.
Для Ленина главными врагами были не предатели Второго Интернационала, а силы капитализма и те, кто поддерживал их. Выражаясь словами из пункта 6 его программы,
каждая партия, желающая принадлежать к Третьему Интернационалу, обязана разоблачать не только откровенный социал-патриотизм, но и фальшь и лицемерие социал-пацифизма: систематически доказывать рабочим, что без революционного низвержения капитализма никакие международные третейские суды, никакие договоры об уменьшении вооружений, никакая «демократическая» реорганизация Лиги народов не спасут человечество от новых империалистических войн.
Таким образом, революция становилась наследием трудового интернационализма XIX в., а Лига Наций разоблачалась как «священный союз капиталистов», созданный с целью подавления рабочей революции»[211].
Интернационализм Ленина и интернационализм Вильсона конкурировали с самого начала: каждый из основоположников признавал новаторское течение в международных делах, возглавляемое соперником. Конкуренция началась со своего рода братского соперничества. Разоблачение Лениным секретной дипломатии подтолкнуло Вильсона к написанию его «Четырнадцати пунктов», с поддержкой «открытых мирных пактов» и явным призывом к русским вступить в «сообщество наций, управляемых их собственными решениями». В 1918 г. Вильсон все еще надеялся убедить «народы России» в своих добрых намерениях. Однако начало Гражданской войны, союзническая интервенция и распространение радикализма не только в Европе, но и в США в 1919 г. значительно отдалили стороны друг от друга. Большевизм превратился в каком-то смысле в первопричину существования Лиги. В марте 1919 г. Вильсон доверительно сообщил Ллойду Джорджу, что «если мы хотим предложить Европе альтернативу большевизму, нам надо превратить Лигу Наций в организацию, которая сможет защищать соседей и наказывать хищников». Когда Лига была основана, Россию не пригласили в нее вступить, а официальная позиция Америки гласила, что дипломатическое признание большевистского режима не представляется возможным.
Коминтерн поэтому был основан не только с целью воспользоваться «гигантскими темпами мировой революции», но также для защиты этой революции от поражения перед «союзом капиталистических государств, сплотившихся… под лицемерной вывеской Лиги Наций». Членство в нем являлось способом подтвердить верность российским большевикам, объявившим себя лидерами «новой эры в истории». Тем не менее у него имелось и более глобальное значение. Будучи решительно настроенным антиэволюционным марксистом, Ленин проявлял больше внимание – и не упускал случая заявить об этом публично – к тому факту, что революция началась в России, но теперь крайне важно обеспечить ее распространение по всему земному шару. Если наступление социалистического общества неизбежно, то оно должно осуществиться путем революции. Таким образом, второй целью Коминтерна была поддержка революционных сил за рубежом. Как и Ленин, большинство лидеров большевистской партии много путешествовали, жили за границей и знали иностранные языки; Коминтерном они управляли как инструментом для упрочения международных связей и отношений, сложившихся у них ранее, в довоенные годы[212].
Иными словами, большевики воспринимали провал Второго Интернационала как победу с более широкой международной перспективы. Война, по их мнению, стала катализатором долгожданной всемирной революции. Известный большевик Николай Бухарин рассуждал о «противоречиях в капиталистическом устройстве», которые привели к «гигантскому взрыву». Империалистическая система пребывала в коллапсе. Только пролетариат мог спасти человечество: «Он должен положить конец правлению капитала, упразднить войны, отменить границы между государствами, превратить весь мир в единое общество, воплотить в реальность принципы братства и свободы народов». Основным препятствием к этому являлся собственно мировой капитал, мобилизовавшийся под лозунгом Лиги Наций, «источающий потоки пацифистских речей». Западные рассуждения о мире – сплошная фикция, утверждал другой русский делегат. Британия и Америка рассуждают о «демократической внешней политике», однако остаются такими же империалистами. «Альзас и Лотарингию передали Франции, не спрашивая население; Ирландия, Египет, Индия лишены права на национальное самоопределение; Югославское государство и Чехословацкая Республика учреждены силой оружия». Что же касается Лиги Наций,
если она и будет формально учреждена, то просто сыграет роль Священного Союза капиталистов в борьбе с рабочей революцией. Пропаганда в пользу Лиги Наций – лучший способ внести раздор в революционное сознание рабочего класса. Вместо принципа международного союза революционных рабочих республик она предлагает принцип международной ассоциации мнимых демократий, достигнутых путем классового сотрудничества пролетариата с буржуазией. Лига Наций – обман, которым предатели, действующие в пользу международного капитала, хотят расколоть силы пролетариата[213].
Сам Ленин называл Лигу «смердящим трупом» и «союзом бандитов со всего мира против пролетариата». Казалось, будто борьба Макса и Мадзини 1860-х гг. разворачивалась заново, но в гораздо более серьезном масштабе: в каком-то смысле вся холодная война стала продолжением старой борьбы концепций XIX в. о международном порядке, которые некогда озвучили обедневшие ссыльные в Лондоне, но позднее подхватили самые влиятельные государства мира. Тем не менее на практике дело обстояло по-другому. Коминтерн официально просуществовал более двух десятилетий, но по мере того как большевизм полностью подчинил себе СССР, а перспектива скорейшей мировой революции померкла, официальная позиция советских дипломатов по отношению к Лиге и ее членам стала более терпимой и приобрела даже примирительный тон.
Война большевиков с поляками и патовая ситуация, последовавшая за ней, стали поворотной точкой: Ленину пришлось осознать, что революция в остальной части Европы обречена на провал. Когда британцы в 1920 г. попытались своим посредничеством положить конец русско-польской войне, советский комиссар по иностранным делам приветствовал их инициативу, но воспользовался ею, чтобы лишний раз утвердить позиции нового государства. Он заявил, что Россия не признает вмешательства «группы правительств под названием Лига Наций» и, безусловно, не принимает предложения Лиги выступать в качестве арбитра в международных делах, не касающихся ее членов. «Советское правительство ни при каких условиях не признает за группой держав право брать на себя функцию верховного суда над всеми государствами мира»[214]. Такая относительно примирительная позиция укрепилась двумя годами позднее, когда Россию пригласили принять участие в конференции по международной экономической реконструкции в Женеве. Комиссар по иностранным делам Георгий Чичерин – полиглот, выходец из богатого аристократического рода дипломатов и юристов, – постаравшись забыть о своем заключении в лондонской тюрьме Брикстон, высказался там за сотрудничество и сосуществование «старого социального порядка и нового порядка, рождающегося ныне», а также предложил принять участие в «пересмотре Пакта Лиги Наций с целью превратить ее в настоящую Лигу Народов»[215].
Из его идеи ничего не вышло, но эра непримиримости Советов явно осталась в прошлом. К середине 1920-х гг. капитализм в Европе стабилизировался, однако стало ясно, что Лига не может способствовать подавлению революции. В Индии и Египте глобальная революционная война ослабела: ожидания Коминтерна касательно дальнейшей борьбы за социализм в Персии, Армении, Турции и, прежде всего, в Китае, где поражение в 1927 г. оказалось особенно болезненным, не оправдались, а количество членов партии в этих странах стало быстро сокращаться. Негритянское бюро Коминтерна подстрекало африканцев к восстаниям, но за пределами Южной Африки не было коммунистической партии и революционных движений. Попытки мобилизовать черное население Америки под девизом национального самоопределения в южных штатах потерпели провал. По мере того как принципы Коминтерна утрачивали привлекательность, все больше советских торговых делегаций отправлялось в европейские страны; правительства начали признавать большевиков как легитимную власть в стране. В СССР отвергающая логика большевистского международного права уступила место приспособлению и прагматизму, так что в конце 1925 г. Москва ответила согласием на приглашение Лиги участвовать в планировании всеобщей конференции по разоружению[216].
Это не означало, что Коминтерн отошел на второй план. Наоборот, наследники Ленина активно стремились урвать свой кусок пирога, налаживая дипломатические отношения с европейскими державами, несмотря на то, что поддерживали коммунистические партии и антиколониальные националистические движения по всему миру. В середине 1920-х гг. благодаря мастерству Вилли Мюнценберга антиколониализм оказался в центре деятельности Коминтерна. Брюссельская конференция – Мюнценберг специально выбрал этот город, чтобы разоблачить преступления бельгийцев в Конго, – и Берлинская лига за борьбу с империализмом на время объединили европейских антиимпериалистов, путешественников и колониальных националистов, таких как Неру и Чан Кайши. Однако эти пропагандистские мероприятия, пускай и успешные, не имели под собой прочной основы, так что Сталин и его окружение не восприняли их всерьез[217]. В середине 1920-х гг. Москва уже разочаровалась в перспективе цепочки революций в азиатских странах; большинство жителей Центральной Азии к тому времени уже поняли то, что другим станет ясно позднее, – что безопасность для Москвы дороже революции и что из-за этого баланс сил в Европе всегда будет высшим приоритетом.