— Да, она не станет ждать, — согласилась зензама. — Значит, надо предупредить других. Я должна отправиться к своей группе и сообщить им обо всем. Но вас двоих я не понимаю. Разве Ромеро не из вашей группы?
Люсиль замялась. Как же это объяснить? Времени на то, чтобы объяснять сложные отношения между Лигой и гардианами, между ВИ и колонистами, просто не было. Но Люсиль не могла лгать — по крайней мере, лгать К'астилль.
— Мне не хватит слов, чтобы рассказать все подробно и точно. Но попытаюсь сказать то, что близко к истине: я не принадлежу к группе Ромеро, к гардианам. Я — временный житель в ней. Я прибыла сюда не по своей воле, но все равно была рада в конце Дороги встретить ваш народ. Я помогла гардианам научиться говорить с вами, потому что меня побуждало любопытство и жажда знаний, но продолжать так дальше я не могу. Ваше оружие будет использовано против моей группы — получается, что я причиню вред своему народу. Я должна это предотвратить.
— А я — один из гардианов, — вступил в разговор Густав, переводчик которого не передавал смесь чувств, сквозящую в его голосе, — но я должен выйти на новую Дорогу, попытаться остановить гардианов. Группа Люсиль воюет с моей. Если моя группа нападет на своих противников, пользуясь страшным новым оружием, это заставит их усилить ответный удар. Какой смысл разжигать войну? Кроме того, нельзя допустить, чтобы в войне твой народ помогал убивать моему или мой народ истреблял твой. Стоит начаться вражде — и люди возненавидят ваш народ, начнут бояться вас. Они могут решить перебить вас всех, — закончил Густав и смущенно добавил: — Люди на это способны.
— Я верю вам, люди. Но мне часто кажется, что вы считаете нас не слишком умными — потому, что мы не умеем делать такие же вещи, как вы, или потому, что вы живете иначе, чем мы. Я понимаю: вы, люди, заняли все небо, а мы сильны в астрономии — я знаю, насколько обширно это небо. Но наши машины — живые существа, которые растут и размножаются. Если у нас есть две таких машины, у нас могут появиться миллионы.
И еще я знаю, что у Д'еталлис странные представления о нигилизме. Эта идея была пассивна, а она готова сделать ее активной. Мне не хватит слов объяснить, почему так случилось, но она стремится убить всех зензамов, всех аборигенов Заставы. Пока она обладала только оружием и знаниями зензамов, она не представляла большой опасности. Другие группы могли противостоять ей. Но, заполучив машины людей, она пойдет дальше по Дороге убийств. Не думайте, что на своих планетах вы в безопасности. Вы должны понять и поверить, как бы трудно это ни было: если Д'еталлис станет правительницей всех зензамов и решит, что смерть злодей послужит на благо ее идее, она убьет вас.
Оба человека молчали.
— Я верю тебе, К'астилль, — наконец выговорила Люсиль.
— Хорошо. Но что нам теперь делать?
— Я должна прекратить работу здесь, и сегодня же, — заявила Люсиль.
— А вы вдвоем можете обмануть остальных? — спросил Густав. — Сослаться на плохой перевод, поссориться и тому подобное?
— Нет, — покачала головой К'астилль. — Слишком многие могут сразу же обнаружить обман. Колдер права. Все мы должны прекратить работу. А я отправлюсь к своей группе и предупрежу ее.
— Тогда будь осторожна, — посоветовал Густав К'астилль и затем обратился к Люсиль: — Я смогу прикрывать тебя только несколько дней. Может, тебе удастся притвориться больной. Но что потом?
Люсиль переступила с ноги на ногу, попыталась почесать нос, но ее пальцы наткнулись на стекло шлема. Она уже в который раз пожалела, что разговор состоялся в лесу, а не в более удобном месте. Но единственным помещением, где могли с удобством расположиться все трое, был Хрустальный дворец, а там было далеко не безопасно. Она Перешла на английский, а переводчик Густава держал К'астилль в курсе дела.
— Похоже, у меня есть идея. Если я притворюсь серьезно больной, меня отправят обратно на «Ариадну»?
Густав пожал плечами:
— Видимо, да. Здесь нет настоящего врача. Но какой в этом смысл?
— Ты же сам сказал, что рано или поздно Лига найдет нас. Но когда? Сколько нам придется ждать?
Густав развел руками.
— Может бить, еще день, а может, десяток лет. Им придется обыскивать сотни систем. Но теперь у них есть причина для подобных усилий.
— Я размышляла об этом целое утро. Предположим, мы дадим К'астилль радиомаяк — устройство, подающее сигналы на частоте, которую не принимают гардианы, такое, чтобы К'астилль смогла унести его к себе в группу, а мы — впоследствии обнаружить ее.
— Это очень просто. Но что потом?
— Когда прибудут корабли Лиги, им понадобится знаток языка аборигенов Заставы, они непременно захотят поговорить. Я могу стать путеводной нитью Лиги, ее входным билетом.
— Ну и что в этом хорошего? — пожал плечами Густав. — Если не считать того, что твоя сторона выиграет войну?
— Так мы сможем удержать Лигу от войны с аборигенами Заставы. Если по войскам Лиги будет нанесен удар мощным биологическим оружием и Лига выяснит, что оружие появилось с этой планеты, там могут решить уничтожить аборигенов Заставы, чтобы спастись самим. Если в Лиге решат, что все аборигены Заставы — союзники гардианов, дело может принять слишком плохой оборот.
— Пожалуй, да, — подтвердил Густав. — Но что мы можем сделать?
— Если мне удастся связаться с войсками Лиги, как только они прибудут сюда, я смогла бы свести их с другими группами аборигенов, объяснить, что не все они поддерживают Д'еталлис. Возможно, таким способом мне удается предотвратить войну.
— Может быть. Но каким образом? Как ты выберешься отсюда? Ты уже подумала над этим?
— Можно сказать, что из-за повреждения шлема я наглоталась углекислоты. Как смертельно больную, меня отправят на «Ариадну». Поправившись, я угоню шлюпку и сделаю вид, что пытаюсь вырваться за пределы системы. Мы можем представить дело так, словно я погибла при попытке к бегству. Я приземлюсь здесь по сигналу маяка К'астилль и буду ждать прибытия войск Лиги, а потом свяжусь с ними.
— Но как?
— Если шлюпка еще будет исправна, вылечу им навстречу. В противном случае воспользуюсь передатчиком из шлюпки или радио аборигенов.
— А как насчет выживания? Может, тебе придется провести здесь много лет, — напомнил Густав. — Ты же не сможешь питаться едой аборигенов. Ты умрешь от отравления углекислотой, если попытаешься дышать их воздухом. Тебе придется или жить в шлюпке, или не вылезать из скафандра. А они долго не протянут.
— Подождите! — вмешалась К'астилль, с трудом выговорив английское слово и снова переходя на 3—1. — Если я правильно поняла, проблема только с едой и воздухом — и это совсем не проблема. Мы сможем обеспечить Люсиль воздухом и едой, пригодными для нее. В этом можете не сомневаться.
— Значит, решено, Джонсон, — заметила Люсиль. — Как думаешь, мне удастся сбежать со станции? Не забывай, все операторы радаров «Ариадны» — военнопленные.
— В самом деле, я и забыл об этом. Если они помогут тебе, если мы точно выберем время, у тебя будет шанс, хотя только Богу известно, не попадут ли в тебя на самом деле.
— Не возражаю. Надо, чтобы моя смерть выглядела убедительно для гардианов. Не хочу, чтобы они начали поиски, пытаясь выжать из меня что-нибудь еще.
— А если ты и вправду погибнешь? Что тогда? Самоубийством войну не остановишь.
— Знаю, но я…
— Люсиль, послушай! Ты никому не принесла вред преднамеренно. Ты попалась в ловушку, оказалась пленницей нашей системы, у тебя не было выхода, а тут подвернулась редкая возможность, не имеющая ничего общего с войной. Ты учила чужой язык и не виновата в том, как использовались твои знания. Ты же не рассказала мне, где находятся военные базы или заводы Лиги…
— Прекрати, Джонсон! Да, я ничего не делала намеренно, но факты остаются фактами, и теперь я всю жизнь буду помнить, что мой народ обречен на смерть из-за моего якобы безобидного поступка. Я предала сама себя…
— Не только ты, — вмешалась К'астилль на 3—1. — Я только что отдала предпочтение чуждым существам перед своим народом, я объединилась с тобой против правительницы группы, которая приняла меня. А Густав обдуманно решил предать свою группу. Из нас троих тебе повезло больше всего: ты совершила предательство случайно, а мы с Густавом знали об этом заранее. Но так или иначе, мы изменники.
— И все красивые слова, этические нормы, кодексы чести и представления о том, что хорошо и плохо, ничего не изменят, — добавил Густав. — К'астилль права: я предполагал, что всем нам придется столкнуться с такой проблемой. Мне очень жаль. По-моему, наш план мог бы сработать. Ты ведь понимаешь, на что идешь? Тебя могут убить, выследить где-нибудь на Заставе и прикончить, лишив воздуха. Но все-таки нам следует попытаться.
— Но что будет с тобой? — спросила Люсиль.
— Не знаю. Возможно, меня схватят и расстреляют. А если повезет, я по-прежнему останусь здесь, в лагере, или вернусь на «Ариадну».
— Тогда оставайся здесь и выживи. Я сжигаю за собой все мосты. Один из нас должен наверняка уцелеть.
— Ты поручила мне слишком легкую работу.
— Густав, ты — мой враг. Мы на войне, и я и ты. Но я хочу, чтобы ты выжил. Я возненавижу себя за предательство в сто раз сильнее, если по моей вине погибнешь ты.
К'астилль в замешательстве смотрела, как Колдер взяла Густава за руки и крепко пожала их, прежде чем отпустить. Оба человека обменялись совершенно особыми взглядами, а затем отвернулись, очевидно чем-то взволнованные.
— Это невозможно, Люсиль. Но Бог свидетель, я… нет, даже выговорить не могу…
— Я тоже, Джонсон. Нам лучше вернуться, пока нас не хватились.
Они попрощались с К'астилль, договорились о встрече на следующий день и вернулись к джипу.
Задумавшись, К'астилль еще долго смотрела вслед людям. Прикосновение этих двоих казалось странным, непривычным, как будто оба они хотели… К'астилль не могла признаться даже себе, чего они могли хотеть.
Но эти инопланетяне не могли быть монстрами. Кроме того, К'астилль встревожило не только их необычное поведение. Переводчик лишь приблизительно передавал ей смысл разговора, который люди вели на английском, и К'астилль могла примириться с некоторыми неточностями. Но у нее сложилось впечатление, что они говорили о медицине, но не как о странной, ужасающей и опасной науке, а как о чем-то заурядном и привычном.