом доме в Байя-Бланка или же в Буэнос-Айресе. Я инвестировал некоторую сумму, что позволит тебе раз в полгода получать небольшие проценты. Со временем размер выплат увеличится. Но эти дивиденды ты сможешь получать только через Азария. Он поможет тебе организовать самостоятельную жизнь и разумно контролировать расходы, а также найдет подходящую работу, если выплаты окажутся недостаточными.
Так я хочу оградить тебя от соблазна вернуться в Петербург. Я знаю, что ты скучаешь по друзьям и по родному городу, но это не причина подвергать себя риску.
Помни, что ты всегда можешь обратиться за советом и поддержкой к любому из наших прежних знакомых – к Чистяковым, к Сергею Меликяну, к Алексу Шиферу в Майами.
Главное, от чего я хочу тебя предостеречь, – это возвращение к прежним ошибкам. Человек, предавший однажды, всегда сделает это снова. Будь осторожен, цени свою молодость и красоту, не доверяй пустым обещаниям.
Хочу, чтобы ты знал, дорогой мой мальчик, что я любил тебя с той минуты, когда увидел в первый раз, и все сильнее с каждым днем. Я благодарен судьбе за то, что она подарила мне счастье обладать тобой, пусть даже заплатив за это непомерную цену.
Храни тебя Бог, и будь счастлив.
Вечно твой Майкл
Солнце садилось, и вода сверкала расплавленным золотом. Прикрыв рукой глаза, Игорь смотрел на море и вспоминал, как еще в Буэнос-Айресе, на хэллоуин, который праздновали дома у Джудит, Майкл нарядился drug-queen. Как ни странно, в кольчуге из стразов, в шнурованных ботинках на платформе и в шлеме из серебристой чешуи он не казался ни смешным, ни жалким. Этот наряд странным образом придал его заурядному облику величие.
Игорь закрыл глаза и явственно ощутил чье-то присутствие рядом с собой. Кто-то незримый в серебряных доспехах встал позади и положил руку ему на голову.
Игорь попытался стряхнуть морок, резко поднялся, но тут же перед его глазами завертелись яркие точки, поплыли огненные круги.
Некто в серебряном одеянии помог ему взлететь, и с высоты в несколько метров Игорь увидел себя, лежащего на краю бассейна. Глаза его были открыты, но неподвижны, и пятно крови вокруг головы медленно растекалось по голубой кафельной плитке.
– Все хорошо, мой милый мальчик. Ты умираешь, – проговорил Майкл. – Ты навсегда останешься здесь со мной.
– Нет, нет! – изо всех сил крикнул Игорь, но не услышал собственного голоса.
Воин света
Всегда видеть тебя,
Всегда ловить твои взгляды…
Ах, вот если бы ты,
Став зеркалом этим, ждал
По утрам моего пробужденья.
Часы полдневного зноя казались пока не слишком обременительной платой за свежесть утренних бризов, за великолепные сумерки и душистые, томные средиземноморские вечера. Остров, который древние считали совершенной моделью мира, за день словно перемещался из умеренного климата в африканские тропики, встречая ночь на Ближнем Востоке. Земля Сицилии крепким узлом соединяла нити цивилизаций, как нарождающихся, так и давно забытых, отдавала дань исступлению мрачных суеверий так же, как и отважному свободомыслию, кичилась и вековой провинциальностью, и былым величием; привычно зажиточная, дорожила свидетельствами упадка.
Постепенно привыкая к жаре и прекрасным ландшафтам, на четвертый день в Палермо Георгий Максимович чувствовал себя героем анекдота, который отпуск на морском курорте проводит за игрой в преферанс. Он так и не побывал на пляже, только пару раз искупался в гостиничном бассейне, часами просиживая над бумагами и файлами Майкла Коваля. Меньше чем за двое суток ему нужно было хотя бы наскоро разобраться в структуре чужого бизнеса, описать активы и прикинуть возможности их изъятия и дележа.
Сложность заключалось в том, что слишком многое отвлекало его от работы, требовавшей подсказок интуиции и, следовательно, большой сосредоточенности. Вдобавок он все явственнее ощущал за собой слежку. Рассеянный человек, три часа назад кого-то ожидавший в вестибюле клиники, садился за соседний столик в кафе, мотоцикл с одним и тем же номером, управляемый то стариком, то молодой женщиной, парковался неподалеку от его машины. По крайней мере два раза во время его отлучек был обследован гостиничный номер. В других обстоятельствах он просто не придал бы значения многим мелочам, но теперь даже соскользнувшая с вешалки рубашка свидетельствовала об осторожном вторжении.
Игорь эти два дня оставался в клинике. Врачи диагностировали легкое сотрясение мозга, ушибы мягких тканей в области груди и сильное нервное истощение. От укола успокоительного мальчик проспал больше пятнадцати часов и не сразу вспомнил, где и почему оказался, – только недоверчиво смотрел на Георгия, прижимая его руку к своей щеке.
Жизнь разрушила все умозрительные конструкции. Георгий чувствовал, что любовь, которую в жертву спокойствию он вырезал из себя, как опухоль, не только никуда не исчезла, но неисцелимо разрослась метастазами, став частью его кровеносной системы. В этом чувстве, как в фокусе линзы, сходились все главные движения души – и дружеская теплота, и жалость, и чувство вины, и отнятая у Максима отцовская нежность, и плотская страсть.