Книга третья
8 сентября 2011. Сейчас в Москве идет суд по делу о прошлогодних беспорядках на Манежной площади. Это очень интересный суд. Вряд ли в ходе процесса общество узнает, кто, как и зачем собрал несколько тысяч молодых людей на Манежной, но это в данном случае и не важно.
То, что происходит сейчас в Тверском суде, интересно с той точки зрения, что нам открываются новые пределы допустимого цинизма в отношениях между государством и гражданами. Если суд пройдет без каких-нибудь неожиданностей, то можно будет смело сказать, что после этого суда в России с общественным мнением можно будет делать что угодно.
Надеюсь, все помнят, что происходило 11 декабря прошлого года на Манежной площади. То есть помнят, я думаю, все примерно одно и то же, но трактуют, конечно, по-разному. Какой-то общепринятой точки зрения по этому поводу нет.
И вот сейчас в Тверском суде, как в какой-то лаборатории, синтезируется официальная версия событий на Манежной. Все настолько просто, что даже тошно. Из десяти тысяч, которые были на Манежной, по какому-то абсолютно произвольному принципу выбрали пятерых — каких-то совершенно неизвестных и неважных людей. Это не организаторы погромов, не лидеры фанатских или нацистских группировок, вообще никто. Если что-то и объединяет этих подсудимых, то только то, что трое из пяти — члены партии Эдуарда Лимонова «Другая Россия».
И вот здесь уже включается какая-то абсолютно потусторонняя логика, согласно которой «лимоновцы» — это какая-то экстремистская банда, которая постоянно кого-то избивает, убивает и громит. Вообще, это неправда. Последние несколько лет вся публичная активность «лимоновцев» сводится максимум к участию в митингах на Триумфальной площади или к аналогичным акциям, типа сидячих забастовок у Соловецкого камня в поддержку сидящей в тюрьме нацболки Таисии Осиповой. А лет пять назад, когда эта партия еще не была уничтожена, все исходящее от нее «насилие» сводилось к бросанию в политиков помидорами и вывешиванию плакатов в окнах присутственных мест. Я десять лет пишу о них, я знаю и даже свидетельствовал в суде — кстати, в том же, Тверском, что никакого насилия «лимоновцы» не практикуют в принципе.
И вот сейчас, когда Тверской суд делает из них организаторов погрома — это настолько подло и нечестно, что можно точно сказать — если события на Манежной так и свалят на этих пятерых, то с нами можно делать все. Ссылки на писателя Кафку в политическом комментарии — это, вообще-то, дурной тон, но суд по делу о событиях на Манежной — это действительно Кафка.
12 октября 2011. Хрестоматийное выражение Анны Ахматовой об Иосифе Бродском — «какую биографию делают нашему рыжему» — в равной мере относится к каждому, кто когда-нибудь оказывался в состоянии конфликта с властью в нашей стране.
Автором обозначения «партия жуликов и воров» применительно к партии «Единая Россия» принято считать Алексея Навального, и это действительно его слова, но нельзя не признать, что в одиночку Навальному никогда бы не удалось сделать этот лозунг настолько популярным. Его соавторами стоит считать и депутата Госдумы Евгения Федорова, который полгода назад решил вызвать Навального на дебаты, чтобы доказать, что Навальный неправ — в итоге Федоров и себя выставил на посмешище, и к Навальному и его лозунгу внимание привлек. Потом еще был адвокат Шота Горгадзе, который от имени каких-то единороссов хотел судиться с Навальным, и тоже оказался в итоге таким рекламным агентом, доносящим идеи Навального до тех, кто по каким-то причинам не обращал на них внимания. Потом один из лидеров «Единой России» Андрей Исаев на глазах тысяч фолловеров приставал к Навальному в Twitter с требованием опровергнуть тезис о жуликах и ворах, а когда Навальный ему отказал, Исаев — черт побери, второе или третье лицо в партии власти! — начал сочинять стихи типа «Только тех, кто врут и лгут, навальнятами зовут!» Потом еще были прокремлевские молодежные активисты, пропагандировавшие версию, согласно которой Навальный — сам жулик и вор, потому что в магазине его родителей продается водка. И эта агрессивная кампания тоже если и давала какой-то результат, то становилась дополнительной рекламой для Навального. И вот, наконец, в Люблинском суде Москвы некий единоросс Владимир Свирид судился с Навальным опять же по поводу слогана «партия жуликов и воров». Суд единороссу вчера отказал, и информагентства сообщают об этом, снова и снова повторяя: «Партия жуликов и воров, партия жуликов и воров».
Одиночка Навальный, бросающий вызов Голиафу «Единой России» — это, конечно, красивый былинный сюжет. Но нельзя не обратить внимание, что оппоненты Навального, пытающиеся его остановить, в итоге оказываются гораздо более полезными его союзниками, чем любые самые искренние сторонники.
Конспиролог сделал бы из этого вывод, что за Навальным как раз и стоит «Единая Россия», тайно его раскручивающая, но конспирологи никогда не бывают правы. Просто у нас в стране ничего не меняется, и если появляется вдруг какой-нибудь «рыжий» — ему немедленно начинают «делать биографию». Просто у нас так принято.
22 ноября 2011. Транспортная полиция вообще-то могла бы и не сообщать о том, что она установила наблюдение за «лидерами неформальных объединений и экстремистски настроенными лицами». Мы все живем в России, все начали жить здесь не вчера и такого рода новости звучат не более оригинально, чем выступления знаменитого капитана Очевидность. Каждый оппозиционер расскажет вам, как за ним ходят личности в штатском или даже в форме, и это настолько привычно и скучно, что даже говорить об этом не хочется. Но раз уж транспортная полиция сама отрапортовала, что все у нее под контролем, в порядке ответного слова могу рассказать, как это у них делается.
Я, конечно, не лидер неформального объединения и, надеюсь, не слишком экстремистское лицо, но опыт открытого полицейского наблюдения есть и у меня. За полгода до прошлых парламентских выборов, весной 2007 года, в Москве ОМОН разгонял очередной марш несогласных, меня тоже забрали, и Бог бы с ним — продержали три часа в отделении и отпустили. Но спустя какое-то время, когда я поехал в командировку, в аэропорту у стойки регистрации ко мне подошел транспортный милиционер, который сказал, что я должен проследовать за ним. Не знаю, насколько это законно, но я не стал возмущаться, а пошел за милиционером. Пришли в милицейскую комнату аэропорта, милиционер достал бланк протокола и стал спрашивать, куда и зачем я еду и когда планирую вернуться.
Мне, конечно, было интересно, зачем это все делается, и я спросил об этом милиционера. Он показал мне в ответ бумажку — факс из центрального аппарата МВД, в котором натурально было написано, что, по оперативным данным, я, активный участник несанкционированных митингов, собираюсь в ближайшее время уехать из Москвы, и что это нужно отследить. Я спросил милиционера, зачем это нужно, он честно ответил, что сам не знает. Заполнение протокола длилось, может быть, час, и я уже начал опаздывать на свой рейс. Милиционер сказал, что волноваться не надо — отвел меня в зал для пассажиров бизнес-класса, кому-то что-то сказал, и меня даже досматривать не стали, я улетел вовремя.
В следующую командировку я уезжал поездом. На вокзале у моего вагона рядом с проводником стоял транспортный милиционер, который долго ворчал по поводу того, что ему так долго пришлось меня ждать, и поезд вот-вот уйдет. Мы сели в моем купе, милиционер достал бланк протокола и тоже стал выяснять, куда и зачем я еду. Обоим было ясно, что процедура не имеет никакого практического смысла, просто кто-то придумал, что так надо.
Продолжалось все это до декабря. Потом прошли выборы, и в командировки меня уже никто таким образом не провожал. Сейчас прошло четыре года, и какой-то антиэкстремистский генерал вспомнил о доброй традиции задействовать транспортную полицию в предвыборных делах. До выборов — неполные две недели. Тонны никому не нужных полицейских бумаг, конечно, станут важным вкладом в обеспечение политической стабильности — такой же бумажной и бессмысленной, как эти полицейские протоколы.
2 ноября 2011. На прошлой неделе, когда судили активистов партии «Другая Россия» за прошлогодние беспорядки на Манежной площади, прокурору Смирнову, требовавшему назначить подсудимым до 8 лет колонии, плеснули водой в лицо. Теперь того парня, который облил прокурора, тоже судят. Его зовут Дмитрий Путенихин, друзья называют его Матвеем Крыловым — это псевдоним, которым он подписывал свои тексты. Ему грозит два года тюрьмы по статье 296 Уголовного кодекса — «угроза или насильственные действия в связи с осуществлением правосудия и производством предварительного расследования и задержания». Вчера Тверской суд назначил ему меру пресечения — арест до 30 декабря.
Я вчера был в Тверском суде, защита Матвея звала меня в качестве свидетеля со своей стороны, но судья не захотела слушать свидетелей защиты, просто выписала парню арест и все. Я не люблю выражение «дежа вю», но никак иначе свои вчерашние чувства описать не могу — я помню этот суд, я помню этот зал и клетку для подсудимых, я помню эту судью Елену Сташину. Семь лет назад, когда Матвей Крылов, которому теперь 22 года, еще учился в школе, Сташина судила в этом зале других активистов партии, которая теперь называется «Другая Россия». Я дважды участвовал в том процессе — как свидетель обвинения и как свидетель защиты. В клетке сидели участники акции в здании Минздрава, которые, протестуя против монетизации льгот, выбросили из минздравовского окна портрет президента Путина.
Один из подсудимых, его звали Максим Громов, тогда отказался свидетельствовать против себя, конвой его куда-то увел на несколько минут, а когда Громова привели обратно, лицо у него было в крови, но разговаривать он был готов. Судья — та самая судья Сташина — сказала ему, что обращаться к ней надо «Ваша честь», и подсудимый Громов сказал, что не будет ее так называть, потому что она бесчестный человек.