Более масштабными и многообещающими, но и менее кон тролируемыми, были попытки создать ассамблеи «миролюбивых» граждан: хотя такие организации, как Всемирный совет мира и Мировой конгресс сторонников мира, превозносились Москвой в качестве потенциальной альтернативы ООН, просуществовали они еще меньше. Последние попытки русских объединить коммунистические партии всего мира на базе периодических конференций столкнулись с многочисленными проблемами и продемонстрировали лишь, насколько сильным даже у предположительно дружественных государств и партий было сопротивление самой идее согласиться с лидирующей ролью Москвы, на которой Ленин настаивал в 1919 г. Сначала Югославия, а затем Китай перешли в разряд идеологических противников, отчего проведение подобных съездов стало настолько сложным, что уже не оправдывало затраченных усилий: все равно они не приносили никаких ощутимых результатов, а заканчивались разве что подписанием расплывчатых коммюнике. К началу 1960-х гг. Куба стала для Москвы альтернативным источником поддержки в ее революционных идеях. Тем временем ООН сохраняла свою важную роль в мировой политике. Как, по сути, соглашался еще в 1947 г. Жданов, даже из-за международных институтов, которые в период холодной войны создавали и контролировали американцы и их союзники, СССР не мог себе позволить полностью отойти в сторону[294].
СССР, таким образом, оставался в составе ООН, и после смерти Сталина его последователи начали обнаруживать в ней новые возможности для расширения своего глобального влияния. Когда в 1956 г. Ханс Моргентау назвал ООН «большим альянсом» в противовес другому «большому альянсу» СССР и его союзников, это утверждение, которое было бы близко к истине в начале десятилетия, казалось уже устаревшим[295]. К тому моменту Советский Союз участвовал в работе технических служб ООН, вернулся в МОТ, ЮНЕСКО и ВОЗ, а при новом Генеральном секретаре Даге Хаммаршельде помогал в проведении переговоров, положивших конец конфликту в Корее, и сыграл важную роль в переговорах с Китаем, которые Хаммаршельд проводил лично, по освобождению американских пилотов. В 1955 г. впервые за много лет прошли серьезные переговоры по разоружению и мирному использованию атомной энергии, был подписан Австрийский мирный договор и нормализовались дипломатические отношения СССР с Западной Германией и Японией. Наконец (в контексте ООН это было самым значительным достижением), в том же году был преодолен запрет на новое членство, что позволило 16 новым странам стать членами организации, так что следующее десятилетие стало наиболее динамичным за всю историю ООН[296].
Линия «мирного сосуществования» между капитализмом и коммунизмом, которой СССР начал придерживаться в период между двумя войнами, при Никите Хрущеве подверглась переосмыслению: Кремль теперь сосредоточивался не столько на разделении Европы на два лагеря во время холодной войны, сколько на борьбе за влияние в Африке и Азии. Главным идеологическим вопросом того периода – и Москва это понимала, как понимала и то, что в его решении может поставить ООН на службу своим интересам, – являлась борьба против колониализма. Конечно, обе супердержавы претендовали на роль борцов с колониализмом, однако у американцев имелся сдерживающий фактор: колониальные державы были их основными союзниками, и, в особенности в 1940-х гг., США не могли себе позволить публично ставить их в неловкое положение. СССР подобные факторы не ограничивали, так как его ближайшие союзники – восточноевропейские государства – не имели своих колоний. СССР, как заявил Жданов в 1947 г., являлся «единственным истинным защитником свободы и независимости всех народов, борцом с национальными притеснениями и колониальной эксплуатацией в любой возможной форме». В одном из своих последних выступлений Сталин отказался от старого деления мира на «социалистический» и «империалистический» лагеря и признал существование третьего «мирного лагеря», который социализму было жизненно важно склонить на свою сторону. Сталин приложил немало усилий, чтобы преодолеть раскол в Европе. Однако его молодые коллеги стремились пойти дальше. Во Франции демограф Альфред Сови предложил термин «Третий мир», подразумевая под этим понятием колониальный мир Африки и Азии, а также его растущее влияние на ход холодной войны. Третий мир являлся зоной возможной модернизации. После смерти Сталина в 1953 г., в особенности при его преемнике Никите Хрущеве, интерес СССР к делам колониального мира, снизившийся к 1934 г. по политическим причинам практически до нуля, проявился вновь как главное отражение старого марксистского интернационализма. Ответ США не заставил себя долго ждать, и былая борьба Маркса и Мадзини началась заново, уже в глобальных масштабах, а ООН стала главным театром боевых действий.
Оглядываясь назад, можно сказать, что Европа лишилась своих колоний с поразительной скоростью. Империи, складывавшиеся на протяжении веков, разрушались за считанные десятилетия.
Деколонизация как процесс имела, безусловно, долгую историю: она началась в конце XVIII в. у американцев, но затем претерпела обратное развитие, когда в конце XIX в. началась борьба за Африку и Ближний Восток. Даже во время Второй мировой войны мало кто из европейцев мог предвидеть, что в течение двух десятков лет их империи будут практически утрачены. Конечно, Европа знала о подъеме националистической оппозиции европейскому правлению, особенно во время самой войны, однако Черчилль, Смэтс и другие воспринимали новую структуру международной безопасности с центром в виде ООН как способ закрепить правление белой расы, а не подорвать его. Черчилль быстро положил конец рассуждениям о том, что свободы, перечисленные в Атлантической хартии 1941 г., следовало распространить и за пределы Европы. Голландское правительство в ссылке, настроенное не менее решительно, настаивало на том, что ему удалось разработать «доктрину синтеза», в рамках которой Восток и Запад должны были объединиться под их патронажем, отрицая любые притязания на независимость Индонезии или Суринама. Когда Америка выдвинула предложение передать ответственность за колонии новой Организации Объединенных Наций, потрясенные европейцы сослались на свою цивилизующую миссию. Рене Плевен, секретарь по делам колоний в правительстве Де Голля, возглавил их протесты:
В настоящий момент, когда Франция более чем когда-либо осознает важность своей империи… выдвигается новая доктрина, в рамках которой ответственность за колонии перекладывается с народов, которые заботились о них на протяжении веков… на некую международную организацию, которая, как предполагается, является мерилом всеобщей справедливости… компетентности и достоинства. Ни интересы, ни желания населения колоний не будут удовлетворены реформой, которая передаст некой организации, действующей от коллективного имени, продолжение работ по освобождению примитивных обществ от бедствий, с которыми они сталкиваются: болезней, неграмотности, предрассудков, тирании…
На процесс деколонизации влияли и другие силы, не только США и СССР, поддерживавшие притязания колоний на независимость. Фашистские державы в Европе были слишком европейскими и слишком фашистскими, чтобы признать потенциальную привлекательность антиколониализма, пока не стало слишком поздно. В Восточной Азии падение голландского, французского и британского правления подстегивало стремление японцев разыграть антиевропейскую карту. Движение к Бандунгской конференции, как написал один историк, началось, по сути, с японского переворота в 1940 г. Сотрудничество японцев с националистами в Азии во время войны стало одной из причин недовольства Европы этим регионом в 1945 г. и попытки вернуть прежнее положение: в голландской Ост-Индии и французском Индокитае колониальное правление удалось восстановить только силой оружия. Индийская Партия конгресса начала военную кампанию восстаний и гражданского неповиновения, тысячи индийцев были арестованы. Ганди и Неру не настаивали на немедленном решении вопроса, пока война еще шла, однако ясно давали понять, что после войны будут и дальше бороться против колониального правления европейских держав: «Наша борьба – всего лишь ступень в борьбе угнетенных народов всего мира»[297].
Вынужденные оказывать сопротивление подобному давлению, европейцы ответили весьма изобретательно: они превратили «аборигенов» в «автохтонов», империю в «Союз», а протектораты (колониальное понятие, дискредитированное нацистским правлением в Чехословакии) в «ассоциированные государства». Цивилизующая миссия отказывалась умирать. «Британский империализм, если он когда-то и существовал, давно уже умер – за исключением разве что девиза, который повторяют наши критики», – гласила пропагандистская брошюра Уайтхолла в 1946 г. По утверждению Министерства по делам колоний, «колониальная система являлась наглядной иллюстрацией демократии под мудрым руководством». Браззавильская декларация Франции 1944 г. о будущем империи провозглашала, что «народы заморских территорий не желают никакой другой независимости, кроме независимости Франции»[298]. Когда местное население начинало демонстрировать свое несогласие с этим утверждением, его сопротивление подавлялось самыми кровавыми методами. Десятки тысяч жителей Алжира погибли от рук французов в мае 1945 г.; не менее жестоко были подавлены восстания в Сирии и на Мадагаскаре.
Имперское правление имело скрытую поддержку и в США. Заместитель госсекретаря при Рузвельте Самнер Уэллс мог сколько угодно воспевать конец «эры империализма»[299]. Однако в военном ведомстве Генри Смитсон уже вовсю рассуждал о необходимости распространения американских военных баз на заморских территориях. Получалось, что пока Госдепартамент составлял план передачи после войны